Он даже не подозревал, насколько оказался прав. Как это обычно бывает, люди, вполне сносно сдерживающие слезы, начинают рыдать именно в тот самый момент, когда одна неравнодушная душа спрашивает у них, что случилось. Если бы Генджи ушел прямо сейчас, ей бы не пришлось сдерживаться изо всех сил, чтобы не разрыдаться! Глупый Генджи!

Она хотела уйти, оттолкнув его в сторону, чтобы он не заслонял ей путь, но Генджи обхватил ее запястья и прижал к стене, не давая вырваться. При этом она так больно ударилась лопатками о стену, что едва не вскрикнула.

– Идиот, пусти! – прошипела она.

– Ты думаешь, я буду терпеть, как ты тут строишь из себя умирающего лебедя? – в тон ей ответил Генджи, но хватку ослабил. – Второй раз я не дам тебе испортить нашу работу.

– Ты не знаешь, что было тогда!

– Да? Может, это потому, что мне никто не сказал? Как тебя вообще угораздило писать работу в паре с Мамору?

– Это была не моя инициатива. Не стоит предаваться зависти, Генджи – я же знаю, что меня поставили вместо тебя. Наверняка ты так расстроился!

– О, помолчи-ка минутку и осознай, что сморозила глупость! Может, тебе нужно больше одной минуты, чтобы прийти к этому выводу?

Лили двинулась на него, задевая плечом плечо Генджи. Он посторонился, но не преминул схватить Лили за запястье, отчего она в который раз вздрогнула и ощетинилась.

– Да прекрати уже хвататься! – воскликнула она, рывком выдергивая ладонь из его хватки.

– Послушай, – пробормотал Генджи, стараясь заглянуть Лили в глаза, – нам будет проще друг с другом работать, если ты расскажешь мне причину своего ухода из проекта. Почему ты слилась? Серьезно, я должен знать, чтобы не повторить больше ошибки Мамору-сан.

Лили застыла, не в силах что-либо сказать. Кажется, она впервые слышала, чтобы в ситуации с тем злосчастным проектом винили не ее, а Мамору. Лили деловито сощурилась, пытаясь отыскать в выражении лица Генджи хоть что-то, похожее на насмешку, но никакой насмешки не было. Взгляд его выражал полную серьезность и понимание.

– Меня… – ей стало трудно говорить, и, чтобы не выдать предательскую дрожь голоса, Лили делала продолжительные паузы. – Меня не устраивало, как подходит к работе Мамору-сан. У нас была тема «Применение теории вероятностей в химии», и Мамору предпочитал писать работу без моего участия. Точнее, он… ну…

Лили опустила голову, чтобы скрыть закипающие на веках слезы. Генджи возвышался над ней и казался монументальной фигурой. От его внимательного, выразительного взгляда мурашки бегали по коже, а сердце билось внутри с оглушительным грохотом – этот звук даже сейчас звучал в ушах, мешая думать.

– Он постоянно меня оскорблял, – выдавила она после очередной небольшой паузы. – Наверное, он пытался самоутвердиться за мой счет.

– Что именно он говорил? – спросил Генджи ровным тоном.

– Что-то вроде «Кто вообще позволяет девчонкам подходить к химии?», или, к примеру, когда я хотела посчитать вероятность, он сказал мне, что я наверняка наделаю много ошибок. Ведь я, по его мнению, не дружу с числами!

– А ты дружишь с числами? – вновь подал голос Генджи.

Лили с вызовом подняла на него взгляд, совсем забыв о том, что еще несколько секунд назад хотела расплакаться. Возмущение, горячей волной поднявшееся к горлу, тут же осушило подступавшие к горлу слезы. На удивление, в выражении лица Генджи по-прежнему не читалось ничего похожего на издевку. Он продолжал оставаться серьезным и бесстрастным.

– Конечно! – обиженно воскликнула Лили, позволяя возмущению выйти хотя бы так. – Я просто один раз перепутала время, а Мамору-сан решил, что я путаю цифры! Глупость же, да?

Видя, что ее сетования не производят на Генджи ровно никакого впечатления, Лили почувствовала себя глубоко несчастной. Он такой же, как и Мамору – ему наплевать на то, какой она человек, ему наплевать на то, что все люди ошибаются, ему нужен только результат, причем идеальный! Разве можно работать в паре с таким твердолобым идеалистом?..

