— Слушаюсь!

Пряча презрительную улыбку, бой вышел. Нгуен Ван Тхинь опустился в кресло, тяжело вздохнул и в горестном раздумье прикрыл глаза рукой. Что за странный, упрямый народ!.. Почему они не хотят стать европейцами! Упорствуют и еще гордятся — они-де вьетнамцы!..

Вернулся слуга.

— Мосье, к вам какой-то высокий человек в офицерском мундире, увешанном орденами. Говорит, что он полковник…

— Полковник? — Нгуен Ван Тхинь вздрогнул. — Вьетнамец или француз?

— Не знаю, похоже, что вьетнамец…

— А, это, наверное, полковник Суан[31], — сказал Тхинь. — Проси!

Он был встревожен. Зачем понадобилось Суану являться за полночь? Может быть, французские покровители передумали?

Слуга не преувеличил, сказав, что полковник высок ростом и грудь его увешана орденами. К этому еще следовало добавить, что всем своим видом он напоминал укротителя Та Зуи Хьена, когда тот, стоя на арене цирка с бичом в руках, гоняет тигров через горящие обручи.

Не успел полковник войти, как Нгуен Ван Тхинь, даже не поздоровавшись, спросил:

— Плохие новости? Почему так поздно?

— Есть дело, очень важное… Вы переодевались? — удивился Суан, заметив, что одежда Тхиня в беспорядке, а на стуле брошена рубашка. — Собираетесь куда-нибудь?

Тхинь смутился.

— Да нет… Видите ли, мне просто хотелось примерить костюм для завтрашней церемонии и прорепетировать речь. Нужно запомнить декларацию, чтобы не заглядывать в листок. А собьешься — еще засмеют. Ведь как-никак премьер-министр. У всех на виду.

— Боже! Если б вы знали, что случилось!..

Тхинь вздрогнул.

— Случилась?.. Что случилось?

— Французы решили не допускать нас к присяге.

— То есть как не допускать? Может, они боятся, что мы чересчур преданны?

— Вот именно! Совершенно верно. Взять хоть меня. Кто не знает, что я им предан как собака! Когда против них поднялись все вьетнамцы, я оказался единственным, кто во всем помогал французам и даже учил их сражаться.

Нгуен Ван Тхинь подумал, что полковник Суан, очевидно, желает занять пост премьера, иначе зачем бы ему перечислять все свои заслуги? Тхинь решил не оставаться в долгу:

— Я в десять раз больше им предан. Я был предан им даже тогда, когда они сами себе изменили. Как только сюда пришли японцы, жены высокопоставленных французских чиновников стали искать знакомства с ними, и я старался как можно лучше услужить этим дамам, изменявшим Франции.

— А теперь, выходит, мы не нужны. Мы действуем в открытую, как профессиональные шлюхи, а им, видите ли, желательно, чтобы шлюху принимали за законную жену.

— Да, вы правы… — поддакнул доктор, но тут же осекся, поняв, на что намекает полковник.

Он побагровел. Казалось, его сейчас хватит удар. Хорошо, что в этот момент Суан оказал:

— На наше счастье, только мы им и преданны. Погодите, они еще будут уговаривать нас.

— Бот именно! — Тхинь хлопнул себя по колену и расхохотался. — Пусть найдут вьетнамцев, которые больше, чем мы, не хотели бы быть вьетнамцами. Знаете, что было с моим коллегой? Французы требовали, чтобы он поддержал идею создания Намки. Чего только они не делали — и подкупить его пробовали, и угрожали, а он взял и скрылся. Со злости они сожгли его дом. Так что не бойтесь: таких, как мы с вами, не так-то легко найти!

— Разумеется! Однако не будем хаять наших друзей французов. Останемся преданны им до конца…

Нгуен Ван Тхинь умоляюще протянул руки к полковнику, словно призывал его в свидетели.

— Да, да, конечно! Клянусь, я так им предан! Я скорее умру, чем посмею нелестно отозваться о них. Ну, да вы же знаете!

Полковник Суан устало улыбнулся.

— Это я хорошо знаю. Но я пришел за тем, чтобы спросить, все ли приготовлено для церемонии?

