– Дядя Марк скоро уходит, – сипло протягивает Таня. – Иди, зайчик, включи мультик про свинку Пеппу.

– Пока, – кричит девчонка, широко улыбаясь мне.

– Пока, Ульяночка, – медленно, почти по слогам произношу я. – А ни хрена я не уйду, пока не услышу твоих объяснений, Таня. Или Маша – как тебе больше нравится?

Подхожу ближе и нависаю над ней. Поднимаю ладонь и слегка сжимаю пальцы вокруг ее тонкой шейки, закрытой бинтами. Не понимаю, чего хочу больше – сломать ее или приласкать?

– Узнал, все-таки, Стрельбицкий? – хрипло произносит Татьяна, вырываясь из захвата. – Интересно, что освежило твою память и…

– Неважно. Просто объясни, зачем? И эта девочка, она…

– Она моя девочка, к тебе отношения не имеет, ясно?

– Ах, не имеет? То есть ты прикинулась шлюхой и пришла в мой дом, чтобы залететь? Тогда почему не шантажировала? Обычно такие прожженные девицы…

– А я не была тогда прожженной девицей, Марк, тебе ли не знать? – краснеет Танька. Губы же у нее остаются бледными.

– Зачем ты тогда пришла ко мне? Не понимаю, Тань, объясни, – сдуваюсь я.

– Уже неважно, Марк. Прости за ложь, я не должна была тебя использовать, – надтреснуто шепчет она. Обнимает себя за плечи и забивается в угол маленькой, но уютной кухни.

– Да я тоже в некотором роде… хм… тебя использовал. Почему ты не сказала про дочь? За что? Неужели, я настолько плох, что недостоин о ней знать? За что, Тань? Почему ты меня так наказала?

– Мы не вписываемся в твой образ жизни, Марк. Вот и все. И не говори мне, что ты воспылал к Ульяне любовью. Тебе не нужны дети. Тебе никто не нужен, никто…

Таня отворачивается к окну и дергает занавеску. Приваливается к подоконнику и смотрит на мигающий предновогодними огнями город. Она какого-то черта решила, что я бы отказался. Не принял ответственности, сбежал, отмахнулся…

– Ты права, не воспылал. Но от ответственности не отказался бы.

Мы так и стоим в темноте. Из гостиной льется свет, как и звуки мультика из телевизора.

– У меня достаточно обеспеченный отец, чтобы помочь мне. И семья хорошая, и…

– Зачем ты тогда пришла ко мне? Отвечай. Я не уйду, пока не услышу ответа.

Дергаю веревку настенного светильника. Хочу видеть ее глаза – огромные и испуганные… Разворачиваю Таньку к себе, легко сжимаю ее сникшие плечи и повторяю вопрос:

– Зачем ты тогда пришла? Некому было подарить свою девственность? Или хотела… дай угадаю… продать ее подороже?

– Уходи, Стрельбицкий, – хрипло шепчет она. – Тебе все равно не понять и…

– Не уйду, Тань. Попробуй объяснить. Я вроде бы не тупой, как никак с высшим образованием. И книги читаю. Ты уж постарайся. Я жду.

– Да, я хотела продать ее подороже, – выдыхает она. – Такой ответ тебя устроит? Но решила сделать это с кем-то более менее молодым и симпатичным. Подслушала Пашкин разговор, ну и…

– Значит, все так просто? И что сейчас, Тань? Что нам сейчас делать? Ты ведь не думала молчать о дочери всю жизнь? Или…

Она поднимает глаза, а я читаю в них ответ – думала… Не собиралась впускать меня в свою жизнь.

– Чего ты хочешь, Стрельбицкий? Что мне сделать, чтобы ты навсегда отвалил от меня? – устало произносит она. Дергает марлю с шеи и выбрасывает компресс в урну.

– Хочу участвовать в жизни дочери.

– Ты прямо уверен, что она твоя?

– Да, я видел родимое пятно у нее на животе, у меня такое же.

– Че-ерт… Что мне сделать, чтобы купить свободу от тебя? Я и так… Наверное, я оставлю журнал и уеду домой, – обреченно бормочет Танька. Трет свои плечи и ежится.

Может, ей холодно? Мне, напротив, так жарко, что темнеет в глазах. А с губ против воли срывается безумие:

– Свободу можно купить, да. Натурой. Маше, вроде, все нравилось. Как ты смотришь на то, чтобы повторить?

– Ни за что, Марк, – фыркает Танька.

