– Отвали, Стрельбицкий… Отпусти, – дергает плечом она. – Увидимся на работе.

– Ты не ответишь?

– А зачем тебе я? Пополнить коллекцию страдалиц? Потешить самолюбие? Считаешь себя таким неотразимым, Марк? Расслабься, я… Никто не претендует на тебя.

– Ладно, Ларина. Вижу, ты не в настроении. Пошел я. До завтра. И чтобы без опозданий.

Спускаюсь на улицу и бреду по гололеду к машине. Не чувствую холода – проклятый дневник поджаривает кожу, как дьявольский огонь. Сажусь за руль и вынимаю тетрадку. Запускаю двигатель, то и дело косясь на дневник во время пути.

Слова меня будто зовут. Кричат, стонут, побуждают скорее открыть тетрадь и погрузиться в чужие тайны. Я звоню Анне Эдуардовне, спрашиваю о здоровье моих подопечных и только потом ложусь на диван. Включаю телевизор. Выключаю. Вновь его включаю, не желая сидеть в гробовой тишине. Открываю тетрадь и жадно читаю:

«Дневник Тани Лариной, ученицы 10 «А» класса».

Р.S. Если вы найдете этот дневник, позвоните мне по номеру 8*****. Кто прочитает без спроса – ждите неприятностей. Я не шучу. Читать чужие письма подло – будьте благоразумными.

Ну вот… Со вздохом переворачиваю страницу. Да, подло… Гадко и неправильно. Но я продолжаю читать.

«Май, 20**. Анька Искрицкая пригласила на дискотеку, но родители меня не отпустили. Папа сказал, что мне еще рано знакомиться с мальчиками, а Пашка криво улыбнулся и поддакнул ему в ответ. В общем, меня не пустили… Я прорыдала всю ночь. В школу пошла опухшая и некрасивая. Может, я всегда некрасивая? Вот бы знать? Я пыталась спросить у Павлика, но он сказал, что я мелкая прилипала, и ушел гулять со своими друзьями-отморозками».

Интересно, в дневнике будет про меня? Или он только про ее детские и юношеские воспоминания? Я нетерпеливо листаю, ища глазами свое имя.

Май, июнь, Новый год, день рождения… Танькины детские обиды, похождения в гости к подругам, мнения о прочитанных книгах и просмотренных фильмах… Все такое до ужаса наивное, милое. Сам не замечаю, как откидываюсь на диванные подушки и улыбаюсь во все тридцать два.

Почему Пашка не говорил ей, что она красивая? Почему заставлял плакать, обижал крепким словцом, не учил, как надо себя вести с такими мудаками, как я?

Внутри растет нестерпимое желание ее обнять… Пожалеть, сказать, что она сущий ангел… Я словно знакомлюсь с ней. Такую Танюшку я не знаю. Нежную, тонкую, умную, стеснительную… Она и об этом пишет: как стыдится растущей груди, лишнего веса, прыщей… Переворачиваю страницу, прикипая взглядом к одному имени или названию целого раздела: МАРК. Именно так оно написано, капсом.

В груди больно сжимается сердце. Толкает ребра, разгоняет кровь, а потом снова замирает, когда я читаю первое предложение:

«Наверное, ангелы существуют. Иначе, как объяснить, что со мной происходит? В сердце словно попала стрела. Разве бывает так стремительно? Раз… и все! Еще минуту назад я ничего не чувствовала, а теперь… Я его люблю. Высокого, худощавого парня по имени Марк. Он только зашел к нам в дом, повесил на крючок куртку, улыбнулся моим родителям, а мое сердце распустилось, как цветок… Или новое чувство в нем. Я позвонила Аньке, но она меня высмеяла. Дурочка».

Дыхание перехватывает… Откладываю тетрадь, чтобы перевести дух, и возвращаюсь к чтению.

«Он такой красивый… Я мечтаю о таком муже, как он. Я решилась выйти из комнаты и войти к мальчишкам в кинозал – Пашка упросил папу обустроить под него мансарду. Предложила чай или бутерброды. Все охотно приняли мое предложение, а Марк на меня даже не взглянул. Вернее, не так… Он мазнул по мне взглядом и тотчас отвернулся. Так смотрят на лавочку или стоящее в углу ведро. Или дерево, овощ, собачку… Хотя нет – на собачку смотрят с большим интересом».

