Генджи лишь улыбнулся в ответ.

Великий детектив Генджи. Как название какой-нибудь манги или аниме.

Невольно вспомнилось его настоящее имя, – то самое, которым уже долгое время никто не пользовался. Учителя называли Генджи по фамилии, ученики – все, без исключения – короновали его Генджи либо с почтением, либо с насмешкой. Но Генджи не обижался, в конце концов, он сам ратовал за то, чтобы все его так называли. Человек, постоянно носящий псевдоним, вскоре перестает отзываться на свое настоящее имя, а люди, которым он не безразличен, забывают его вместе с ним, как сказал однажды Генджи. Вполне справедливо.

Когда пришла пора расходиться, Хидео серьезно сказал другу напоследок:

– Обещай, что не наделаешь глупостей.

– Я? Уж я не наделаю, не беспокойся, – ответил Генджи, коротко рассмеявшись.

Генджи встретил ее на крыльце, при этом Лили до последнего не хотела заходить внутрь, чувствуя и боясь, что собака Генджи, также находясь в доме, может броситься на нее. Отчасти этот страх был иррационален, но для Лили это ровно ничего не значило – это не она боялась, а ее трясущееся тело, которому нельзя было так просто втолковать немыслимость испытываемого чувства.

– Я запер его, не беспокойся, – нетерпеливо проговорил Генджи, стремясь как можно скорее захлопнуть за Лили дверь.

Она прошла вперед, заглядывая в другие комнаты – за одной из комнат с диваном и телевизором находился проход с запертой дверью. Неосознанно Лили прислушалась к звукам, пытаясь уловить в том направлении лай или цокающие шаги когтистых лап.

Генджи провел ее в свою комнату – Лили ожидала, что здесь будет нечто вроде доски для расследований с натянутыми на силовые кнопки нитями, или, быть может, стены будут увешаны плакатами с мангой или аниме, но ничего подобного здесь не было. Лишь голые неприветливо-белые стены, смотрящие на Лили с укоризной.

У стены притаилось небольшое желтое кресло, такое желтое, что любое попадание света заставляло кресло светиться. Лили подавила первое желание сесть в него – ей вдруг показалось, что если она это сделает, кресло затянет ее внутрь.

С другой стороны от кресла располагался двухместный красный диван, практически козетка на коротких резных ножках с волнообразной спинкой. Лили уставилась на мебель в немом изумлении.

– Почему у тебя мебель разного цвета? – спросила она, подходя к козетке ближе.

– Дань уважения Леру и Рампо, а если серьезно – это временная старая мебель, которую мы будем менять. Не обращай внимания, садись куда-нибудь.

Лили осторожно приземлилась на козетку. Генджи, казалось, полностью игнорировал существование каких бы то ни было поверхностей в комнате, потому что из всех мест, куда можно было бы сесть, он выбрал пол. Усевшись по-турецки, Генджи спиной откинулся к бортику кровати. Его застывший взгляд не выражал ни возбуждения, ни раздражения, ни даже скуки.

– Нам нужно поговорить о совместном проекте, – неуверенно начала Лили. – Но, как я понимаю, сначала нам нужно разобраться с тем странным делом, на которое ты меня вчера послал.

Она ожидала оживления на его лице, а если не оживления, то хотя бы любую другую отчетливо читаемую эмоцию, но Генджи оставался отстраненным и безучастным. Казалось, его вовсе не заботила вчерашняя слежка Лили, которую она, между прочим, устроила только потому, что он попросил! Конечно, она не стала бы делать этого, если бы ей самой не было интересно узнать, как так вышло, что Сабуро связан с убийствами, а то, что об этом ее попросил Генджи – вещь второстепенная.

Она заерзала на сидении, стараясь как можно меньше соприкасаться с поверхностью ткани – красный цвет, на котором она сидела, действовал на нее гипнотически. Лили то раздражалась, то нервничала, и нервничала, раздражаясь, и раздражалась, нервничая.

– Мамору-сан пропал, – пробормотал Генджи, пялясь в стену пустым взглядом.

В душе Лили что-то оборвалось. От неожиданности она привстала и тут же села на место, чувствуя, как спиралевидный болезненный червь, застрявший в груди, прогрызает себе путь наружу.

