Задумался, отведя взгляд от пары пристальных лиловых глаз, следящих за моей реакцией. Давно... нет, никогда я эту тему не обсуждал. Ни с кем. В моем мире испытывать подобное к кому-то ДО Septimus Sensu было неправильно. Даже мои друзья чувствовали себя неловко и старались поскорее закончить этот разговор, будто я пытался поговорить о воровстве или о чем-то постыдном.

– Хотелось, – честно признался, сделать это в почти умиротворенном состоянии было несложно.

Бледные губы растянулись в победной улыбке, сверкнув клыками. Нет, они были обычной формы, но я видел ее истинное обличие: со ртом, полным акульих зубов – и клыки все равно казались мне аномально острыми.

– ...но стоило представить ее разочарованное лицо, скажи или сделай я нечто подобное, мои чувства ушли на второй план...

Девушка цокнула, услышав продолжение, и села.

– Ты… – начала она.

– ...жалок, да?

– Нет… – она задумалась, подбирая слова. – Может... добрый?

– Да уж, конечно, – усмехнулся я.

Сарказм возвращался, а вот ревность все еще спала валетом со злостью, в ногах у вспыльчивости, а вот упрямство и гордость уже сонно шевелились.

– Тогда не понимаю, – продолжая говорить, девушка то и дело почесывала кожу на обратной стороне колена. – Если ты ее ТАК любишь, зачем ты ее врешь…?Суарта Даузус[Черная Смерть (прогерм.)]!

Услышав древний язык, вздрагиваю, как если бы меня окликнул старый знакомый.

– Что такое? – обеспокоенно спросил я, увидев, что у нее на ноге появилась трещина, длинной с указательный палец.

– Время заканчивается. Я обращусь примерно через час… – нотки грусти пронзили звонкий голос, сделав его еще сказочнее. – Не мог больше своей крови дать.

Девушка надула губки и нахмурила брови так, словно я не купил ей мороженное.

– Уже жалеешь, что не попыталась убить меня? Тогда бы смогла остаться человеком навсегда...

– Ненавижу убивать людей, – ее голос и лицо стали серьезнее.

– Прости… – легкий налет чувства вины заставил меня на секунду пожалеть о том, как прошла наша первая встреча. Я ведь подумал, что она хочет убить меня, – Кая…?

Она улыбнулась в знак одобрения, показывая, что она не против такого имени.

– Не стоит. Я иногда сама не знаю, что от себя ждать.

– Держи, – порывшись в кармане, передал ей ключи. – Можешь вернуться домой. Посмотри телевизор, полежи в ванне...

– Ха-ха-ха, – ее смех немного сбил меня с толку. – Ты забыл, что я превращусь в маленького склизкого осьминога? Твои чувства и кровь уже почти переварились.

Она облизала губы, будто говоря о чем-то очень вкусном. И тут я вспомнил, что говорю с не человеком. Невольно сглотнул.

– Будет здорово, если я обернусь уже рядом со своей банкой. А то весело будет ползти через всю квартиру... Удачи.

Окта подмигнула мне – видимо догадалась, почему я остаюсь.

«И купи мне аквариум», – вспыхнуло в голове. – «К-У-П-И. Наколдованный ширпотреб мне не нужен».

Кажется, у меня появился питомец.

Я решил просто прогуляться. Не искать ее, а просто пройтись по плохо освещенной аллее и подумать... И убеждал себя в этом вплоть до момента, как оказался всего в пяти метрах от Деи. Улыбка коснулась моего лица. Странно было не чувствовать злость, обиду и ревность при взгляде на нее. Ведь каждый раз, особенно в последнее время, я ощущал себя заводной игрушкой: опусти ее на пол и она полетит на пролом, а встретив преграду, будет отчаянно биться, пока не кончится завод. Вот такой заводной игрушкой и был мой гнев, но он-то реально может покалечить, если дать ему волю.

Она откинулась на деревянную спинку скамейки (ее плавный изгиб позволял удобно устроиться). Конечно, я и не думал, что она уснула. Но все равно желание подойди поближе пересилило опасность быть пойманным, и снова увидеть недовольство в ее глазах. Тихо, стараясь не шуметь, подошел поближе. Знакомое чувство током обдало с ног до головы. Один поцелуй... Что может случиться? Скажу, что пьян, что сошел с ума – любую чушь, лишь бы оправдаться...

