Встаю с кровати и иду в ванную. Быстро привожу себя в порядок, снимаю платье и натягиваю штаны с футболкой. Волосы собираю в неряшливый пучок. Из зеркала на меня смотрит не гламурная Вероника, а такая, которую ни один нормальный мужик не захочет. Повторения вчерашнего совсем не хочется. А из комнаты, рано или поздно, выйти придется. Вот бы только при этом не натолкнуться на хозяина особняка. Было бы неплохо позавтракать. Живот громко заурчал, соглашаясь с этой мыслью.

Отодвигаю в сторону кресло и, положив, добытый с трудом, гвоздь в карман штанов, выглядываю из комнаты. За дверью никого. И я крадусь по лестнице, как шпион. Хорошо, что сегодня босиком, теперь даже чуткий зверь не услышит моих шагов.

Дохожу до кухни, заглядываю внутрь. Валентина Степановна возится у плиты, что-то тихо напевая себе под нос.

- Доброе утро, Вероника, - говорит женщина, заметив меня, - проходи. Я тебе завтраком накормлю.

- Доброе утро, - прохожу и занимаю самый дальний от двери стул.

Передо мной почти тут же появилась тарелка с сырниками и креманка с джемом. А еще ароматный кофе. Быстро поглощаю угощение. Рассчитывая сбежать до появления хозяина дома.

- Так приятно, когда кушают с аппетитом, – комментирует женщина, глядя на меня с улыбкой, - а я уже думала, придется все выбросить. Марк Альбертович даже кофе не выпил.

При упоминании Одаевского я чуть сырником не поперхнулась.

- Он сейчас придет, да? – спрашиваю, чувствуя, как под столом колени начинают мелко дрожать.

- Нет, он уехал, - вздыхает женщина, - ни свет, ни заря отбыл.

- Куда? – вырывается у меня.

- Откуда ж я знаю? Он мне о своих планах не отчитывается.

Выдыхаю с облегчением. Фух, кажется сеанс самообороны на сегодня отменятется.

Следующие два дня я стараюсь не выбираться из укрытия, а точнее, из спальни. И, хотя ко мне никто не заходит без стука, я все еще подпираю двери креслом в ожидании того дня, когда главный босс этого дома явится за расправой. Туфли, правда, уже под подушку не прячу. А вот с гвоздем не расстаюсь ни на минуту, это моя единственная защита на случай нападения.

Но время идет, а Одаевский, кажется, забыл про свой особняк. И про меня заодно. Вот бы было здорово, если бы так и было!

Я подружилась с Валентиной Степановной, почти наладила отношения с охраной дома. Ну, как наладила… Меня по-прежнему сопровождает какой-нибудь громила во время прогулки, но теперь иногда на мои вопросы изволят отвечать. Сухо и по делу. Но однажды охрана перестанет ожидать от меня подвоха и потеряет бдительность, а уж я не упущу этот момент, чтобы сбежать.

В целом, если не считать наглого владельца, этот дом не так уж и плох. Кроме кучи комнат, в нем нашелся спортзал и даже бассейн. А в ворохе шмоток отыскался вполне сносный купальник черного цвета. Так что, можно будет поплавать как-нибудь, когда буду уверена, что Одаевский не нагрянет в особняк внезапно.

Стоило вспомнить черта, и вот он, собственной персоной. Толкнув без стука дверь, Одаевский громко выругался, когда она не поддалась, упираясь в мой «замок». Тогда мужчина с грохотом навалился на двери плечом, вышибая массивное кресло к чертовой матери.

Я подскочила с кровати и, засунув руку в карман штанов, сжала в кулаке гвоздь. Сердце ускорило бег, а адреналин, влившись в кровь ядовитым потоком, дает эфемерное ощущение, что я смогу прогнать хищника, даже такого огромного и сильного.

- Какого черта?! – рычит Одаевский, буквально вваливаясь в мою спальню. Он подхватил кресло с пола и поставил его на место, около небольшого журнального столика.

- Я смотрю, ты освоилась, - ухмыляется вместо приветствия, глядя на меня.

Взгляд мужчины нагло прошелся по моему телу, цепко подмечая каждую деталь, задержался на босых пальцах, вернулся к моему лицу.

- Почему не в платье? – рыкнул недовольно.

