– Отпусти, я не разобьюсь, сугробы внизу под два метра, – просит она.

– Не дождешься, – цежу сквозь зубы. Но все же понимаю, что, если она начнет сопротивляться, я не смогу удержать ее.

«Обещаю, что буду в порядке»,– мысленно заверяет она, высвобождаясь от моей хватки.

Ее тело, пролетев три этажа, с глухим шлепком шмякается в снег, как и мое сердце. Что-то я совсем размяк за последнее время, раз такая мелочь, как прыжки в сугроб, выбивают из колеи.

– Я жива! – спешит сообщить Дея. – Но буду благодарна, если кто-нибудь поможет мне выбраться!

Маша и Кир кидаются к выходу на лестничный пролет. Наклонившись ближе к краю и потерев левое запястье, с силой сжимаю саднившее плечо. От этого движения боль возрастает троекратно.

«Ты как?»,– мысленно кидаю я.

«Нормально, правда, немного неуютно».

Бросаю взгляд на открытый люк: вниз ведет железная лестница с едва различимым в темноте силуэтом ступенек.

Однако, долго же они спускаются, неужели, решили по дороге перекусить? Cнова опускаю глаза на темное пятно на сугробе. И почему я не воспользовался магией? Ах, да. Глаз полная школа, и плечо отваливается, а при такой боли можно с успехом грабануть без руки. Мозг ведь сигнализирует, что рука не в порядке, а при перемещении может нечаянно решить, что лучше оставить ее на крыше. Но все же, даже сейчас я могу кое-что сделать, и, не раздумывая, шагаю вперед.

Дея закрывает глаза, спасаясь от белоснежных ошметков. Я приземляюсь не так далеко от нее.

– А нельзя было воспользоваться лестницей? – интересуется она.

– Я просто сократил путь, – отрезаю, выбираясь из сугроба.

Высвободить девушку оказывается гораздо сложнее, но справившись с этим, я рывком беру ее на руки. Очевидно же, что ее необходимо отнести в медпункт, тем более Дея, как ни странно, не сопротивляется и не бурчит. Может, повредила чего. Благо Вика не совсем дура, и согласилась на то, чтобы медсестра дежурила во время вечеринки. За двойной оклад и не на такое согласишься.

Воспользовавшись силой ветра, расчищаю перед нами дорогу. Аккуратно ступая по покатому снегу, чуть мерцающему в лунном свете, я стараюсь отстраниться от ноющей боли в плече и, при этом, не прижимать озябшую девушку ближе к себе. Поднявшись на тускло освещенное крыльцо, я замираю: Дея подняла на меня взгляд, который буквально пригвоздил к месту. Теперь смотрит так, словно пытается разглядеть расплывшуюся картинку: ее глаза чуть прищурены, а между бровей возникает едва заметная морщинка. Вдруг, девушка касается ладонью моей щеки. Я вздрагиваю от неожиданности, но не могу заставить себя отстраниться – прикосновение заледеневшей руки прожигает насквозь.

«Как странно...»,– думает она, отстраненно улыбнувшись.

И тут же, будто бы вспомнив о чем-то, вздрагивает, отдернув руку так, словно я – ядовитое растение.

– Опусти меня, – тихо говорит. – Я в состоянии идти сама.

Молча кивнув, выполняю ее просьбу. Оказавшись на земле, Дея отворачивается к входной двери и тянется к ручке. В этот момент чугунная дверь со скрипом отворяется: Кир и Маша изумленно смотрят на нас.

– А как ты… – начинает Маша, окинув с ног до головы мое запорошенное снегом пальто, но замолкает, пожав плечами.

– Аня, ты в порядке? – Кир делает шаг вперед ей навстречу, а я еще сильнее сжимаю болевшее плечо, чтобы сдержать свой порыв и не вмешаться.

– Да… – рассеянно отвечает она.

– Пойдем, съешь что-нибудь, – зайдя внутрь, он тянет ее в сторону актового зала, на ходу помогая ей снять верхнюю одежду.

Прежде, чем я осознаю, что делаю, хватаю Дею за другую руку – три пары глаз непонимающе пялятся на меня.

– Ей нужно к медсестре, – поясняю я, тут же убрав руку.

– Хорошо, – соглашается Кир, поменяв направление.

Я дергаюсь от внезапно нахлынувшей боли, но совладав с собой, надеваю на лицо непроницаемую маску безразличия. Дея кинув на меня взгляд, останавливается, а я от всей души надеюсь, что она не заметила моего побледневшего лица.

– Кир, – обращается Дея к своему недотепе, – можешь принести шампанского? Мне в туалет нужно.