– В таком случае я добьюсь права опеки над дочерью, Таня. Через суд. Сделаю ДНК-тест, и… Никуда ты ее не увезешь без моего согласия.

– Ненавижу тебя, Стрельбицкий. Всей душой… Знал бы ты…

– В ближайшее время займись оформлением документов. Уля будет носить мою фамилию и отчество.

– Мерзавец!

–… составим график общения со мной. Возможно, совместного проживания в моей квартире, я еще не решил, – продолжаю хладнокровно, наблюдая за выпученными от ярости глазами Тани.

– Козел! Мудак!

– Полегче, Танюша. Я перееду поближе к вам, буду водить Улю в бассейн и…

– Хорошо, твоя взяла. Я согласна, – беспомощно выдыхает она.

– На что согласна, проясни?

– Побыть Машей. Сколько тебе нужно времени? Тебе же девушки быстро надоедают?

– Вообще-то, да, быстро. Приедешь ко мне на выходные. Для начала… Тебе есть с кем оставить дочку?

– Да, бабушка ее нянчит. Она, кстати, скоро придет. Поэтому тебе лучше свалить до ее прихода. Я поняла, приеду на выходные, а потом?

– Позже скажу, что будет потом. Я еще не придумал.

– Козел!

– Уже было. Адрес скину в сообщении.

Выхожу из кухни. Ноги сами собой ведут меня в гостиную, где на большом розовом диване сидит моя дочь. Моя… Моя, блядь. Из крови и плоти. Настоящий живой ребёнок.

– Пока, малышка. Что тебе купить в следующий раз? Какие ты игрушки любишь?

– Балби, Киси Миси, Хаги Ваги.

– Что? Это что такое? Ладно, разберусь.

– Пока, – она спускается с дивана, подходит ближе и обнимает меня за колени…

Глава 10.

Татьяна.

Марк прощается с Ульянкой, неловко треплет ее по щеке и уходит. Тихонько прикрывает дверь, но я все равно вздрагиваю. Так, словно он ее с размаху толкнул. Кажется, сейчас любой шорох, как прикосновение к оголенным нервам…Голос, касание и даже воздух, струящийся сквозь оконную щель… Тру плечи, привалившись к подоконнику. Стою, как истукан, боясь пошевелиться. Дышу так часто, словно мне не хватает воздуха… Дрожу, жмурюсь, пытаясь прогнать предательские слезы… Все это обваливается на меня ощутимой тяжестью… Все это дерьмо, которого я совсем не ожидала. Сейчас не ожидала…

– Мамуя, а он такой доблый, этот дядя. Он мне купит новые иглуски, – кричит Улька, вихрем ворвавшись в кухню.

Мгновенно стряхиваю оцепенение и опускаюсь на колени. Обнимаю дочку, глажу по нежным щечкам, трогаю волосы. Никому ее не отдам. Пусть только посмеет тронуть моего ребенка!

– Родная моя, куколка. Ты только мамина дочка, да?

Слезы ползут по щекам, как ядовитые змеи. Обжигают кожу, а, кажется, душу… Что мне теперь делать? Марк не отступится. Поиграет со мной, а потом переключится на Улю. Он точно ее отберет, я чувствую!

– Мамуя, а почему ты плачешь?

– Улечка моя…

Слышу, как клацает дверь. Бабулечка пришла. Черт… Что ей теперь говорить?

Спешно вытираю слезы и поднимаюсь. Придумаю что-нибудь.

Однако, в квартиру бабуля входит не одна…

– Таня, с тобой все в порядке? – спрашивает Пашка.

Он-то здесь откуда? Говорил ведь, что планирует весной переехать, так сейчас же зима?

– А ты… откуда здесь?

– Танька, да объясни мне, что происходит? Это Стрельбицкий? Он был у тебя? Что у вас стряслось?

– Да! Говори бабушке, что случилось? – бабуля упирает руки в бока и хмурится.

– Ба, иди почитай Уле сказку, – спасает меня Павел. – Я Танечку сам успокою, ладно? Не волнуйся, хорошо?

– Да ну вас! Одна живет, как монашка, никого к себе не подпускает, другой со всякими шалавами встречается. Что за дети такие? – укоризненно протягивает бабуля. Берет Ульку за ладошку и уводит в комнату.

Мы остаемся одни. Павел смотрит на меня, не решаясь первому начать разговор. И я молчу… Господи, неужели сейчас придется во всем признаться? Ни за что!

– Танька, рассказывай. Я видел его Порше, выезжающий со двора. Так что ты не отвертишься, – вздыхает брат и садится за стол.