К десяти часам Диен добрался наконец до почтового отделения. Солнце палило нещадно. Ноги Диена были в пыли, рубашка намокла от пота, лицо раскраснелось. Прежде ему не приходилось лично получать письма на этой почте. Костлявый почтмейстер, прочитав имя в предъявленном ему паспорте, даже рот от изумления разинул. На это имя поступало много писем, газет, бандеролей, и его здесь хорошо знали. Адрес обычно бывал напечатан на машинке, а письма — на форменных бланках, поэтому почтмейстер был уверен, что Ле Кы Диен из Фуниня богатый и важный господин. И вот теперь этот господин стоял перед ним — тощий, как зубочистка, молодой человек в дешевом костюме, старой белой шляпе, которую давно не чистили, и босиком. Осмотрев своего клиента с ног до головы, почтмейстер спросил:
— На чем, мосье, вы так рано приехали из Фуниня?
— Я пришел пешком, — ответил Диен.
— Так быстро? Впрочем, до нас не больше двадцати километров. Вероятно, в ваших краях трудно достать рикшу?
— Рикш сколько угодно, но я предпочитаю ходить пешком. Рикши мне не по карману.
Столь прямого ответа почтмейстер не ожидал. Смущенный тем, что поставил Диена в неловкое положение, он попытался загладить оплошность шуткой:
— Ну и молодец! Эти рикши дерут с нас три шкуры. Будь все такими, как вы, им пришлось бы умерить свои аппетиты. Да, те, кто презирает студентов, говоря, что они и пешком-то ходить не умеют, могут попасть впросак.
Чувствуя доброжелательность, Диен улыбнулся:
— Я еще дома решил, что весь путь проделаю пешком, поэтому опасность со стороны рикш мне не угрожала. Слава богу, я еще не старик! Сами подумайте, уж если рикша может без отдыха везти меня из Фуниня сюда, то я и подавно могу проделать тот же путь один, без груза.
— Конечно! Конечно!
Почтмейстер с готовностью закивал головой, улыбаясь Диену в то время, как тот расписывался в ведомости. После этого он радушно предложил ему немного отдохнуть и выпить стакан воды. Диен сразу согласился — он очень устал, и его мучила жажда. Но едва он поднес стакан к губам, как в комнату вбежал сынишка почтмейстера, и Диен замер от ужаса: правила приличия требовали дать мальчику несколько хао, а у него в кармане было пусто. Залпом проглотив воду, Диен поспешно встал и начал прощаться с гостеприимным хозяином.
— Куда же вы? Отдохните!.. Сейчас самая жара…
— Прошу прощения, меня ждут неотложные дела…
— Ах, у вас, наверное, еще денежный перевод? Тогда не смею задерживать! Сын! Как тебя учили прощаться со старшими?
Диену стало мучительно стыдно. В такие минуты он особенно остро чувствовал, что бедность унизительна, Опустив голову, Диен выбежал на улицу, бормоча что-то себе под нос. Почта осталась позади, а щеки Диена все еще горели от стыда. Конечно, почтмейстер решил, что он бессовестный скряга или не знает приличий. Диен шагал, сердито причмокивая губами.
Пустой желудок все более настойчиво напоминал о себе. Земля, словно раскаленное железо, жгла босые ноги. От усталости ломило тело. Диену хотелось плакать. Отчего? От голода или усталости? От того, что почтмейстер мог о нем дурно подумать? Стоит ли обращать внимание на такие мелочи! Надо быть выше их! Но тщетно Диен старался настроить себя на философический лад. Чувство тоски все сильнее охватывало его.
На главном почтамте пришлось долго ждать. Желающих отправить или получить деньги было много. Диен терпеть не мог толкаться в очередях, но другого выхода не было. Он сразу убедился, что хорошие манеры здесь, на почтамте, никому не нужны.
— Прошу вас, господин, не откажите в любезности, — начал было Диен, протягивая кассиру документы, но тот грубо оборвал его:
— Какая тебе еще любезность? Жди!..
От неожиданности и смущения Диен даже поперхнулся. Почему он так груб? Диен раскаивался в том, что был так вежлив с этим хамом. Ни на кого не глядя, кассир продолжал быстро строчить пером, насупившись и бормоча что-то себе под нос. Казалось, он ненавидит всех, кто пришел за деньгами и доставляет ему хлопоты.