С того вечера, когда мы виделись в последний раз, я больше ни разу не надела платье, предпочитая все те же трикотажные штаны и футболку на три размера больше. Знаю, что выгляжу в этом не очень. Но у меня нет намерения кого-то соблазнять, а в штанах есть карман, куда можно спрятать мое единственное оружие.

- Потому, что не хочу, - отвечаю, гордо подняв подбородок.

Одаевский скалится, в пару шагов подбирается ко мне. Он – как скала, как огромная тень. И этот черный взгляд, который сейчас разгорается опасным блеском.

- Будешь носить, - заключает он, впиваясь взглядом в мои глаза.

В его черных безднах пляшут черти, напоминая мне о том, что судьба свела меня с тем, кого побаивался даже великий Аралов. Мужчина привык к тому, что никто не смеет его ослушаться. Это видно в каждом жесте, слышится в голосе, прячется за манерой вести себя. Словно он хозяин всего мира. Я почти слышу его мысли, в которых он уже поздравляет себя с тем, что победил меня.

- Не буду, - шиплю ему в лицо.

Умом понимаю, что нельзя вести себя так с хищником. Только разум отправляется в нокаут, стоит только этому человеку появиться рядом. Меня злит его власть надо мной, бесит то, что вынуждает сидеть пленницей этого дома. Я не привыкла подчиняться, с детства у меня было все, чего я могла только пожелать, и даже больше. А сейчас я желаю свободы.

Одаевский нависает надо мной вполне осязаемой угрозой. Но адреналин уже вскружил голову, а зажатый в руке гвоздь придает уверенности в себе.

- Будешь, принцесса, - спокойно выдыхает мне в лицо мужчина.

Но это только показательное равнодушие. В адском пламени черных зрачков уже разгорелась нешуточная борьба между добром и злом. И не успела я подумать о том, что добра в этом дьяволе быть не может, как мою талию обхватила уверенная рука и привлекла меня, как пушинку, к сильному мужскому телу.

- Скучала по мне? – шипит мне в губы показательно спокойный голос.

Я дернулась, пытаясь вырваться, но ничего не вышло. Физически мужчина намного сильнее меня. И, боюсь, даже вырвавшись, мне некуда бежать здесь. Он догонит меня в два счета. Остается одно – отпугнуть единственным оружием.

- Не дождешься! – не сказала, выплюнула ему в лицо, за что была припечатана спиной к стене одним ловким движением.

Большая ладонь мужчины упирается в стену, напоминая маленькой и бесстрашной мне, что шутить с хищником, который намного сильнее, бесполезно. Этот человек как-то странно на меня влияет – я боюсь его и хочу позлить одновременно. Внутри все горит, кажется, что грудную клетку вот-вот разорвет на части от громких ударов сердца. Дыхание сбилось, и у меня совсем не получается выглядеть невозмутимой.

Хищник наклонил голову, коснулся носом чувствительного местечка, где шея переходит в плечо, шумно втянул носом воздух.

- Вкусно пахнешь, принцесса, - совсем по-звериному выдал мой тюремщик.

И, прежде, чем я успела придумать колкий ответ, его губы завладели моими. В этот раз он целует неторопливо, будто изучая меня и мою реакцию. Которой, конечно же, нет и быть не может! И совсем не потому, что мне нравится, по позвоночнику пробежал заряд электрического тока. И, конечно, не от удовольствия глаза закрылись сами собой. Я даже промурчала что-то невнятное ему в рот. Но прозвучало это так нежно, что я, сама удивилась своему странному поведению, резко вспомнив о том, кто рядом со мной.

Он – враг, он – тюремщик. Он не дает мне свободы. И меня он не получит!

Со всей силы зажимаю в кулаке гвоздь и, воспользовавшись заминкой, когда мужчина совсем не ждет подвоха, разрываю поцелуй и, повернувшись, со всей силы втыкаю гвоздь ему в ладонь.

Звериный рык разнесся по комнате, ударяясь о барабанные перепонки. Мужчина посмотрел на кусок металла, проткнувший ладонь, обхватил край и резким движением вырвал мое оружие из кровоточащей раны.

- Дрянь! – рычит он, отбрасывая гвоздь куда-то в сторону.

С его большой ладони капает кровь, а во взгляде пламя полностью поглотило черноту. Кажется, черти победили, и этот гвоздь был в крышку моего гроба.