— Могу я позвонить, пока ты не ушла?

— Да без проблем.

Пройдя мимо беспорядка в гостиной, возвращаюсь в свою комнату, чтобы найти телефон. Есть только один человек, которому могу позвонить, и просто молюсь, чтобы она смогла быстро приехать.

— Мама? Ты мне нужна. Срочно. Пожалуйста, приезжай.

Рекс

Наши дни

Последние три дня я колесил по городу, проходя собеседование за собеседованием, но ничто не казалось мне чертовски хорошим.

Когда Бернард позвонил мне с предложением работы, я отказал ему. Категорически. Не поймите меня неправильно, возможность была невероятная, но речь шла о возвращении в Нью-Йорк, а я отказался возвращаться туда с тех пор, как пять лет назад ушел из «Нью-Йорк Циклон».

Теперь он ждет, что я просто соберу вещи в Остине, штат Техас, и вернусь домой? Сейчас это не так просто, как тогда. На этот раз мне нужно беспокоиться не только о себе. Хотя должен был догадаться, что лучше не спорить. Бернард был назойлив, настойчив и достаточно умен, чтобы подсластить сделку, пока я наконец не уступил и не согласился на работу. Теперь я новый главный тренер мужской хоккейной команды Бруклинского университета в Нью-Йорке.

Бернард также потянул за кое-какие ниточки, чтобы устроить Рори в детский сад при университете. Оказалось, что там потрясающая программа, список очередников длиной в милю. Я опросил почти все детские сады вокруг нас, чтобы убедиться, что это лучший выбор.

Это было изнурительное путешествие по Нью-Йорку и опрос, по крайней мере, тридцати различных детских садов на этой неделе. Я вымотался.

И самое ужасное, что Бернард оказался прав, и его самодовольный взгляд, которым меня одарил, сказал мне, что он это знал.

Университетская программа дневного ухода за детьми лучшая в округе. С ошеломляющим отрывом. Кто бы мог подумать, что самым сложным в переезде в Нью-Йорк будет не вождение автомобиля, не поиск работы и даже не поиск жилья? Нет, самым трудным было быть отцом-одиночкой и отказываться давать своей маленькой девочке что-либо, кроме самого лучшего.

Пара воспитателей из тех детских садов, которые мне не понравились, посчитали нужным сказать, что я слишком властный и не должен пытаться контролировать каждый аспект жизни моей дочери. Они считали, что если их программа работает для всех детей, то почему она не должна подойти для Рори.

Но дело не в этом. Я хочу участвовать в ее жизни, даже когда на работе. Хочу быть уверенным, что она получает все, что ей нужно. Почему это неприемлемо, что я желаю получать новости в течение дня, может быть, даже фотографию или две, чтобы знать, как она себя чувствует? Я же не прошу установить в детском саду камеру, через которую смогу наблюдать за ней… хотя мне не противна эта идея.

Также не так уж и сложно следовать простому меню, которое я бы предоставил. Я просто не хочу, чтобы она ела всякую гадость. Ей не нужно много сахара, к тому же мы с Рори всегда готовим вместе, так что она не привыкла есть еду на вынос или нездоровую пищу. Ну, если только моя сестра, Стелла, не рядом.

Все просто, но все ведут себя так, будто я за этим слежу. Как же это дико злит.

Почему меня осуждают за то, что я хочу лучшего для своей малышки?

В конце концов, это уже не важно, потому что ни одно из этих заведений не работало бы по тем часами, которые мне нужны. Работа тренером по хоккею в университете заставляет меня работать в разное время. Иногда у нас бывают поздние тренировки, а игры почти всегда проходят вечером, поэтому мне нужно было найти место, готовое это учитывать.

Детский сад при университете не имел никаких проблем ни с часами, ни с другими вещами, о которых я их просил. Оказалось, что одна из воспитательниц детского сада искала возможность заниматься танцами по вечерам, и Бернард помог подстроиться под наше расписание.

Это похоже на дежа вю. Я буду работать тренером в том же университете, в котором учился почти пятнадцать лет назад, и Рори будет рядом.