Напустив на себя высокомерный вид, Диен молча ждал… Наконец кассир поднял голову. Сразу же к его окошку потянулись десятки рук с документами. Кассир хватал паспорта и один за другим швырял на стол. Затем, все еще ворча, развернул их все и приготовился выплачивать деньги. К счастью для Диена, его извещение о переводе лежало сверху. Кассир сделал отметку в ведомости, списал номер паспорта и бросил его Диену. Вслед за паспортом полетела пачка замусоленных и рваных ассигнаций. Диен поморщился: в деревне не любят рваные бумажки. Он проверил пачку: ни одной целой банкноты. Конечно, нечего и думать получить все новые, но пусть заменят хоть одну, разорванную в трех местах и залитую чернилами. Однако кассир энергично замотал головой:
— Ничего не знаю! Ничего не знаю!
Диен взорвался и, побагровев от возмущения, бросил деньги обратно в окошко.
— Разве такие деньги возьмут в лавке? — крикнул он.
Тут кассир вскочил с места и набросился на Диена:
— Ты как разговариваешь? В тюрьму захотел?
Диен вспомнил о своей убогой шляпе, изношенном костюме и понял, почему кассир с ним так обращается. Поэтому он решил перейти на французский язык:
— Вам следует быть повежливее и не забывать, за что получаете жалованье. Вам платят за обслуживание клиентов, а вы обращаетесь с ними, как с нищими, которые пришли за милостыней, — сказал Диен каким только мог внушительным тоном.
Кассир был ошеломлен. Слова застряли у него в горле, лицо стало кирпичным. Он грузно опустился на стул, но затем подобрал деньги и снова швырнул их Диену.
— Не возьмут в лавке — выбросьте!
Струя воздуха от большого вентилятора под потолком увлекла одну из ассигнаций. Диен поспешно выбрался из толпы людей, нетерпеливо оттолкнувших его от окошка, и устремился за бумажкой, но при этом сбил с ног ребенка лет пяти, который пришел сюда с матерью. Диен поспешил поднять мальчика, отряхнул и поправил на нем одежду, но за это время ассигнации и след простыл…
У Диена был настолько растерянный вид, что стоявшие вокруг захихикали. Досадуя, что попал в дурацкое положение, Диен стремительно выбежал на улицу и зашагал прочь, не смея поднять головы. Лишь выйдя из города, он замедлил шаг. Итак, целый донг потерян! Злость душила Диена. Он ругал кассира, ругал самого себя! Конечно, он сам тоже виноват. Надо было взять эту злосчастную бумажку, отнести в банк и там обменять! Мысли Диена упорно возвращались к потерянному донгу, и чувство досады не проходило. Чтобы возместить потерю, Диен не стал обедать и поплелся прямо домой.
Когда Диен добрался наконец до своего жилища, уже смеркалось. Он едва волочил ноги от усталости и даже слегка хромал. Но не успел он войти во двор, как навстречу раздался голос жены:
— Лекарство принес?
Тут только Диен вспомнил о данном ему поручении. Ни слова не ответив, он подошел к чайнику, налил себе воды и жадно выпил. Он пил стакан за стаканом, не обращая внимания на заструившийся по всему телу пот. Напившись в конце концов, он тяжело вздохнул:
— Забыл!
У жены даже дух занялся от негодования.
— Забыл! Всю жизнь забываешь… Деньги пожалел, вот что! Забыл!.. Да как можно забыть такое? Ребенок болен, а он… Это же подло!..
Диен с трудом удержался, чтобы не схватить жену за горло. Бессовестная! Он столько вынес за сегодняшний день, а она еще смеет ругаться, хочет доконать его.
— Замолчи! Заткни глотку! — рявкнул Диен с перекошенным от ярости лицом.
— Молчать?.. Чего захотел! Да ты взгляни на ребенка. У нее все личико распухло от сыпи, даже глаз не видно.
Лицо у девочки действительно сильно распухло. Диен посмотрел на дочь, и жалость комом подступила к горлу. А жена продолжала кричать на весь двор:
— Деньги… деньги пожалел! Погоди, вот она умрет, тогда все деньги тебе останутся!
И снова Диена охватила ярость. Глаза его налились кровью. Дрожа от гнева, он заговорил, брызгая слюной, подкрепляя каждое слово энергичным взмахом руки:
