Но мне это тоже втайне нравится в ней.

Возможно, это был окольный способ сделать комплимент, но я приму его, даже если это не свидание. И это не свидание. Мне просто чертовски нравится ее присутствие сегодня вечером, и я все время представляю, как веду ее к бильярдному столу и нагибаю ее над ним. Интересно, станет ли ее задница розовой, как флуоресцентные лампы над нами?

Я по-крупному облажался, а ведь мы с ней только один раз тусовались.

— Да, ребята, когда не раздражают тебя, вполне нормальные, — говорю я. Оглянувшись на наших друзей, вижу, что Гвен разговаривает с Тревором и Кэсси, а парни нашли себе группу девушек для общения. Неудивительно, что только мы с Тревором пытаемся не смочить свои члены сегодня вечером.

Я едва не попросил ее снова увидеться. Однако большая, более упрямая половина моего мозга напоминает мне, почему это плохая идея.

Рори. Я должен подумать о ней.

Я собираюсь сказать ей, что мне пора идти, но знаю, что как только это сделаю, этот маленький счастливый пузырь, в котором мы находимся, лопнет.

— Эй, ребята, я ухожу. Ты пойдешь со мной, Сойер? — спрашивает Кэсси. Она даже не пытается скрыть своего веселья, когда смотрит на нас с Сойер.

Похоже, я не единственный, кто улавливает напряжение между ней и мной… Мне придется поработать над этим, если не хочу, чтобы Тревор и Харрис до конца жизни подшучивали надо мной.

К моему удивлению, Сойер отвечает не сразу. Одна только эта пауза заставляет меня думать, что она тоже что-то чувствует. Словно, если бы у нас была возможность, Сойер не отправилась бы домой с Кэсси, а пошла бы со мной.

— Э-э, — начинает Сойер.

— Мы можем выйти все вместе. Мне тоже уже пора. У нас с Тревором завтра раннее утро, — вставляю я.

— Раннее утро в субботу? Фу, — говорит Кэсси, как раз когда подходит Гвен.

— Ты выиграла битву с музыкальным автоматом сегодня вечером? — спрашивает Сойер.

Честно говоря, понятия не имею, какая музыка играла сегодня вечером. Я вообще не обращал внимание на музыку, когда Сойер рядом. Эта мысль выводит меня из себя.

Гвен слегка покраснела.

— Ага. Мы уже уходим?

— Спасибо, что согласились потусоваться с нами, — произносит Тревор, подходя к нам. Он обнимает каждую из девушек, не забывая посмотреть на меня и подмигнуть, когда обнимает Сойер. — Ну что пойдем, Рекс?

— Да. Было приятно встретиться с вами, дамы. Может, еще увидимся.

— Да, в следующую пятницу. Мы с Тревором это уже выяснили, — говорит Кэсси с улыбкой. Краем глаза вижу, как Сойер начинает улыбаться, когда поворачивается к двери, чтобы уйти

— Ну, тогда до встречи, дамы, — прощаюсь я и смотрю, как Сойер выходит за дверь.

Я не должен быть взволнован или с нетерпением ждать следующей пятницы, но это так. Я сразу же чувствую вину за то, что думаю о том, как провести время с Сойер, вместо того, что мог бы сделать с Рори. И все же, несмотря на свою вину, уже пишу смс в групповой чат, чтобы узнать, сможет ли моя мама или сестра посидеть с ребенком.

Тревор такой хитрюга.

Утро субботы наступает слишком быстро, и уже в шесть утра мы с Тревором в Центральном парке разминаемся перед пробежкой. Еще в колледже, когда играли в одной команде, мы еженедельно встречались, чтобы пробежаться по Центральному парку. Потом это стало традицией, особенно после того, как Стелла открыла на углу пекарню, где пекут лучшие рогалики из закваски. Потом наша традиция превратилась в обязательную еженедельную встречу, по расписанию и все такое.

Сегодня я с еще большим нетерпением жду рогаликов. Количество текилы в моем организме все еще смехотворно, и мне бы не помешало что-нибудь, чтобы впитать ее. Слава Богу, Стелла осталась на ночь, потому что я бы ни за что не дожил до сегодняшнего дня, если бы не пропотел.

— Черт, я не могу пить, как раньше. Гвен и Кэсси постоянно заказывали те дурацкие фруктовые напитки, и, блин, сегодня я их чувствую. Такое ощущение, что у меня в венах течет водка, — стонет Тревор, наклоняясь вперед и разминая подколенные сухожилия.