Сравнивая себя с Мамору и Генджи, Лили чувствовала себя маленьким, крохотным зайчиком, находящимся в опасной близости с голодными собаками. Пусть Генджи и Мамору никогда прямо не оскорбляли ее, а предпочитали давить на ее чувство собственного достоинства, но их слова, их насмешки, их презрительные взгляды, обращенные в ее сторону, причиняли ей сильнейшую душевную боль. Самым ужасным было то, что она не могла им об этом сказать! Да разве это профессионально? Жаловаться на то, как ведут себя в твоем присутствии коллеги?

– Вот я и ушла, – закончила Лили, чувствуя, как былой гневный запал покидает ее. – Позволила Мамору делать то, что он хотел: писать работу в гордом одиночестве. Я с самого начала понимала, что он против того, чтобы писать ее со мной в паре. Я понимаю, что виновата – за все время нашей работы из-за давления с его стороны я не могла написать ни строчки. Потом просто не могла ничего сделать и ушла из проекта, никого об этом не уведомив. Стоило сделать хотя бы это.

– То есть ты позволила ему себя выкурить из проекта? – Генджи удивленно поднял бровь.

Лили кивнула, хотя ей была не по душе такая формулировка Генджи.

– Что ж, – произнес он тоном судьи, – тогда, боюсь, нам с тобой тоже не по пути.

– Спасибо, что сразу об этом говоришь! – съязвила Лили, раздраженно складывая руки на груди. – Значит, ты тоже хотел меня выкурить?

– Дело не в этом, – нехотя ответил Генджи. – Просто твоя психика… как бы выразиться помягче… твоя психика слабая. Исключительно из заботы к тебе я не могу допустить, чтобы ты испустила дух во время нашей совместной трудной работы.

– Ты серьезно думаешь, что после первого раза я для себя ничего не вынесла? Я прекрасно понимаю степень ответственности – в первый раз я этого не осознавала. Если ты позволишь, я могу письменно поклясться, что не капитулирую. И не позволю себя выкурить.

– Не стоит. Я не собираюсь тебя выкуривать. Мне достаточно простого твоего слова, чтобы чувствовать себя более-менее спокойным.

Они замолчали. Генджи глядел в сторону, и мыслями был явно не здесь. Сейчас, в данную минуту, Лили бы многое отдала, чтобы узнать, о чем думает этот умник – быть может, он напряженно переваривает ее слова? Ищет несостыковки, чтобы подловить ее на лжи? Она не лгала, но во время этого странного допроса ее не отпускало ощущение, что она утаивает какую-то важную информацию от человека, способного причинить ей боль. Неуютное чувство тревоги нарастало, рискуя забрать последние остатки разума.

Еще одной истерики Лили просто не выдержит.

– Значит, встретимся у меня, – пробормотал Генджи. – Только после обеда, хорошо? Я должен выгулять Кобальта.

– Кого? – Лили вдруг похолодела. – У тебя есть собака?

– Пес, если точнее. Да, его зовут Кобальт. Мне нужно будет выгулять его, и тогда ты сможешь прийти.

– Не уверена, что смогу прийти…

Острый взгляд, обращенный в сторону, резко вцепился в Лили. Она расправила плечи, встретив этот взгляд со всей присущей ей смелостью.

– Почему? – спросил Генджи.

– Не люблю собак.

– Боишься их?

– Да.

Они вновь замолчали, но на этот раз Лили совсем не хотелось знать, о чем в данную секунду думает Генджи. Наверняка о чем-то оскорбительном!

Она начала бояться собак после одного неприятного случая на прогулке. Кто-то оставил своего питомца без присмотра, и проходящая мимо Лили разбудила в собаке то ли интерес, то ли злость. В итоге Лили до крови прокусили ногу. Физически она уже давно оправилась от этого потрясения, но психологически ей все еще было тяжело принимать в расчет то, что собаки существуют. В последние дни страх усилился: Лили обходила все места, где люди могли бы выгуливать питомцев, а если ей и случалось натыкаться на собаку, она старалась всегда держать ее в поле зрения и близко не подходить. Иногда она и вовсе разворачивалась и шла в обход, если дорожка была слишком узкой для маневра. Это было глупо, но так ей становилось спокойнее.