Все сложилось как нельзя лучше, и я стал еще больше доволен выбором после того, как осмотрел здание и познакомился с воспитательницей Клэр. Клэр молода — вероятно, ей девятнадцать или двадцать лет, но она милая и обладает характером, который, думаю, понравится Рори, когда они заставят ее немного раскрыться.

Моя дочь — крепкий орешек, в этом плане она взяла пример с меня. Кажется, что она всегда держит оборону, особенно в окружении взрослых. Кроме того, у нее много глубоких переживаний, а ей всего четыре года, особенно теперь, когда она подросла и видит других детей с их мамами и папами. Она начинает замечать, что у нее нет мамы, и ей трудно понять почему. Даже если мама присутствовала в ее жизни всего три дня, она как будто понимает, что чего-то не хватает.

Когда Миранда принесла ее ко мне и сказала, что она моя, у меня ушло немало времени, чтобы смириться, что у меня есть дочь, но как только это сделал, то сразу же решил позаботиться о том, чтобы у нее была хорошая жизнь. В то время я испытывал трудности и терял над собой контроль после завершения своей хоккейной карьеры. Но Рори спасла меня. Только благодаря ей я зашел так далеко и, конечно же, с помощью мамы.

Мама знала, через что я проходил, и понимала, что могу все испортить, поэтому она приехала с отцом, чтобы помочь.

Миранда подождала достаточно долго, чтобы они добрались до моей квартиры, но после этого ушла.

А мои родители? Они перевезли меня к себе на пару недель, а также помогали с Рори. Отец помогал мне прийти в себя и понять, что же мне делать дальше, а мама — освоиться в новой для меня роли отца.

Теперь, когда все это позади, мы переезжаем через всю страну обратно в Нью-Йорк на работу, на которую я не хотел соглашаться.

Я играл в хоккей с пяти лет, потом играл в НХЛ в команде «Циклон», пока не ушел на пенсию после травмы. В итоге переехал в Остин, чтобы пройти пробную реабилитацию колена, которая на какое-то время показалась мне многообещающей, но мало эффективной, чтобы вернуться в большой спорт, зато помогло мне не расстаться навсегда с коньками.

Но теперь я снова в хоккейном мире, и это казалось нереальным.

Войдя в главный офис, я прохожу мимо секретаря в поисках Бернарда, спортивного директора, который когда-то был моим тренером. Хорошо, что я знаю его уже много лет, поскольку мы с его сыном Тревором играли вместе с пяти лет. Даже после моей травмы и переезда в Остин, Бернард и Тревор не бросили меня и всегда были рядом со мной на каждом шагу.

Подойдя к его кабинету, я уже собираюсь постучать, когда дверь распахивается, и на пороге стоит Бернард со своей обычной счастливой улыбкой на лице.

Не знаю, что миссис Адамс добавляет в их еду, но они с Тревором всегда выглядят такими чертовски веселыми.

— Мистер Локвуд, — говорит Бернард, отступая назад, чтобы пропустить меня в свой кабинет, и улыбка не сходит с его лица. — Долго же ты сюда добирался. Мы рады видеть тебя, сынок.

Невольно я улыбнулся. Трудно не улыбаться при виде этого мужчины, который в равной степени выводит из себя и чертовски хорош в своей работе. Он умеет обращаться со всеми так, как будто они важны, но в то же время как с членами семьи. Он умеет быть строгим и поздравлять с хорошо выполненной работой, но в то же время грозится надрать нам задницу, если мы принимаем глупые решения на льду или вне его. Если бы он все еще оставался моим тренером, когда я получил травму, не думаю, что моя жизнь сложилась бы так, как она сложилась, и я бы точно не жалел себя так долго.

Но я ни на что не променяю то время, потому что оно принесло мне Рори, и моя малышка спасла меня от самого себя.

— Хорошо быть дома, — честно говорю ему. — Мы оба знаем, что этого бы не случилось, если бы не твое предложение. Ну, и твое чертово упрямство.

Бернард только ухмыляется, в его глазах загорается озорство.

— Не стоит надеяться, что такой старый пес как я научится новым трюкам. Упрямство у меня в крови.