Две дороги Куплеты, сложенные от скуки в дороге Тоскуя – полосою длинной, В туманной утренней росе, Вверяет эху сон пустынный Осиротелое шоссе… А там вдали мелькает струнка, Из-за лесов струится дым: То горделивая чугунка С своим пожаром подвижным. Шоссе поет про рок свой слезный: «Что ж это сделал человек?! Он весь поехал по железной, А мне грозит железный век!.. Давно ль красавицей дорогой Считалась общей я молвой? И вот теперь сижу убогой И обездоленной вдовой. Где-где по мне проходит пеший; А там и свищет и рычит Заклепанный в засаде леший И без коней – обоз бежит…» Но рок дойдет и до чугунки: Смельчак взовьется выше гор И на две брошенные струнки С презреньем бросит гордый взор. И станет человек воздушный (Плывя в воздушной полосе) Смеяться и чугунке душной, И каменистому шоссе. Так помиритесь же, дороги, — Одна судьба обеих ждет. А люди? – люди станут боги, Или их громом пришибет. Канун пред Св. причастием
Завтра, завтра в дом Закхея Гость таинственный придет, И, бледнея и немея, Перед ним Закхей падет. Мытарь смутен, беспокоен, — Вскликнет в сретенье Его: «Недостоин, недостоин Посещенья Твоего!.. Гость чудесный, Гость небесный! Ты так светел и лучист! А сердечный дом мой тесный И не прибран, и нечист! Где же гостя посажу я? Тут и там сидел порок: Тут и там, где ни гляжу я, Вижу все себе упрек! Чем же Гостя угощу я? Добрых дел в прошедших днях Все ищу и не сыщу я: Весь я в ранах и грехах!» Был ответ: «Не угощенья, Не здоровых я ищу: Завтра к чаше исцеленья Я болящих допущу. Завтра, Собственною Кровью, Благодатию Отца, Духом мира и любовью Весь войду Я к вам в сердца! И душа, хоть вся б истлела В знойном воздухе грехов, Моего вкусивши Тела, Возродится к жизни вновь!» Так – надеждой в душу вея, — Кто-то будто говорит: «Завтра, завтра Гость Закхея И тебя же посетит!» О, приди ж, наш Гость священный, С чашей жизненной Своей: Ждет грехами отягченный, Новый ждет Тебя Закхей! 1867 Павел Александрович Катенин 1792–1853 Грусть на корабле Ветр нам противен, и якорь тяжелый Ко дну морскому корабль приковал. Грустно мне, грустно, тоскую день целый; Знать, невеселый денек мне настал. Скоро минуло отрадное время; Смерть все пресе́кла, наш не́званый гость; Пала на сердце кручина как бремя: Может ли буре противиться трость? С жизненной бурей борюсь я три года, Три года милых не видел в глаза. Рано с утра поднялась непогода: Смолкни хоть к полдню, лихая гроза! Что ж! может, счастливей буду, чем прежде, С матерью свидясь, обнявши друзей. Полно же, сердце, вернися к надежде; Чур, ретивое, себя не убей. 1814 Сонет Кто принял в грудь свою язвительные стрелы Неблагодарности, измены, клеветы, Но не утратил сам врожденной чистоты И образы богов сквозь пламя вынес целы; Кто те́рновым путем идя в труде, как пчелы, Сбирает воск и мед, где встретятся цветы, — Тому лишь шаг – и он достигнул высоты, Где добродетели положены пределы. Как лебедь восстает белее из воды, Как чище золото выходит из горнила, Так честная душа из опыта беды: Гоненьем и борьбой в ней только крепнет сила; Чем гуще мрак кругом, тем ярче блеск звезды, И чем прискорбней жизнь, тем радостней могила. 1835 Михаил Васильевич Милонов 1792–1821 На кончину державина Элегия Не was a man, take him for all in all, We shall not look upon his like again. Шекспир О ком, зрю, хариты и музы в печали, О ком умоляют власть грозных судеб? Но тщетно на урну, взывая, припали: Ты скрылся, Державин! – ты скрылся, наш Феб! И глас их не слышит уж сердце поэта! Цевницы во прахе – нет жизни в струнах… О бард! и на лиру, пленявшу полсвета, На лиру ль бессмертья сей падает прах? Где ж вечность и слава, о коих поведал И двигал к ним сердце героев, царей? Кому, песнопевец, кому ты передал Небесный твой пламень, другой Прометей? Увы, все в подлунной на миг лишь созданно! Кичливости смертных повсюду урок; Нетленный твой вижу, злой смертью сорванный, На гробны ступени катится венок… Венок, кем бессмертна России царица? Что слава сплетала, тобою гордясь? Нет, бард наш единый! прах скрыла гробница — Но вечность над нею с тобой обнялась! И, в недра приемля гроб славного праха, Обитель истленья, святится земля. Вняв глас твой, о гений! со смертью без страха Сойдусь – и за гробом увижу тебя: В сияньи небесном, где днесь, песнопевец, Ты вновь пред Фелицей – царей образцом, И севера витязь, ее громовержец, Склоняет при встрече пернатый шелом. Сияй между ними, от муз похищенный, На след твой взираю я с завистью днесь — И скорбью к могиле несу отягченный Все, что лишь имею: и слезы, и песнь! Там, мнится, твой гений гласит, отлетая: «Что петь мне: царицы единственной нет!» Отчизна вещает, твой гроб обнимая: «С величьем народа родится поэт». Как дни исчезают, и смертных так племя, — Гробницей великих их след познаю; Твой памятник видя, зрю, самое время Склонилось недвижно на косу свою. Твой путь был ко славе усыпан цветами; Особая участь счастливцу дана: Ты пел, окруженный бессмертья сынами, — По отзывам лиры ценят времена. 1816 |
