– Все хорошо.

Казалось, мои пунцовые щеки кричат, что Райс сбежал из комнаты не просто так. И что ночью я бесстыдно раздела его и всесторонне ощупала. Так усердно, что и сейчас ладони горели не меньше щек.

– Все никак не привыкну к зрелищу… Сир Райс у меня в гостях! – надменно профыркал Рэдхэйвен, не успевший еще сменить походный плащ на домашнюю одежду. – Вы все-таки приняли мое предложение обучать Эйвелин «на дому»? Не разово, а на постоянной основе?

– Кхм…

– Ее темный дар брыкается, гормоны шалят, уже всю родню распугали. Немножко самоконтроля нам бы не помешало.

Я бросила взгляд на Эйвелин: неужто она не рассказала мужу о ночном происшествии? Ничего себе «брыкается»! Да такой дар до смерти доведет и не заметит.

– Немножко самоконтроля всем бы не помешало, – Райс потер губы и со вздохом привалился к стене. – Я подумаю о тренировках. Есть одна проблема… с которой я не могу разобраться сам. Потому и прилетел.

– Неужели? Насколько я помню, вы всегда готовы первым броситься к неприятностям… Обгоняя всех прочих желающих.

Королевский мастер выглядел измотанным и раздраженным, уставшим от долгого перелета. Но все таким же загорелым и темноволосым, каким мне запомнился.

Осенью сир Рэдхэйвен приезжал в академию, чтобы разобраться с проклятыми дверями. И изрядно задержался, попав в плен зеленых глаз. С Райсом они не особо поладили, потому как имели различные планы на одну одаренную ученицу.

– Я… не готов рисковать. В этот раз не готов, – Райс сдвинул черные брови и накрыл рот рукой, словно пытался скрыть свои слова. – Если бы речь шла о твари или разрыве… но тут я вынужден быть осторожен.

– И вы точно хотите избавиться от брачной привязки?

– Я намерен ее… аккуратно снять. Безболезненно для обеих сторон.

– Уверены? Эйви рассказала, но я не разделяю ее беспокойства, – Рэдхэйвен сбросил на стул плащ, распахнул удлиненный мундир и глубоко вдохнул воздух родного дома. Приправленный дымком. – Особенно теперь, когда своими глазами вижу прелестную «привязанную». Виззарийцы ведь как-то выживали, мм? Что вас не устраивает?

– Раздражает, знаете ли, ходить на привязи, – прошипел Райс, наклонившись к загорелому лицу хитанца. Негромко прошипел. Но я расслышала. – Согласовывать каждое действие. Думать о чужих интересах, самочувствии, настроении… Никакой свободы. Никакой независимости. Варховы консультации по поводу каждого шага! Выматывает… знаете ли.

– Знаю. Это называется семейная жизнь, – сверкнул карим глазом Даннтиэль и одернул подкопченный рукав королевского мундира. – Я сам только недавно вкусил.

– Невыносимо.

– А вдруг понравится?

– Я протащил ее по изнанке, Рэдхэйвен! – негромко, но надрывно рыкнул магистр. – Съязвил, что ей безопаснее провалиться в бездну со мной, и… вирра вас задери… провалился! Вышло ли это «безопаснее»? Нет, ни гхарра!

– Не лучший выбор для первого свидания…

– Первое было на болотах.

– Да вы, Райс, романтик!

– С ограниченным запасом терпения…

А говорил, прогулка не предполагалась романтической… Я вздрогнула от воспоминаний и присела на диванчик к Эйвелин. Когда два винторогих гхарра бодаются, лучше не влезать.

Сейчас, когда в имение вернулся хозяин и коридоры наполнились эхом живой беседы, место больше не казалось пустым и заброшенным. Любому дому нужен человек.

Одной Эйвелин трудно было наполнить просторные комнаты жизнью. Но когда она была рядом со своим Даннтиэлем, мир будто взрывался запахами, красками и светом. И сама мисс Ламберт с возвращением мужа начала мягко, уютно светиться, а на бледные щеки вернулся румянец.

Едва ли я хоть когда-то испытывала такие сильные чувства к человеку. Точно не к Кристиану Вейрону, отношения с которым стремились в пропасть болезненной зависимости. Но виззарийская привязка позволила мне ощутить, каково это – когда дурнеет из-за расставания. Когда в душе от одной мысли, что связь оборвется, образуется колючая дыра.

