— Ты все перепутала..

— Да, — нервно тереблю пальцами и говорю дрожащим голосом, хочу преподнести ему красиво, чтобы… чтобы что, незнаю…

— Он сказал… он сказал, что я не его пациентка, — а пациентка психиатрической больницы и это правда. Потому что я не знаю, что со мной творится, почему я так себя веду и почему так страшно сказать ему, что у нас будет ребенок. Я сама в шоке, да, когда после осмотра и расспросов, врач сказал, что возможно я беременна, и со мной все в порядке, и мне нужен уже акушер-гинеколог, а не терапевт.

Боже… я так растерялась… что вместо того, чтобы идти на УЗИ, как посоветовал врач, а потом подняться, там же, на другой этаж к гинекологу, я побежала в аптеку за тестом.

Была ужасно шокирована, когда в туалете увидела две полоски. По-моему я до сих пор в шоке, потому что вместо того, чтобы сказать, что у нас будет ребенок, я говорю:

— Он сказал, что в следующий раз если я захочу черники, ни есть ее так много и тем более замороженной.

Герман похожу разочаровывается моим ответом, потому как он отходит от меня, садится на диван, тяжело вздыхает.

— И все?

— Да, сказал тошнило от черники.

— Так и сказал? — я киваю.

— Больше ничего?

— Ничего… — молчу, потом собираюсь с мыслями и говорю, — Гер

— Да милая, говори уже! — он напирает, — что он еще сказал?

— Сказал… он сказал…

— Алёна милая, не бойся… ну же.

— Он сказал, что со мной все в порядке. Да, так и сказал.

— Ладно… я рад, что с тобой все в порядке. Никаких анализов и допольнительного обследования не назначил? — я киваю, что нет, — ладно.

— Герман..

— Да милая, — он подходит, помогает встать, — скажи как есть..

— Я хотела сказать, что я хочу. кушать… там есть творожный десерт с черникой. в том кафе..

— Боже Алена. — он смеется, — я даже знаю причину твоего хотения черники.

— Правда? Что ты знаешь?

— Я знаю, что ты любишь чернику. Полюбила вдруг, внезапно.

— И все? — я жду, Гер я так жду, чтобы ты сказал, что женщины когда хотят чего-то много, то они беременны. Ну же скажи, что ты очень хотел бы.

— Пошли, ты же кушать хотела, — подмигивает, — будем ждать, когда ты созреешь.

— Созрею? — он тянет меня к выходу.

— Ага. Тебе срок до вечера. чтобы созрела, хорошо?

— Хорошо.

— Мы вечером едем к маме, не забудь.

Боже дай мне силы и уверенности, что я нужна, что мы нужны. Мы с ним не говорили о детях. Да мы вообще эту тему не обсуждали, поэтому я не знаю, как он относится к тому, что я беременна.

Не подумает ли что я специально залетела, чтобы привязать его к себе?

Так страшно, что я не могу полноценно радоваться за нас. За себя, за Германа и малыша, которого ношу под сердцем. ИНтересно на кого он будет похож? Елс девочка, то я хотела бы чтобы она была похожа на Германа, потому что у него красивые большие глаза и длинные ресницы, которые ей не надо будет красить. Я иду взявшись за руки с Германом, и тихо незаметно глажу свой животик, через пуховик.

— Что там? — интересуется Гер.

— Где?

— Там, где трогаешь.

— Там… урчит, я же голодная.

— Я тебе говорил, что когда-нибудь придушу?

— Нет.

— Ну вот считай, что сказал.

— За что?

— За все.

— Кстати я не сказала, но название компании такое красивое. Никогда не видела подобного шрифта.

— Да мне тоже очень нравится.

— Я тебе кое-что должна сказать, — решаю все таки, когда мы заходим в кафе, что не должна скрывать и боятся. Скажу сейчас, пока мы не сели за столик. Пусть знает и пусть что будет, то и будет.

— Ну наконец — то. Говори!

— Ой! Аленаа! Как хорошо, что вы тоже здесь! — Наташа заходит с Робиком под руки, мужчины пожимают руки друг другу, — давайте обедать вместе? — предлагает счастливая Наташа, — я такая голодная, что кажется съем слона.

— Я тоже, аж слюнки текут! — говорю и замолкаю, когда ловлю на себе взгляды всех стояших рядом, — я просто сегодня не завтракала, — и это правда, утром я сделала Герману омлет, сама не хотела, потому что тошнило. Герману же сказала, что ночью ела, поэтому завтракать не хочу.

