Сердце Руа упало, она качнула головой:

– Нет, ты не он. – Она не понимала, почему сказала это, хотя и не хотела. Но у нее не было времени поразмыслить о своем предательском языке – ноги подкосились. Руа уже было подумала, что Ренвик накажет за ее слова, позволит упасть, но он подхватил ее.

– Не спи, Руа. Пожалуйста! – Панический возглас Ренвика звучал далеко от Руа. Она уже не видела ничего вокруг – только его испуганное лицо перед собой.

– Я здесь, – донесся до нее мягкий женский голос, и Руа услышала быстро приближающиеся шаги. Она закрыла глаза.

Запах гвоздики и свежевыпавшего снега среди вечнозеленых деревьев укутал Руа с головой. Она чувствовала морозный зимний воздух даже в тепле своей постели. Но это была не ее кровать. Простыни были мягче, подушки другие, и этот запах… В ее палатке пахло чаем и бергамотом.

От гула в голове захотелось зажмуриться, невидимые тиски сдавливали череп. Руа сглотнула и почувствовала, что в горле пересохло и саднило. Она моргнула и открыла глаза: у кровати в мягком бархатном кресле сидел енвик. Одежда его была измята, волосы – въерошены: видимо, он просидел рядом довольно долго. Но, когда взглянул на нее, его глаза смотрели ясно, а губы растянулись в улыбке. Он откинул волосы, и Руа уставилась на царапины на его лице.

– Ты жива.

– Меня не так-то просто убить, – прошептала Руа.

Она не помнила, как исцарапала его щеки, но, когда попыталась спросить, Ренвик ее опередил:

– Я заслужил это, – пробормотал он. – Это и многое другое, Руа. Я должен был все тебе рассказать сразу же, как только увидел. Но я… – Он отчаянно пытался заглянуть ей в глаза. – Не смог бы вынести, если бы ты меня за это возненавидела.

Руа ничего не ответила – она, пусть с трудом, но могла понять его мотивы. Однако прощать пока не собиралась.

– У тебя бывают видения? – спросила она. Ренвик отшатнулся, будто его ударили.

– Никто не спрашивал меня об этом раньше.

– Никто из выживших, – парировала Руа и тут же пожалела о своих словах: Ренвик мгновенно спрятался за стальными доспехами, стерев с лица печаль. – Я не представляю, каково это – быть наполовину ведьмаком и расти в королевстве, в котором убивают и порабощают ведьм.

– Но ты можешь представить, что бы со мной сделали, если бы узнали? – прошептал Ренвик. В его голосе слышались отголоски ужаса, и Руа вздрогнула.

– Твои родственники захотели бы посмотреть, как далеко смогут зайти, выбивая из тебя видения, как из других ведьм.

Ренвик сглотнул и покачал головой.

– У меня не бывает таких ясных видений, как, например, у Анерин. Это просто маленькие вспышки в сознании. И я заталкиваю их так глубоко, как только могу.

– Это больно? Отгонять от себя видения?

Изумрудные глаза заглянули в ее.

– Да.

Она глубоко, судорожно вздохнула. Ренвик так крепко держал видения внутри себя! Руа не могла и близко представить, какого это – отказываться от собственной магии. Это была пытка.

– Ты когда-нибудь испускал свет?

– Один раз, – ответил Ренвик и положил голову на руки. Все его тело напряглось, словно он готовился к битве. – Мне было восемнадцать. Я пошел в аптеку к коричневой ведьме в Мурренейре. Боялся, что умру, и она дала мне зелье… – Ренвик потер лицо руками и поправился: – Яд. Она дала мне яд.

В этот момент он выглядел таким открытым, не прячась за суровостью и изящными одеждами.

– Ты пьешь его с восемнадцати лет? – От этой мысли на глаза Руа навернулись слезы. Он потратил почти десятилетие своей жизни, борясь с видениями, отравляя себя, живя в страхе, что его раскроет собственный отец.

– Большинство видений – это не образы, а чувства. Например, я почему-то знаю, что Тадор возвращается из Друнехана верхом, хотя он об этом мне ничего не говорил. – Он облизал нижнюю губу и прикусил ее, словно раздумывая, стоит ли продолжать. – Но всю жизнь меня упорно преследовало одно и то же видение.

– О чем? – спросила Руа, сердце забилось, когда она взглянула в эти пронзительные глаза.