— Все готово, — ответил Тхинь.

— Флаг?

— Есть. Они дали мне образец.

— На желтом фоне две белые и три голубые полосы?

— Да, ведь вы были при этом…

— А вам понятно значение этого флага?

— Конечно! Вы, наверно, не слышали, что французы тогда сказали? Желтый цвет — цвет Вьетнама…

— Но какие же мы вьетнамцы?

— Не знаю, но раз они говорят, значит, так надо. Три голубые полосы — река Меконг.

Суан покачал головой.

— По-моему, они надули нас. Возможно, желтый действительно цвет нашей страны, это цвет золота, но голубой — это, скорее всего, цвет глаз француженок.

Будущий премьер-министр задумался.

— А гимн! — продолжал Суан. — Пожалуй, композитор тоже решил нас надуть. Вы только послушайте:

Ведь это вопль девки, которая из-за общественных беспорядков лишилась клиентуры!

Премьер, все еще о чем-то размышляя, вздохнул и поднял голову.

— Да, черт возьми! Как же нам быть?.. Скажите, а вам не хотелось бы стать заместителем премьер-министра и министра внутренних дел?

Суан усмехнулся и, оставив вопрос премьера без ответа, оказал:

— Я пошутил. Французы, конечно, правы, они не могут ошибаться. Наше дело слушаться их. Я забыл сказать, что без вашего ведома пригласил певцов из театра Фу Нюана. Они завтра исполнят гимн.

— О! — Тхинь испуганно вытаращил глаза и замахал руками.

— В чем дело?

— Ведь все певцы родом с Севера!

Суан нахмурился и ударил кулаком по столу.

— Ну и что? Пусть только посмеют… Прикажу солдатам быть наготове. Тогда им придется требовать единого Вьетнама на том свете. Ясно? — В ярости Суан брызгал слюной, выпученные глаза его метали молнии.

Тхинь побледнел.

— Да, да, — с деланным смехом сказал он. — Совершенно ясно! А вы могли бы посостязаться с Гитлером!

Они пожали друг другу руки, и Тхинь, торжествующе улыбаясь, ткнул себя в грудь:

— Премьер-министр и министр внутренних дел!

Суан тоже ткнул себя в грудь:

— Заместитель премьера и министра внутренних дел!

Оба расхохотались.

— Свободный и автономный Намки!

На следующее утро в Сайгоне состоялась торжественная церемония. Народу собралось много. Шесть тысяч десять человек приняли присягу: десять господ членов правительства и шесть тысяч агентов, охраняющих покой зоны Сайгон-Шолон. Там были еще вокальный квартет, французский танковый отряд, пулеметчики и несколько высокопоставленных французских чиновников.

В точно назначенное время генерал Леклерк[33], улыбаясь, вывел на трибуну доктора Тхиня и полковника Суана. Народные массы, то есть тайные агенты, застыли в безмолвии; каждый косился на соседа: не выражает ли он признаков недовольства? Молчание затянулось. Солдаты вскинули винтовки, навели их на толпу.

Прозвучала команда:

— Аплодисменты!..

В ту же секунду раздался взрыв рукоплесканий и приветственных криков.

Полковник Суан гордо выпятил грудь, увешанную орденами. Доктор Тхинь улыбался, хотя глаза его беспокойно бегали по сторонам. Снова раздалась команда:

— Отставить аплодисменты!..

Мгновенно все стихло. Теперь винтовки были направлены на певцов. Заиграла музыка, раздался жалобный плач «розовощеких красавиц». Славно платок из ящика фокусника, стало медленно подниматься вверх желто-голубое знамя.

Вдруг, откуда ни возьмись, появился запыхавшийся Нгуен Ван Там, бывший начальник уезда Кайлай в провинции Митхо, ныне заместитель министра политики. В руках он держал большую шкатулку.

— Господа, господа! Я, конечно, опоздал, но я должен был во что бы то ни стало разыскать эту драгоценность, — воскликнул он, потрясая шкатулкой.

Все удивленно смотрели на заместителя министра и его шкатулку.