- Тук – тук, - говорит Ирина, открывая двери в мою спальню.

На женщине строгий брючный костюм ярко-красного цвета. На ногах уже другие туфли, но выглядят они немного непривычно из-за странной формы каблука в форме женской фигуры.

- Здравствуй, - говорю ей с улыбкой. Несмотря ни на что, эта женщина мне симпатична. Она умеет создать вокруг себя настолько легкую и непринужденную атмосферу, что ее просто невозможно ненавидеть.

- Привет, - кивает Ирина. – Готова к подвигам?

- Каким?

- Ну, как же, каким? – цокает Ирина, проходя в комнату и бесцеремонно распахивая шкаф с одеждой. – Одаевский ведет тебя сегодня в театр, разве он не говорил?

- Нет, - мотаю головой. Я не посчитала нужным добавить, что мы с ним вообще не разговаривали уже неделю, и даже не виделись. – А какой театр?

Странная штука любопытство, даже в заточении мне интересно, какие планы на вечер у мужчины. А еще, мне интересно, какой образ на сегодня создаст мне Ирина. Прошлый мой выход был великолепен, если не считать стрельбы из автомата. Надо признать, «специально нанятые люди» Шакала знают, что делают.

- Оперный, конечно, - поясняет Ирина, доставая черное платье с открытыми плечами и расшитое бисером. Она прикладывает ко мне наряд, точно так же, как делала в прошлый раз.

- Думаю, это подойдет, - комментирует женщина, - что скажешь?

- Мне нравится.

Платье, действительно очень красивое. А я устала от своего вынужденного заточения. И зачем только Одаевский держит меня взаперти?

Ирина принялась колдовать над моими волосами. Она собрала волосы наверх, но часть прядей оставила спадать на плечи. Получилось очень женственно и красиво.

Макияж в этот раз стилист мне сделала более ярким. Черные стрелки на глазах и густые ресницы. На губах яркая красная помада. В сочетании с переливом бисера на корсете платья, глаза заблестели как-то по-особенному ярко. Даже не верится, что я так выгляжу. Но ведь, раньше у меня не было таких нарядов. Обычно в оперный театр мы ходили с отцом, а он бы не одобрил такое декольте.

Рассматриваю свое отражение в зеркале. Дергаю головой, чтобы локоны разлетелись в стороны и снова осыпались на плечи. Мне нравится эта игра прядей. Но я тут же подскакиваю на месте, увидев в отражении за своей спиной Одаевского.

Его черные глаза горят диким пламенем. Точно так же, как в тот вечер, когда он набросился на меня, чтобы сделать своей. Кажется, еще секунда, и хищник рванет вперед, чтобы схватить добычу и играть с ней, пока не надоест.

Не двигаясь с места, я перехватываю его взгляд в отражении. Зверя нельзя злить, это я уже усвоила. И теперь надежда только на то, что он сможет сдержаться и выполнит свое собственное обещание не трогать меня.

По телу пробегает волна мурашек. Напряжение слилось с предчувствием чего-то дикого, спрятанного в глубине его глаз. Обещание скорой кары, смешанное с жгучим желанием. Кажется, он раздавит меня, уничтожит. Сожжет дотла, оставив лишь горстку пепла.

Мне почти больно выдерживать этот взгляд. Тягуче-тяжелый, обещающий ласку и грубость, бескомпромиссный. В нем животная страсть сдерживается железной волей. И одному Богу известно, насколько этой воли хватит.

Одаевский отмирает, достает из кармана колье и одевает мне на шею. Холод камней обжигает, и я вздрагиваю, шумно выдыхая.

Ладонь мужчины скользит по моему голому плечу. Задерживается на мгновение и опускается по руке, касаясь кончиков пальцев. Кожа горит в месте прикосновения, отзываясь горячей волной. Дыхание сбилось, во рту пересохло. Непривычные ощущения, словно огненная лавина, прокатились по внутренностям и осели жарким пеплом в низу живота.

Мужчина больше не трогает меня, не касается даже пальцем. А я уже плавлюсь, будто меня огнем опалило.

- Пожалуйста, не смотри на меня так, - мой голос сбился на хриплый шепот.

Одаевский, не говоря ни слова, поднимает ладонь к моему лицу, вдевает в ухо сережку, потом вторую. Его пальцы, будто дразнят, едва касаясь, но не трогая так, как мне бы хотелось. А мне хочется, безумно сейчас хочется его прикосновений, к моему большому удивлению.

