Мысли скачут от одной к другой, перескакивая события, обрываясь и снова гоняясь по кругу. А мозг отказывается верить, что великого Аверина не стало. Получается, я стала сиротой? Нет, не может быть. Меня могли просто обмануть. Но зачем им обманывать?

Нужно выбираться отсюда, вернуться домой.

Осматриваю комнату. Ничего необычного. Большая кровать, шкаф, пара кресел, небольшой стол. За прозрачной дверью ванная комната. Умываюсь холодной водой и пью прямо из крана. В проклятой тюрьме нет даже бутылки воды. Тру лицо, пытаясь смыть косметику, макияж безнадежно испорчен все равно. Конечно, толком умыться холодной водой не получилось, по лицу расплылись уродливые разводы от туши. Но стало немного легче.

Меня все еще немного пошатывает после нескольких часов в подвале. Но еще больше штормит от новости, которую мне сегодня озвучили уже два человека – отца больше нет. И, если, услышав это от охранника, я могла с легкостью отмахнуться от правды, то теперь моргнуть и не поверить не получается.

Как так-то?

Я с ним говорила, как раз перед тем, как поехать в клуб с тем парнем. Блин, даже имени этого чудо-кавалера не запомнила! Но вот отец… Неужели, правда? А может, меня просто хотят напугать, чтобы вела себя тихо? И, на самом деле, отец меня уже ищет? Как узнать правду?

Мой телефон вместе с сумочкой я потеряла возле клуба. Позвонить отцу не получится, даже Ивана Сергеевича не набрать. А ведь, он мог бы мне помочь, наверняка, мог бы. Подсказал бы, как можно отсюда выбраться.

Спокойно, Ника, вспоминай, чему тебя учили. Нужно изучить обстановку, понять вводные: сколько человек в охране, где расставлены посты и есть ли бреши в этой крепости. Разобраться, где входы-выходы и что находится за периметром. Везли меня больше часа, это точно. А, значит, мы находимся где-то за городом. Черт, и не понятно, в каком направлении от города стоит этот особняк.

Подхожу к окну и осторожно выглядываю из-за шторы. Внизу крутятся мужики, курят и о чем-то негромко переговариваются. Их пятеро, а, с учетом того, что моих похитителей среди них не видно, как минимум, семеро здоровых мужиков меня охраняют сейчас. И, наверняка, есть еще те, которые стоят на въезде в ворота. И не будем забывать про главного Шакала всего этого замечательного бандитского логова.

Это капец, Ника! Надо признать, что выбраться отсюда, даже с арсеналом взрывчатки, будет непросто. А уж в вечернем платье и на шпильках и подавно. Эх, вздох мой тоскливый и печальный. Надо осваиваться и присматриваться, что тут к чему. Похоже, я тут надолго.

Для начала не мешало бы принять душ.

Беру оставленную одежду, осматриваю. Вроде, обычный домашний трикотаж, в этом должно быть удобно. Открываю шкаф, осматриваю пустые полки. Да, это единственный комплект, но мне хватит и того, что есть. А вот переобуться не во что. Но это не страшно, могу и босиком пока походить.

Сбрасываю туфли, иду в ванную. Принимаю душ, одеваю чистую одежду и, немного подумав, стираю белье в раковине. Оно мне еще пригодится, особенно за неимением альтернатив.

С опаской прислушиваюсь к звукам за дверью. Отодвигаю кресло и, с замиранием сердца открываю двери. Выглядываю из комнаты, тут же утыкаясь взглядом в широкую спину охранника. Быстро запираюсь обратно, не забываю подпереть креслом дверь.

Черт, такой заслон точно не спасет меня, если кто-то захочет вломиться. И к моим подсчетам охранников дома надо прибавить еще одного, который караулит за дверью спальни.

Да, Ника, это фиаско. Надо признать, что меня охраняют лучше, чем президента. Отсюда не выбраться. Разве что, если получится выйти за забор под каким-то предлогом. Но под каким? Спросить у охраны, не нужно ли помочь им выгулять собаку? Кстати, о собаках, есть тут живность, которая охраняет периметр? Словно отвечая на мой вопрос, за окном залаяла овчарка.

Прекрасно! Это не дом, а крепость. Взять ее сможет только спецназ. Но как до этого спецназа достучаться? В одиночку я не справлюсь.

Даже руки опустились от бессилия. Подхожу к кровати, забираюсь под одеяло и накрываюсь с головой. Как в детстве, когда не хотела делать уроки. Меня накрывает понимаем правды, которую я до этого момента отказывалась принимать.

