Эйлурия покорно вздохнула и вдруг испуганно поднялась.

— Я слышу шаги Лура! — воскликнула она, и по ее лицу пробежала синяя тень тревоги. — Заклинаю, будь осторожен и хитер с ним, Фима! Он будет ловить тебя на формулах! Ты еще услышишь о бывших женщинах! На всякий случай запомни адрес моей подруги: Химический тупик, шестнадцать.

Только слабое свечение и замирающий плач флейты остались на месте этой странной женщины…

Неожиданно в глубине зала открылась дверь, и к Ефиму приблизился голуболицый человек в черной мантии.

— Дорогой Глоус, — проговорил Лур, приветливо двигая синими бровями, — я пришел к вам как простой бессмертный к простому бессмертному.

Тишкин так нарочито ошарашенно смотрел на президента Высшего Мозгового Центра, что тот поспешно пояснил:

— Это я — Лур.

— А по батюшке? — спросил Тишкин озадаченно.

— Мы же из ионов. Нету батюшки-то. Химия, — мягко напомнил Лур и вздохнул. — Да, на ваш блистательный мозг сильно подействовало пребывание на Земле.

— Сильно, — согласился Тишкин и потрогал голову руками. — Рассолу бы, Лур Ионыч…

Лур покраснел, а вернее сказать, пофиолетовел, как баклажан.

— Наша сверхцивилизация пока не имеет, — сказал он стыдливо, — субстанции, именуемой рассолом. Но я сейчас же дам задание химическому тресту срочно отсинтезировать лично для вас требуемое количество. Будьте любезны сообщить исходную формулу. — Лур распахнул мантию, и на боку у него открылся пульт с двумя рядами кнопок. — Я держу пальцы на пульте синтетреста. Итак, прошу исходную формулу…

Тишкин вспомнил предостережение Эйлурии и просто сказал:

— Исходная формула — огурец.

Лур совсем растерялся:

— Извините, Глоус, но субстанции, именуемой огурец, у нас тоже нет. Но я дам сверхсрочное задание теоретическому совету…

Тишкин печально вздохнул и сказал:

— Ты, Лур Ионыч, брось все свои кнопки. Пусть грядку засеют в затишке да на припеке, да поливают почаще рассаду…

— Но у нас нет почвы! — застонал Лур.

— А солнце-то хоть имеется?

— Только химическое. Впрочем, с приличным периодом обращения. Заменяем его каждые пятьсот лет.

— Ржавеет, что ли? — спросил Тишкин.

— Энтропируется, — грустно признался Лур.

— Ну а природа? Трава там, жуки, овцы?

— Бабочки синтетические порхают, по заказу даем ветер, — скучно пояснил Лур. — Вентиляторами.

— Тогда вы в полной трубе, ребята, — сказал Тишкин.

Лур вздохнул:

— Где-то вы правы… Нет, вообще-то жить можно. Только одно здорово неудобно — обязательное бессмертие.

Лур низко опустил узкую синюю голову, плечи его задрожали.

— Между нами, Глоус, мне обрыдло наше синтетическое благополучие. Я горд, конечно, что создал вместе с вами теории бесконечной небелковой жизни. Я счастлив, что мы вдвоем успешно выпрямили довольно кривое пространство и ликвидировали Время. В тяжелой борьбе мы победили последних сторонников грубой теории пищеварения, но… Знаете, когда мы с Марзуком сели на росистый некошеный земной луг у речки… Там еще мостик, помните?

— А как же, — сказал Тишкин, сопнув носом от волнения. — Родные места, третья бригада.

— И тогда я увидел маленького землянина с веснушками. Он стоял по колени в прозрачной воде, — а мы давно уничтожили воду как источник микробной агрессии, — и держал этот белобрысый житель Земли такой прутик, палочку…

— Удочку, — подсказал Тишкин.

— Да, удочку! И ловил что-то в этой изумрудной дивной воде на такого… маленького, который шевелится…

— На червяка?

— Да! На живого червяка! — воскликнул Лур трагически. — Тогда я подумал — мы ошиблись со своим бессмертием! Может, все здесь сломать, Глоус?

«Ишь куда загинает. Сломать! На живого червяка ловит», — подумал Тишкин и сказал уклончиво:

— Ломать погодим. Помозгуем.

Лур сказал:

— Тогда же на лугу мне повезло, в первый раз за последние три тысячи лет я понюхал живой цветок, а маленькое такое существо… с крыльями… меня охотно укусило.

— Пчелка, — сказал Тишкин. — Наверняка с дяди Макаровой пасеки. Хорошо прожгла?