– О’кей, – кивает он в ответ.

– Я схожу с ним, чтобы он не перепутал шампанское и ситро, – вызывается Маша. – Ты одна справишься?

– Да, спасибо, – улыбается та. – Я знаю, где находится женский туалет.

Когда ребята скрываются за поворотом, Дея, резко обернувшись, хватает меня за руку.

– Куда ты меня тащишь?!– возмущенно отдергиваю руку.

– В медпункт, – отрезает девушка.

– Ладно, если ты не хочешь идти одна, я пойду с тобой, – соглашаюсь я. – Только без рук.

– Не ты пойдешь со мной, а я пойду с тобой, – уточняет Дея. – Это тебе нужно к медсестре.

– Ни за что, – с нажимом говорю я.

– Значит, по-твоему, это мне требуется помощь доктора?! – не понять с чего сердится Дея.

Я неопределенно пожимаю плечами. И в этом моя ошибка: Дея замечает, как я кривлюсь от боли.

– Вот видишь...

– Нет.

– Такой упрямый… – закатив глаза, бормочет Дея себе под нос. – Если ты не пойдешь, то и я тоже.

– Кто бы говорил, – улыбаюсь в ответ. – Хорошо, согласен.

Все-таки нужно убедиться, что с ней все в порядке, поэтому, когда мы подходим к двери кабинета, я демонстративно прислоняюсь к стене.

– Дамы вперед.

– Что? Так нечестно, – начинает Дея.

– Иначе, я вообще туда не войду, – невозмутимо изрекаю я, сложив руки на животе.

– Ладно, – сдается Дея, потянув ручку кабинета.

Устало прикрываю глаза, как только дверь за ней закрывается.

– Проходи, Анечка, – слышу я голос Татьяны Дмитриевны по другую сторону двери, – тебя что-то беспокоит?

– Да не то, чтобы...

Каждая нервная клетка болезненно пульсирует в районе плеча. Похоже, у меня вывих. Ну, ничего, от этого никто еще не умирал, пройдет. Вон, качка Влада попрошу, вправит. Важно другое, что же случилось с Деей? Она закрывается от меня, не давая прочитать ее мысли и, скорее всего, даже не догадываясь об этом. А я даже и не знаю сейчас, радоваться мне или сердиться.

– Теон?

Открываю глаза и вижу, что Дея внимательно на меня смотрит.

– Ты как? – тревога отчетливо звенит в ее голосе.

– В норме, – уверяю ее: совсем не хочется заходить в кабинет медсестры.

Уголки полных губ вздрагивают в полуулыбке, словно ее немного забавляет мое упрямство. Приблизившись, Дея встает на носочки и касается губами моей щеки.

– Спасибо… Что всегда волнуешься обо мне.

Я продолжаю ошеломленно смотреть на нее. Если она хотела таким образом уговорить меня зайти в медкабинет, то она, несомненно, нашла единственно правильный способ. Сейчас, я бы не только вошел туда, но и согласился бы на курс реабилитации в прибалтийском санатории. Криво усмехаюсь, словно говоря: «Ага, попалась», а Дея смущенно опускает глаза в пол, взволнованная моим неоднозначным молчанием.

– Аня! – доносится голос из коридора.

Дея сперва оборачивается на зов, потом снова смотрит на меня, будто бы спрашивая разрешения.

– Иди, – говорю я. – Дальше я сам.

Облегченно вздохнув, она бежит навстречу друзьям, которые все-таки выполнили обещание и принесли ей шампанского. Хотя мне почему-то кажется, что она вовсе не за этим отправила их в актовый зал.

Когда шаги затихают, опускаюсь на стоящую рядом лавку. Плечо больше не болит, но я все еще не могу перестать улыбаться, рассеянно потирая то место, куда она меня поцеловала. Да, кажется, о чем-то подобном, мне рассказывала мама. Она говорила, что Septimus Sensu, связывая души, не может не задеть и тела, то есть мы можем чувствовать не только душевную, но и физическую боль друг друга, хотя, в нашем случае, это под силу только мне. Еще помниться, она говорила, что прикосновение Связанного облегчает боль от нанесенной раны, может даже полностью излечить, только если рана не нанесена с помощью магии. В то время, очень много слухов ходило насчет того, насколько сильно Septimus Sensu связывает две души. К примеру, считалось, что если первой умирает женщина, то следом за ней умирает и мужчина. Но и здесь все было не так просто, мужчина умирал, если его род стоял ниже рода винны [vinna производное от vinculum (лат.) – связь]. Что ж, если Дея – наследница Первого Рода – умрет, я последую за ней. Однако же мрачные мысли приходят мне в голову...