Он же враг, а у меня ощущение, словно я попала в самый эротичный момент в своей жизни.

Мужчина играет прядью моих волос, наматывает на палец, чуть оттягивает и отпускает. Ерунда, если вспомнить все то, что он со мной проделывал уже. Только тогда было неуютно и больно, а теперь трясет в ожидании более смелых ласк.

- Пойдем, принцесса, - хрипит его голос, - нам пора.

Захотелось простонать в ответ, умолять, чтобы продолжил. Но я киваю.

«Ты будешь просить», - звенит в голове его обещание. И это отрезвляет.

У него много опыта, он хорошо понимает, что делает. И этому гаду не составит труда вскружить голову неопытной девчонке. Так он думает. Что он и делает. Это всего лишь игра. Пусть. Но от меня он капитуляции не дождется!

Гордо вскидываю подбородок, смотрю в его горящие глаза с вызовом.

- Пошли, - мой голос уже не срывается, я заставила его звучат ровно.

Пусть не думает, что может получить меня, расточая на меня свои навыки. И побрякушками меня не покорить. Хотя, надо признать, украшения очень красивы. Но это не первые бриллианты в моей жизни, отец мне и раньше дарил. Правда, не такие роскошные, но все-таки.

И я смогу противостоять его обаянию. И моих просьб он не дождется.

Одаевский внимательно наблюдает за выражением моего лица, будто пытается считать каждую эмоцию. Или надеется прочитать мои мысли? А вот по его лицу не понятно, что он смог разглядеть и понять. И это немного огорчает.

Он берт меня за руку, и по телу проносится электрический разряд.

Черт! Кажется, это будет сложнее, чем я думала.

В этот раз мужчина не садится за руль. Он открывает передо мной двери машины, и сам устраивается рядом, на заднем сидении. Впереди сидит водитель, который даже не обернулся, когда мы уселись.

- Трогай, - командует Одаевский.

Автомобиль дергается с места, плавно скользит вдоль парковой дорожки, мимо домика охраны, проезжает в открытые ворота. В прошлый раз я внимательно наблюдала весь этот путь, подмечая каждую мелочь. А теперь не могу.

Рука Одаевского спокойно лежит на сидении, в паре миллиметров от моей ладони. И единственное, что меня волнует сейчас, это тепло и сила, исходящие от его пальцев. Мне хочется коснуться его руки, но я не позволяю себе. Наоборот, одергиваю руку и даже отодвигаюсь от мужчины, насколько это позволяет салон автомобиля.

Одаевский тут же реагирует на мой выпад, гневно сверкнув глазами в мою сторону. Но ничего не говорит, а только отворачивается к окну. Так мы и едем всю дорогу, в полной тишине, изображая из себя случайных попутчиков. Мужчина не солгал, он не касается меня. И мне нужно радоваться этому. Вот я и радуюсь, ага.

Автомобиль останавливается аккурат у центрального входа в оперный театр. Я бывала здесь и раньше, отец приводил меня, чтобы приобщить к классике. Не могу сказать, что осталась в восторге. Мне больше бы понравилось, если бы он отпустил меня на концерт любимой поп-группы с ребятами. Но, если Аралов вбил себе в голову, что «юной леди пора приобщиться к прекрасному», его было не остановить. Сейчас мне кажется, что это было очень давно. И не со мной.

Одаевский открывает двери машины, подает мне руку. Все, как в самых романтичных фантазиях юных девушек – вечер, красивый наряд, опера и он… тот самый герой. Только это история не про нас. Отчего тогда так потеют ладони, стоило ему пристроить мою руку себе на локоть? И почему так быстро бьется сердце? Я жду подвоха каждую секунду, ни на мгновение не забывая о том, кто рядом со мной.

- Я не кусаюсь, принцесса, - успокаивает меня мужчина, немного подшучивая.

- Разве? – не остаюсь в долгу. – Зато я кусаюсь, очень даже больно. Советую не забывать об этом.

Я знаю, что он бывает разным. И увидеть его худшие стороны еще раз мне не хочется. Но внутри меня словно сидит маленький злобный монстр, единственная потребность которого – постоянно злить хищника, дергая его за усы.