– О тебе.

Она знала, что он скажет это, но эти слова все равно заставили мир вокруг остановиться, а Руа свободно лететь сквозь время. Стены палатки прогнулись и затряслись от порыва ветра, пронесшегося над лагерем. В остальном, кругом была тишина.

– Я видел тебя в горах. – Ренвик смотрел в потолок и сжимал челюсть между резкими вдохами – будто он мог затолкать чувства поглубже в себя, как и свои видения. – Ты пряталась за хижиной. Уперла подбородок в колени и плакала. – Его голос дрогнул. – Я знал, кто ты. Кто ты для меня.

Руа не знала, что именно видел Ренвик – почти всю жизнь она провела, прячась и проливая слезы в одиночестве. Она не могла позволить ведьмам увидеть ее слабость. И это было их проклятием, камнем, который она до сих пор таскала на своей шее.

Руа оглядела Ренвика, его поникшие плечи, и печальное выражение лица, и ненавистные слезы вновь подступили к глазам. И, как и Ренвик, она подняла взгляд к потолку – отличный трюк, чтобы не дать слезам упасть. Интересно, он тоже этому научился в детстве? Посмотрев на короля Севера, Руа показалось, что сейчас в этой палатке сидят не две королевские особы, а просто два одиноких человека, которым всю жизнь приходилось прятаться от тех, кто их, вообще-то, должен был любить.

– Мы ведь встречались раньше, не так ли? – прошептала Руа, вновь устремив взгляд на потолок. Она искала в памяти Ренвика, но его не было. Она помнила дым, крики и боль, но не была уверена, действительно помнит это или это просто кошмарные догадки о том, как все могло быть на самом деле. – Ты был там той ночью, когда Хеннен пытался убить всю мою семью?

– Да. – Голос Ренвика дрогнул. – Я видел, как ведьма схватила тебя и убежала. Она практически вышвырнула тебя из огня. Я вытащил Раффиела, прикрыл его, пока он карабкался по оконному карнизу. Пытался сделать вид, что сражаюсь с его охраной. Я довольно долго играл за обе противоборствующие стороны.

– Но зачем тебе было помогать нам до того, как ты узнал, кто я для тебя?

Губы Ренвика задрожали, голос сломался:

– Потому что я никогда не хотел ничьей смерти.

Их глаза встретились, и одинокая слеза скатилась по его щеке.

– Может, я и чудовище, раз долгие годы делал все, чтобы выжить. Но я – не мой отец.

Вид плачущего Ренвика что-то переключил в Руа, и слезы потекли по щекам, словно кто-то сломал плотину. Он помогал ее семье еще до того, как узнал, что они суженые. Это не магическая связь заставляла его поступить правильно – он сам этого хотел. Эта мысль больно кольнула, и с губ Руа сорвался дрожащий всхлип. Ренвик, услышав его, вскочил на ноги, обхватил ее лицо и прижался лбом к ее лбу.

– Прости меня, – прошептал он, а она потянулась к нему и коснулась своими солеными губами его губ. – Прости за всю ту боль, что я причинил тебе.

Руа протянула руку и огладила его подбородок.

– Ох, нет. Ты не плохой человек, Ренвик.

Он попытался отстраниться, но она притянула его лоб к своему, удерживая, заставляя выслушать:

– Я знаю, что ты мне не поверишь, но это правда. Ты совершал ужасные вещи, ты поступал мужественно, и я не знаю, что в тебе перевешивает – добро или зло, но мне, нахрен, все равно. Я не буду подсчитывать проценты и не буду взвешивать твою душу. – Слезы текли и текли по их щекам, и Руа наконец произнесла те слова, которые и сама мечтала услышать: – Я вижу тебя, все темные уголки твоего сердца – так же, как ты видишь мои. И я люблю тебя.

Его губы столкнулись с ее губами. Как отчаянно они оба нуждались в этом – любить кого-то, быть любимыми, разрешить себе сказать правду, которая рвалась наружу. Руа крепче обняла его и потянула к себе, желая прижать его грудь к своей. Ренвик оперся о кровать одной рукой, второй пытаясь стащить одеяло, разделявшее их, так отчаянно, словно это был их единственный шанс побыть вместе.

– Ваше Величество, – послышался взволнованный голос из-за стены палатки, и Ренвик с рычанием разорвал их поцелуй.