Им всем сказали, что Мамору просто перевелся в школу в соседнем городе. Неужели это была ложь?!

– В каком смысле… в смысле «пропал»?! – воскликнула она, задыхаясь от ужаса.

Генджи стрельнул в нее безразличным взглядом. Казалось, он только теперь заметил, что она сидит напротив него.

– Я как раз разговаривал с его сестрой вчера, когда заметил, как этот парень за нами наблюдает, – продолжил он, игнорируя вопрос Лили. – Я так и не дождался его ухода и ушел первым, спрятался, а после проследил за ним. Он встретился с Хамадой возле «Мизуми» – тогда же я встретился с тобой. Мне нужно было выяснить, какое отношение парень имеет к Мамору-сан. Ты что-нибудь выяснила?

– Погоди, Генджи, почему ты думаешь, что Мамору-сан пропал? Он же просто уехал, разве нет?

– Его сестра говорит, что он пропал. Им пришлось соврать, чтобы работа отца не пострадала. Переехали они тоже для прикрытия.

– Какая несусветная глупость! – вскричала Лили. – Какая может быть работа, когда пропадает ребенок? Почему они скрывают это, если эта новость способна вызвать общественный резонанс? Их молчание маньяку лишь на руку.

– А я разве сказал, что его похитил маньяк? – бесцветным голосом спросил Генджи. – С ним могло случиться что-то еще. Не все погибают или пропадают из-за маньяков.

– Но сам ты наверняка уверен в том, что это сделал маньяк!

– Я буду в чем-либо уверен только после того, как ты расскажешь, что выяснила.

Ей толком нечего было ему сказать – она не выяснила доподлинно, имеет ли какое-то отношение Сабуро к пропаже Мамору, все, что она смогла узнать, это его оккультное пятничное хобби, да и сам факт переезда. Сабуро был знаком с Мамору, но что этот факт дает конкретно им?! Не хотелось ударить лицом в грязь перед таким категоричным человеком, как Генджи – да он же съест с потрохами любого, кто посмеет перед ним облажаться!

Лили закусила губу от досады. Можно ли вообще чем-либо пронять эту глыбу льда?! Лицо совершенно равнодушно, точно ему не интересно все то, что она собирается рассказать. И зачем тогда спрашивает?! В глубине души Лили понимала, что Генджи во всей этой игре нравится лишь наличие загадок, которые надо разгадать. Человеческие чувства ему были чужды, и он этого не скрывал.

Как же так вышло, что Лили оказалась втянута во все это? Она же просто мимо проходила! А теперь, сидя здесь, на этом неудобном красном диване, среди разноцветной старой мебели, рядом с вечно хмурым и отстраненным Генджи, Лили вынуждена плыть, хватаясь за соломинку здравого смысла, который то и дело ускользал от ее внимания.

И Мамору пропал – этого Лили никак не могла ожидать. Ей казалось, что Генджи интересуется Сабуро исключительно как соперником, пусть и давно покинувшем поле боя. В голове не укладывалось, как так вышло, что его собственные родители проигнорировали факт исчезновения сына! Просто уехали, потому что работа важнее семьи!

Она кипела от злости, в ней неистово бурлила кровь, и гнев свой она отчаянно хотела излить в ударах. Со смаком, с вожделением, с садистским удовольствием она представляла, как бьет Генджи по щекам – за его равнодушие, за безучастность, за холодность. Ничем его не зацепить! Ничего он не чувствует, эта глупая черствая душа!

Внезапно Лили мягко оттолкнулась ладонями от пружинистой поверхности алой козетки и в два шага подошла к Генджи, упала перед ним на колени и мрачным коршуном нависла над его лицом, глядя ему в глаза с нескрываемым презрением. Когда она приблизилась, Генджи лениво приподнял голову – совсем как тогда, когда она только вошла в кабинет Токутаро-сэнсэя и увидела эту апатичную физиономию с холодно-равнодушным взглядом.

Лили хотелось заставить его смутиться, хотелось сделать какую-нибудь эскападу, чтобы у самой от неожиданности дыхание перехватило и долго впоследствии мучил стыд – зачем сделала, зачем решилась?..