Но сейчас… Жена тихо склонилась над младенцем, потом с любовью взглянула на старшую девочку и наконец улыбнулась Диену. Да, в эти лунные вечера Диен чувствовал себя безмерно счастливым и улыбался луне. И в этом не было ничего удивительного. Как и для всякого человека, увлекающегося поэзией, луна была для Диена чем-то прекрасным, возвышенным — сверкающим серпом среди россыпи звезд, серебряным блюдом на бархатном небесном ковре… Луна рождает мечты, ее тихий, волшебный свет приносит успокоение измученным жаждой душам. Луна, о луна! Ты вдохновляла поэтов во все времена!..
Родители ничего не жалели, чтобы выучить сына, продали сад и поле. Им хотелось, чтобы Диен стал господином секретарем или господином советником, жил в достатке. И горько было им узнать, что сын, как говорится, взобрался на арековую пальму, но плодов[15] ее так и не отведал. Диен был слаб здоровьем, и на государственную службу его не приняли. Родители решили, что зря учили сына — деньги истрачены попусту, можно сказать, в реку брошены.
Однако Диен думал иначе. Правда, полученные им знания не помогали ему зарабатывать на жизнь, зато он мог читать книги, понимал, почему прекрасны ветер и луна. Диен очень жалел таких людей, как… как, например, его жена, для которой лунный свет был хорош лишь тем, что не надо зажигать лампу, — и так светло!.. Что поделаешь? Мировая война — горе для бедняков. Теперь арахисовое масло стоило два донга литр, и вечером жена зажигала лампу всего на несколько минут, но и за это время сгорало на два су арахисового масла. А в лунные вечера два су можно было сэкономить. Два су, конечно, пустяки, но десять раз по два су — два хао!.. Ох, ох, ох. Тот, кто вечно считает деньги, отравляет себе существование, — так думал Диен, не подозревая, что сам, как и его жена, страдает этой слабостью. Даже сейчас, когда он любовался луной, стараясь забыть все мелкие заботы, мозг его лихорадочно работал, что-то подсчитывая. Глядя на необъятную ширь неба, на мириады звезд, Диен вдруг вспомнил, что кто-то из поэтов Запада сравнил небо с полем. Какое бескрайнее поле! А Диену нужен всего-навсего крошечный клочок земли, такой, как за их домом. Тогда не было бы у него больше забот. Землей занялась бы жена, а он смог бы целиком посвятить себя своей мечте — литературе.
Было время, когда он много читал и пробовал сам писать. Стать писателем было его заветной мечтой, ради этого он готов был на любые лишения и невзгоды, выпадающие на долю писателя в его стране, а друзьям говорил не раз, что отказался бы от самого высокого места, пусть даже оно приносило бы ему сотни донгов ежемесячно, если бы удалось заработать пером хотя бы пять донгов. Но прошло несколько лет, а он не заработал и донга. Между тем надо было как-то жить. Семья Диена обнищала. Братьям и сестрам пришлось бросить школу. Вслед за нищетой в семью пришел разлад: отец ушел из дому, а мать, чтобы прокормить двух самых младших, стала наниматься подносить товары. Старшие пошли в люди: девочка нанялась нянькой, один из братьев пас чужих буйволов, а другой, чтобы не умереть с голоду, ходил по дворам, выпрашивая цветы банана или горсть бататовых листьев, относил их на дальние базары и таким образом зарабатывал себе несколько су. Диена стала мучить совесть. Честолюбивые помыслы ни к чему не привели. Теперь его долгом было позаботиться о семье. Пришлось расстаться со своими мечтами и зарабатывать деньги. Диен стал учителем, получал двадцать донгов ежемесячно. Мать считала это великим счастьем. Она подыскала для Диена невесту из хорошей семьи, польстившуюся на его образованность. Вскоре после женитьбы появился ребенок. Диен не в состоянии был обеспечить мать с младшими братьями и сестрами, а тут появилась собственная семья. Ежеминутно приходилось думать о деньгах. Постоянные заботы совсем одолели его. Диен все реже и реже вспоминал о своих прежних мечтах и при этом тяжело вздыхал. «Вот скоплю немного денег и снова возьмусь за перо!» — утешал себя Диен, хотя знал, что писать больше не сможет, потому что денег у него никогда не будет.