Он не обманул, отца больше нет.

Предательские слезы полились из глаз, и я их больше не сдерживаю. В груди нещадно давит, боль утраты сжимает горло. Хочется выть в голос, орать и крушить все вокруг. Но я помню, что в этой тюрьме у меня нет права быть собой. Я должна быть сильной или, хотя бы, казаться таковой. Мне остается только жалобно скулить, прячась под одеялом.

Воспоминания нахлынули все разом, в основном, из детства, когда еще была жива мама. И потом, когда ее не стало. Отец всегда был рядом. Даже когда не присутствовал лично, я всегда ощущала его поддержку, будто за каменной стеной себя чувствовала. А теперь его нет… и мамы нет… никого нет из самых близких мне людей.

Просыпаюсь и не сразу понимаю, где я и как оказалась здесь. Воспоминания догоняют, прорываясь сквозь обрывки сна, и отзываются головной болью. Меня похитили, и, кажется, возвращать в привычную жизнь не собираются.

Встаю с кровати, иду в ванную, умываюсь прохладной водой. Судя по тому, как ярко светит солнце, уже далеко не раннее утро. И, кажется, я проспала даже завтрак, потому, что в животе громко урчит от голода. А ведь еще и вчера вместо ужина был только безалкогольный коктейль.

Оглядываю комнату в поисках съестного, но это бесполезно. Еды тут нет, как и воды, впрочем. Опять пришлось пить воду из крана. Но это не самое страшное. Гораздо больше пугает то, что ждет меня за дверью спальни. И еще, я помню, что вчера мне сказали о смерти отца, вот что совсем не хочется верить.

Нужно выбираться отсюда. Но как?

Впрочем, сначала нужно позавтракать. Если уж рисковать жизнью в попытке побега, то лучше делать это не на голодный желудок.

Подхожу к двери, отодвигаю баррикаду из массивного кресла в сторону. Открываю двери, выглядываю в коридор.

За дверью никого нет. Что странно. Я же точно помню, что ночью там стоял охранник. Ладно, так даже лучше. Может, получится добраться до холодильника незамеченной.

Понимаю, что это вражеская территория. Меня похитили, а я гордая, и все такое. Но не помирать же с голоду! Даже в тюрьме обед по расписанию. Чего уж ждать от молодой девушки вроде меня? В животе снова заурчало, будто подтверждая мою мысль.

Тихо спускаюсь по лестнице. Как воровка, которая боится быть пойманной. Я уже почти дошла до нижней ступеньки, как передо мной внезапно возникла женщина в строгой униформе и белом переднике.

- Доброе утро, - сказала женщина, улыбнувшись мне. Вполне искренне, как мне показалось. Или мне просто так хочется?

- Доброе утро, - отвечаю, вцепившись пальцами в перила. Если мне нельзя было выходить из спальни, то закрывали бы двери на замок. А так, могу ходить, где хочу, да?

Выпрямляю плечи, как учил отец.

«Что бы не случилось, держи спину прямо. Противник не должен видеть твою слабость», - звучит в голове голос отца, как смутное воспоминание недалекого прошлого.

- Пойдем, покормлю тебя. Вон, какая ты худенькая, - говорит женщина, сбивая меня с толку.

Похоже, в подвале меня держать больше не будут. И даже кормить планируют.

В голове проносится воспоминания о том, как ночью мужчина зашел в ту жуткую комнату в подвале. Приказал снять наручники. И, кажется, он был не доволен тем, что меня там закрыли. И что же теперь? Тон женщины не похож на голос тюремщицы. Наоборот, она, кажется, старается угодить.

Ну да, вон как суетится. На столе почти мгновенно материализовалась тарелка с блинчиками, блюдце с джемом, сметана. И у меня сжался желудок от одного взгляда на эту прелесть.

- Присаживайся, - суетится женщина, указывая мне на стол. – Тебе кофе или чай?

- Кофе.

Она улыбается, нажимает какие-то кнопки на кофемашине. Я плюхаюсь на ближайший стул и двигаю к себе тарелку. Сворачиваю трубочкой сразу два блинчика и отправляю в рот, не забыв макнуть в креманку с джемом. У меня с детства был хороший аппетит. Даже, когда болею, аппетит не пропадает. Люблю вкусно поесть, уж какая есть. Отец всегда сокрушался, качая головой и удивляясь тому, что при таком аппетите я никогда не набираю лишних килограммов.