Мы оставляем на вешалке у входа верхнюю одежду и двигаемся в дальний угол помещения.

С одной стороны я рада, что к нам присоединились Наташа с Робиком, с другой, я не опять не смогу сказать про ребенка.

Мужчины за обедом обсуждают рабочие моменты, мы с Наташей предстоящую ее свадьбу.

— Кстати на следующей неделе мы летим в Париж. Ты же помнишь? — спрашивает Гер.

— Конечно.

— Оо Париж-город влюбленных, — мечтательно произносит Наташа.

— Мы летим на свадьбу, — говорит Герман, — хорошо, что загран паспорт уже готов.

На десерт мы с Наташей остаемся вдвоем, мужчины покидают нас, и мы вдоволь, под удивленный взгляд Наташи, наедаемся черничного десерта.

***

До вечера Людмила Марковна напрягает меня с работой так, что у меня не остается свободной минуты, чтобы пойти к Герману за поцелуем и наконец признаться.

Ну значит не судьба, решаю я и продолжаю работать.

— Милая, — Гер в конце дня сам находит меня за кучей бумаг. — оставь все, поехали нас ждут.

— Ну мне так много надо сделать… — я смотрю на кучу бумаг, Гер тоже туда смотрит.

— Я и так зол на тебя, потому что ты ни разу не пришла ко мне.

— Очень много работы, — я поднимаюсь к нему, обнимаю, беру в руки его лицо, целую носик, а он плавно перемещается к губам.

— Я тебя накажу, — кусает нижнюю губу, — за сегодня и еще за кое-что, но это позже. Сейчас нас ждет моя мама. Поехали.

— Господи, у них еще стоит елка! — я зачарованно смотрю, когда мы переступаем порог дома родителей Германа.

Здесь еще стоит праздничная атмосфера. Волшебство кружит в воздухе под свет мигающих разноцветных гирлянд.

— Ой ну неужели вы приехали? — кричит мама Германа и бежит обнимать нас, следом и отец Германа.

— Мы тоже очень соскучились мама, — говорит Герман.

— А что Нет? Я очень соскучилась, — говорю и еще раз обнимаю эту милую женщину.

— Давайте быстро мойте руки и к столу! — говорит папа Германа и потирает руки, — пока вас ждал слюни пускал, твоя мама не разрешала даже нюхать утку!

Мы смеемся.

— Бедный мужчина голодный из-за нас! — говорю и прохожу в ванную, которая расположена на первом этаже.

Вообще дом родителей Германа очень большой. Для меня словно вилла, разделена на два крыла. В правом расположены спальня родителей и две гостевые, в каждой комнате у них своя ванна. Наверно в этих гостевых располагаются дочь и дети, когда приезжают в гости, я так думаю. На левом крыле три спальни. Одна обставленная, в которой мы спали в прошлый раз, а другие пустые, просто отремонтированные.

После Чудесного ужина мы остаемся в гостиной одни с Германом. Разбирать елку.

Родители поднимаются к себе.

— Иди ко мне, — говорит и тянет меня за собой к елке. Точнее на пол, под елкой. На маленький пушистый ковер, — посидим чуть, потом начнем разбирать.

— Хорошо, — я располагаюсь между разведенных ног Германа, спиной к нему.

Он зарывается в мои волосы и целует шею.

— Я очень соскучился.

— Я тоже.

Гер гладит живот под свитером, нежно, спускаясь ниже к пуговице на джинсах.

— Больше не надевай джинсы, они же обтягивают живот, — говорит и поворачивает мою голову к себе.

— Хорошо, — отвечаю на автомате и в этот момент даже не задумываюсь о том, с чего вдруг такие предостережения с его стороны?!

— По-моему я тебя сейчас трахну под елкой, — он тыкает меня стоячим каменном членом.

— Даже и не думай! Гер родители не спят, могут спуститься в любой момент! — я от страха поднимаюсь, но Гер не дает, и я остаюсь сидеть перед ним, поджимая под себя колени.

— Ладно не буду! Иди ко мне! — тянет меня к себе и сажает на колени, — я хотел тебе это сказать в Париже, но больше тянуть не могу, да и здесь атмосфера ничуть не уступает огонькам Парижа! — говорит и тянет руку в карман.