В этот вечер, как и в другие, на небе появилась луна. Но Диен вынес во двор только два стула — для себя. Девочка-нянька по случаю семейного праздника отпросилась домой, и жена весь день хлопотала по хозяйству. Сначала надо было выткать кусок материи, чтобы продать завтра на базаре и заплатить ростовщикам проценты по старым долгам. Потом она побежала взять немного денег, которые ей кто-то был должен. Когда же вернулась, то застала дома все в ужасном беспорядке — вещи разбросаны по полу, малыш ревел во все горло, а старшая дочь сидела чумазая с ног до головы. Нянька еще не возвращалась. Жена рассердилась, затопала ногами и стала призывать всевышнего. Затем она дала затрещину дочери, прикрикнула на малыша, швырнула веник в угол, пнула ногой корзину и, усиленно жестикулируя, принялась ругать всех на свете. Малыша она уложила раньше обычного, девочке надоело хныкать, и она быстро заснула.
Диен в одиночестве сидел во дворе. Он старался сохранить спокойствие, но чувствовал, что лицо его окаменело и он не в силах шевельнуть ни единым мускулом.
Диен был в отчаянии. Жена, конечно, любит его, но почему-то считает, что человеку нужны только еда, одежда и лекарство. Ради этого она выбивается из сил, готова голодать, ходить в лохмотьях, продать с себя все, вплоть до нагрудника и кофты. И думает, что муж счастлив с нею!.. Но, увы, это не так. Для настоящего счастья нужны и страсть, и нежность. А вечно злое лицо жены, грубая речь и уж очень бесхитростная, пожалуй, даже примитивная любовь вызывали в Диене какое-то мучительное чувство. Всем своим существом Диен ощущал убожество своей духовной жизни. Он не знал любви. Что же будет с ним дальше? Постепенно бесчисленные мелочные заботы иссушали его сердце. И вместе с этим иссякал бесценный родник поэзии. А ведь Диен все еще мечтал, что настанет день и его талант разольется полноводной рекой…
Между тем в небе беззаботно плыла луна, она напоминала Диену девушку, полюбившую в первый раз. Легкий, как искусный танцовщик, ветер ласкал деревья. Серебряные от лунного света, едва заметно колыхались листья банановых пальм. Мечты далеко унесли Диена. Ведь есть же на свете красивые женщины, думал он, которые ничего не делают, а, приняв ароматную ванну и накинув халат из голубого шелка, сидят в кресле-качалке и отдыхают.
Диен и сам не знал, почему ему в голову пришли такие мысли. Но он вдруг стал мечтать о благоухающих волосах, свежей коже, ласковых руках. Да, есть на свете красивые женщины, искушенные в любви, но они красивы лишь потому, что хорошо едят, элегантно одеваются и не знают никаких забот, кроме заботы о своей внешности. Но Диен теперь и не помнит таких женщин. Что и говорить! Жена, конечно, чересчур груба. Она не достойна ни любви, ни жалости. Чтобы не загубить свой талант, Диен должен уехать. Он согласится на любую работу, лишь бы как-то прокормиться. И тогда всего себя посвятит литературе. Слова у него будут красивыми, а мысли — чистыми и возвышенными. Он воплотит в произведениях все свои чувства и мечты. Истинное искусство — это волшебное сияние луны, которое облагораживает и делает прекрасным все, даже самое пошлое, самое безобразное.
И вновь перед мысленным взором Диена возникли образы грациозных красавиц, небрежно откинувшихся на спинки кресел. Эти женщины будут читать его произведения, будут влюбляться в него и присылать письма на прекрасной надушенной бумаге. Потом он сам полюбит одну из них. Мечты Диена были так же иллюзорны, как лунный свет.
Вдруг из дома донесся плач девочки и сердитый голос жены. И тотчас же луна утратила все свое очарование. Диен смущенно опустил голову, точно провинившийся ребенок.
— Ну, что там еще с тобой? — раздраженно спрашивала жена.
— Животик болит, — плаксиво отвечала девочка.
— О небо! Что попало тянешь в рот. Смотри, умрешь. Чего раскричалась?..
Девочка испуганно притихла, продолжая корчиться от боли и чуть слышно стонать. Потом не выдержала и снова стала громко плакать. Диену показалось, что дочку рвет, но он сидел не двигаясь с места. Ему было очень горько. Боль подступила к сердцу, тисками сжала горло, железным обручем сковала голову. На глаза у Диена выступили слезы…