— Нет, меня постигло разочарование! — горестно воскликнул Лур. — Я не ощутил запаха и не почувствовал боли. Ведь мы недавно удалили болевые центры отсюда. — Лур гулко постучал себя тонкими сизыми пальцами по темени. — Эх, Глоус, я ведь соткан из противоречий. Посмотрите.

Лур засучил рукава мантии выше локтя и показал Тишкину голубоватые полупрозрачные нити, из которых он был в основном соткан: они перемежались редкими оранжево-зелеными узелками живых сосудов. Тишкин протянул руку — потрогать, но Лур вдруг резко встал и запахнулся в мантию до подбородка.

— Глоус, вы ничего не видели. Я цельнохимический, избранный, бессмертный, — сказал он тусклым мертвым голосом. — Все это чушь — цветки, червяки! Готовьтесь, Глоус, сейчас прибудет Марзук с ионной пушкой самого крупного калибра, которая будет деземлировать вас!

— За что? — спросил Тишкин растерянно.

— Вы принесли с Земли миллиарды злобных микробов, пыльные сапоги и нелепые убеждения, — проговорил Лур глухим голосом. — В вас полно анархического электричества. Вот, пожалуйста! — Лур достал серебристую палочку и поднес к голове Тишкина.

У Тишкина волосы встали дыбом, из них вдруг выскочила и поплыла по залу небольшая шаровая молния. Лур, развевая полы мантии, бросился ловить ее. Молния опустилась на пол. Лур подкрался и прихлопнул ее ладонью, будто стрекозу. Вернувшись к Тишкину, запыхавшись, он сказал:

— Мы очистим вас от всего!

Тишкин посмотрел на свои недавно подбитые, довольно крепкие сапоги и сказал:

— А сапоги я не отдам, Лур Ионыч, как хочешь.

— Мы вам сделаем точную копию из лучших имитационных материалов, даже с пылью и пятнами. А ваши подлинные сапоги поместим в музей изучения Вселенной!

— Да ты не волнуйся, Лур Ионыч, — сказал Тишкин. — А то у тебя вон уши мигают.

Лур смущенно пояснил:

— Это вечность… пульсирует.

— И ничего, не беспокоит?

— Привык. Да, обземлились вы, Глоус, ужасно. Голубой цвет почти совсем утратили. И вы наверняка утратили способность к трансформации!.. Глоус, а ведь вы не Глоус! — вдруг страшным голосом проговорил Лур, принюхиваясь к Тишкину. — Вы самозванец!

Тишкин оторопело сказал:

— Как это самозванец? Я сам себя не звал сюда! Я к Дашке шел со станции, да не дошел из-за вас!

Лур схватился за голову:

— Значит, Глоус остался там. Какая трагическая ошибка произошла тогда, на сенокосе!

Тишкин с досадой сказал:

— Ежели бы вы сеном меня не закидали да не сели на меня, я бы разобъяснил, кто я такой.

Неожиданно за окном, закрытым плотной шторой, раздался глухой нарастающий рокот и громкие возгласы.

— Послушайте, что они кричат! — в страхе сказал Лур Тишкину.

Оба прислушались.

— О-ус… о-ус! — донеслось из-за шторы.

— Глобус требуют, — сказал Тишкин.

— Они требуют вас! — воскликнул Лур. — Толпы собираются по всей планете! Они хотят знать, что делал Глоус на Земле, как его там встретили, что такое вообще — Земля! Они просто помешались! Молодежь носит прически в форме земного шара!

Из-за шторы снова и еще громче донеслось:

— Гло-ус! Гло-ус!

— Что ж, давайте выйдем к народу, — решительно сказал Тишкин. — Чего же темнить? Выйдем и расскажем, что заместо Глоуса вы мне темную устроили на покосе.

Тишкин подошел к шторе, нагнулся и осторожно поглядел в щелку наружу, как актеры смотрят в зал перед премьерой. Обернулся к Луру:

— Глянь, Ионыч, полна площадь.

Лур подошел и, нагнувшись, тоже заглянул в щелку.

— Ну, пошли? — шепотом предложил Тишкин. — Открывай… пора.

— Не пора! — так же шепотом возразил Лур. — Пора, если вы выйдете как Глоус.

— А я Ефим.

— Зачем вам быть Ефимом? — страстно зашептал Лур. — Рюмяне ждут Глоуса! Глоус был любимцем нашей химической нации, а теперь он, пардон, вы будете героем! О вас будут говорить везде и всюду! За вами будут бегать толпы! Мальчишки будут подражать вашей походке и манере сплевывать. Ваше имя будет присвоено новой уникальной установке по производству окончательно счастливых рюмян! Решайте, будете вы Глоусом, героем нации, самым пронзительным умом или…