– Так вы поможете снять эту дрянь, пока я не угробил девчонку? – шипел Кейр негромко.

– Подумаю, сир, подумаю… Как чувствовал, что рано или поздно вам понадобится мое участие, – Рэдхэйвен угрожающе осклабился, и в его зрачках полыхнули многообещающие огненные искры. – И вы сразу станете более сговорчивы…

– Хитанец! – фыркнул раздраженно Райс, будто это слово решительно все объясняло.

– Болотный демон… – Даннтиэль потер подбородок и принялся со скучающим видом рыться в шкафах. Достал из верхнего початую бутылку, разлил в два бокала, один искушающе подтолкнул к магистру. – Дайте взглянуть на вашу бумажку.

Райс кинул смятый лист на стол и до белых пальцев сжал стекло стакана.

– Я не Варх весть какой специалист по виззарийскому, Кейр, – промычал проклинатель и, морщась и игнорируя рассвет, пригубил напиток. – Тут обозначено, что ритуал открывает чувства и призывает… хмм…

– Мне не нравится ваше загадочное «хмм».

Райс так и не отпил, задумчиво крутя в руках любимую эшерскую. Ее я по запаху узнавала с другого конца комнаты. Берёг, видно, для дурных новостей. Которые не заставили себя ждать.

– Хвостик стерся. И теперь этот символ можно прочитать по-разному. Призывает… «любовь». Или «судьбу», – Даннтиэль отвернулся к окну, демонстративно наслаждаясь морским пейзажем.

Распахнул ставни, впустил спокойный утренний ветер. Не тот, что надрывно выл всю ночь о своем одиночестве. Другой – дружелюбный, щекотный.

Рэдхэйвен поскреб в кармане мундира и выудил оттуда горсть дымных камешков, какие Кольт вечно привозит с Саци для своих ментальных трансов. Высек зеленую искорку, окутав себя загадочной изумрудной дымкой. Один из камней бросил Райсу. Тот не стал отказываться от гадости, пахшей ничуть не лучше эшерской, и вместе с хозяином вышел на балкон.

– И если то, что мы знаем о забытом мире, верно, то не удивлюсь, что ритуал действительно… «призывает», – глухо договорил Рэдхэйвен, и две пары темно-карих глаз уставились на меня. – В чем я точно уверен: виззарийский артефакт нельзя обмануть или перенастроить. Он не привязал бы вас к кому-то «неправильному». Так что думаете, Райс… Это череда нелепых совпадений? Любовь? Или судьба?

– Пускай обратно отзовет, ритуал этот, – пробормотала я нервно, вспоминая супружескую спальню Кольтов и большое зеркало. В котором отражалась растерянная голубоглазая блондинка в кружевном сраме. – Туда, где взял…

Слова Рэдхэйвена во всей их коварной сути до меня дошли не сразу. Как до отмороженной в северном море цапы. Зато уж когда дошли, я подскочила с дивана и уставилась на Райса раненым зверем. Он ведь не намерен отвечать на глупые вопросы? Какая, к гхаррам, судьба?

Сначала он шутил на изнанке, что «брачные узы» не такие и фиктивные. Теперь это вот!

Я заметалась по кухне, вжалась затравленно в угол… и рывком выскочила в коридор. Таким резвым, что дикие вирры мне молча аплодировали в своем лесу. Схватила первый попавшийся черный плащ и выбежала из дома на край утеса.

Сир Даннтиэль откровенно намекал, что меня магистру прислали боги. Дрянные высшие силы. Как письмо, сверток с книгами или… коробку с эшерской. Вот прямо в его любимое болото, услышав ритуальный призыв природников, и прислали!

И браслет, так кстати оказавшийся на запястье, связал нас с той же судьбоносной целью. Чтобы, вестимо, в первый же день «посылка» не сбежала, очутившись в логове пугающего мужчины…

Но это не может быть правдой. Хотя бы потому, что таких совпадений не бывает. Да, в центре пентаграммы лежали часы магистра. Да, там была и моя заколка. Но вархова татуировка – единственное, что связывает нас с сиром Райсом. Ну и еще пара тонн утренней неловкости…

Да и кому понадобилось обеспечивать магистра нежеланной «невестой»? Сомнительная забота. За такое могут и в разрыв закопать навечно. Не все же вокруг смертники-добровольцы, как Тонкин?

Я обогнула широкий дом нервной походкой, распугав сонную стайку ташерских цап, и вернулась к живописному виду на серо-голубое море.