Порыв был непреодолим, я наклонился, и тут мою голову пронзила резкая боль, такая, что хотелось испариться. Выдохнув, использовал велокс граду [velox gradu (лат.) - быстрый шаг] – магическое перемещение – и тут же рухнул на пол своей квартиры.

– Эй, – услышал голос Каи где-то надо мной, – ты в порядке?

Голову раздирало изнутри – воспоминания, что больше 70 лет назад были запечатаны в памяти, вырвались наружу. Они представляли собой огромный клубок эмоций, каждая нить которого связана с ней... С ее прикосновениями, запахом, голосом... Ее сбивчивое дыхание, шепот и жар кожи из воспоминаний сейчас будто сжигали меня изнутри. Я отключился, не в силах справиться с таким потоком информации.

Отхлебнув уже остывший кофе, облокачиваюсь о стену с окном, что соединяет балкон с залом.

Кто бы мог подумать, что меньше, чем через месяц я буду представлять собой такое жалкое зрелище... Воспоминания, которые должны были стать самыми счастливыми, теперь режут душу, подобно лезвию скальпеля.

Когда же это было в последний раз... Точно. Тот фриц ранил меня штыком...

Дея плакала, трясущимися руками пытаясь промыть рану водой из фляги.

– Т-только не умирай, слышишь! – руки ее дрожали, что странно, ведь она уже десятки раз перевязывала раненых солдат.

– Да не умру я, – наверное, в сотый раз повторил я, слабо улыбнувшись. Боль была адской – этот чертяка знатно зацепил, благо, что кишки не вываливались.

– Сейчас, я п-повязку наложу, и пойдем. До медсанбата километра два, не больше...

Она пару раз вдохнула и выдохнула, чтобы унять слезы – было странно видеть в таком состоянии девчушку, что словно заговоренная от пуль, кидалась на поле боя, чтобы помочь своим товарищам. Выглядела она так, будто ей только несколько часов назад показали обучающий фильм, дали санитарную сумку и отправили на передовую.

– Не волнуйтесь, товарищ Лунева, сегодня вы впишите еще одно имя в свою книжульку, – бодро, насколько было возможно, пошутил я.

Ее губы дрогнули – улыбнулась? – и она решительно расправила спину, готовая подставить мне плечо.

– Мосинку [Мосинка – винтовка Мосина] не забудь, – добавил я, когда та неуклюже обхватила меня чуть выше талии.

Смотря, как она буквально согнулась под весом пятикилограммовой винтовки, я вздохнул. Удивительно, как она вот уже почти 4 года, таскала на плащ-палатке здоровенных мужиков. А ведь в ее книжке учета не одно имя.

Выдернув у нее из рук винтовку, повесил себе на плечо. Казалось, что моя боевая подруга весит целую тонну – голова закружилась, и я с облегчением облокотился на подставленное плечо.

Мы шли по освещенной прогалине, птицы щебетали над головой, перелетая с ветки на ветку. Дея крепко держала меня, а я изо всех сил старался не наваливаться на нее всем телом. Когда мы дошли до края леса, почувствовал, что еще чуть-чуть, и я рухну, а эти хрупкие – персиково-розовые, все в царапинах и мозолях, руки – поволокут меня.

Ну, уж нет. Я сделал вдох и весь подобрался. Хватило меня, правда, минут на 10. После, боль начала подозрительно притупляться – словно вытекала из раны вместе с кровью.

– Нам осталось немного, потерпи, – прерывисто сказала она, убрав с лица растрепанные волосы.

Я видел, что ей нелегко – вся в испарине и со стиснутыми зубами Дея тащила меня и винтовку – последние полчаса я не мог нести ее из-за онемевших рук.

– Ты не успеешь, – это осознание пришло в голову тихо и не спеша, и, как ни странно, без страха.

– Иваныча доволокла как-то. А он в два раза больше тебя! – возмутилась она, и, сказав это, выпрямилась – упрямство придавало ей сил.