— У меня тоже. Я не пил это фруктовое дерьмо, но мы опрокинули пару порций текилы, пока учил Сойер играть в шаффлборд, и, черт возьми, точно чувствую это сегодня, — соглашаюсь я.

Это правда. Пить в тридцать лет — это совсем не то, что в двадцать. Когда мне было двадцать, я мог пить все, что хотел, всю ночь напролет и оставаться бодрым на следующее утро на хоккейной тренировке. Теперь же в половине случаев мне даже не нужно пить, чтобы получить похмелье. Я могу лишь взглянуть на бутылку и теряю трудоспособность на два дня.

— Что с нами случилось? Раньше мы были весёлыми. Раньше мы пили всю ночь напролет, а теперь после пары часов выпивки практически умираем.

— Мы постарели. И говори за себя. Я все еще веселый, — говорю ему, смеясь, когда он смотрит на меня. Он ненавидит, когда напоминаю ему, что мы постарели.

— Ты постарел. Мне все еще тридцать четыре. Не все из нас ближе к сорока, чем к тридцати, как ты. Когда мы начали использовать слово «веселый», чтобы описать тебя? Скорее «ворчливый» или «грозный». Они подходят больше, — поддразнивает он.

— Отвали, придурок. Тебе через три месяца исполнится тридцать пять, а мне только что исполнилось тридцать семь. Ты ведешь себя так, будто я уже старик, и я… не. Ворчливый.

— Эй, ты только что ворчал. — Тревор пожимает плечами, прежде чем на его лице появляется ухмылка, которая, как знаю, приведет к разговору, которого я не хочу. — Итак, как прошла твоя ночь с девушкой из клуба?

— Ее зовут Сойер. Она больше, чем ее работа, — ворчу я, изо всех сил стараясь не ударить его по голове за то, что он меня подначивает, или за то, что ухмыляется моему рычанию.

— Я знаю. Мне просто была любопытна твоя реакция, и она оказалась такой, как я и ожидал.

Ухмылка Тревора шире, чем обычно — слишком широкая для человека, который все утро жаловался на похмелье. Мне хочется сбить ее с его лица, потому что я прекрасно знаю, что он пытается раздуть из мухи слона.

— А чего ты ожидал? — спрашиваю я.

— Пещерного человека со склонностью к собственничеству, и ты его оправдал. Спасибо, что выиграл для меня пятьдесят баксов.

— Мужик, между мной и Сойер ничего не происходит, — говорю ему, проводя руками по волосам. — Вообще-то, я не знаю. Я не уверен, что происходит или не происходит, и не привык к этому. И какого черта ты с парнями делал ставки на меня?

Если раньше хотел ударить его, то теперь я хочу его задушить. Ухмылка Тревора и смех, когда он встает, чтобы приготовиться к нашей пробежке, заставляют меня кипеть от злости.

— Ага. Готов поспорить, что ты бы вел себя так же, как и раньше. Одержимый и ворчливый. Такое ощущение, что ты бы помочился на нее, если бы мог, пометил бы ее как свою. Но я знаю тебя достаточно хорошо, ты будешь бороться с этим и отказывать себе, но при этом не позволишь никому приблизиться, — говорит он.

— Спасибо за наглядность. Как раз то, что мне было нужно.

— Ну, не веди себя как дикарь, и мне не придется давать тебе эти визуальные образы.

— Итак, на что вы все поставили? — спрашиваю я, вставая, чтобы размяться.

— Харрис думал, что ты будешь немного избегать этой темы, а потом сломаешься, а Кейд думал, что девушка тебе совсем не нравится и что ты будешь заниматься своей обычной ерундой и избегать чувств, как чумы. Майлз понятия не имел, так как провел большую часть ночи, флиртуя и не обращая на тебя никакого внимания.

— Вы все такие засранцы, — ворчу я.

— Нет, мы просто можем читать тебя лучше, чем ты себя, большую часть времени. Некоторые из нас лучше, чем другие, — шутит Тревор, прежде чем на его лице появляется серьезное выражение. — Рекс, в прошлом тебе выпали плохие карты, но ты их разыграл до конца. Не позволяй всему, что произошло, сбить тебя с пути, играй на поле. Я не говорю, что тебе нужно делать что-то серьезное.

— Я…