Господи, она меня уже тогда любила… Только за что? Я ее совсем не помню. Совершенно. Танька права – я смотрел на нее, как на ведро или лавку. Не замечал, не видел… Оттого и не узнал, когда она явилась в мой дом под видом проститутки. Она меня хотела, вот и все… Пришла любить, отдавать самое ценное, что имела… Не продаваться пришла, а ухватить от меня хоть что-то. Обманом, уловками, хитростью проникла в мою постель. Наверное, потому я так болел по Мари… Искал ее, вспоминая искренние поцелуи. Так целуют, когда любят.

Совершенно сокрушенный, я закрываю лицо ладонями, пытаясь переварить прочитанное.

Глава 21.

Марк.

Сплю я плохо… Что со мной творится словами не передать. Полный пиздец, не иначе… В груди нестерпимо колет, а душу удавкой сжимает стыд. Зачем я полез в ее личное? Оно было в прошлом, а теперь Танька другая. Она избавилась от дурацкой скорлупы скромности. Побывала в Стэнфорде… В чужих мужских руках… Целовалась, отдавалась кому-то, думая об этом человеке, как о принце. Наверняка, ей стыдно вспоминать о своих чувствах… А я, долбанный идиот, возомнил о себе что-то! Она другая, другая… Не та девочка, что писала эти строчки.

Странно, что Танька восхищается Лорой Брикман – пишет она не хуже. Так же проникновенно, горячо, страстно… Да, да… Она и про нашу встречу написала. Все в мельчайших подробностях. Как я подошел к ней в висящем на бедрах полотенце. Как оно натягивалось от моего возбуждения. Что говорил, как трогал… Сколько раз у нас было… Господи, я себя извращенцем чувствовал, когда читал ее откровения. Зачем Танька хранит этот дневник? Вот зачем, скажите? Надо избавиться от него сегодня же! Куплю Ульяне игрушку и привезу в обед. Попрошу у бабули чаю, а сам… Верну проклятую тетрадку на место.

Подхожу к окну. Приваливаюсь лбом к подоконнику, смотря на питерскую сырость. Слушаю, как капли мороси монотонно падают на отлив.

Бреду в душ. Быстро одеваюсь и выезжаю на работу. Дневник оставляю в бардачке машины – надеюсь, никого сегодня не придется подвозить. И спасать тоже…

В лифте пытаюсь отдышаться и напустить на рожу свой обычный ленивый вид. Что там какой-то дневник? Меня разве можно чем-то пронять? Я прожил двадцать девять лет и ничего не испытывал… Ничего такого…

А сейчас в душе расползается странное чувство… Боль, жгучая ревность, что-то невыносимо тесное… Такое, что становится тяжело дышать.

Таня стоит в конце коридора. Мой взгляд прикипает к ее лицу – мило улыбающемуся, красивому, свежему. Она-то спала крепко, в отличие от меня… Губы чуть тронуты блеском, на щеках немного румян. Волосы уложены в крупные кудри. Она облизывает губы и поправляет бижутерию. Касается длинных бус тонкими пальчиками. А бусы, между прочим, лежат поверх платья. Платья, блять! Под ним чулки, а на ее ногах – туфли на шпильке. Не кроссовки, не джинсы или объемный свитер. Шпильки!

Но куда больнее видеть ее взгляд, направленный на… Этого точно не может быть. Андрей Баталов. Высокий, представительный мужик – главный редактор эротического журнала, продающегося миллионными тиражами. И Танька сейчас смотрит прямо на него.

Нервы натягиваются канатами. Я весь превращаюсь в гребаного робота – не могу и шагу сделать. Сжимаю челюсти. Пальцы сами собой складываются в кулаки. Бездумно касаюсь груди, проверяя, не ушло ли странное ощущение? Нет, нихера.

Я усилием воли делаю шаг. За ним еще один, и еще… Когда я подхожу к мило воркующей парочке, на лице сияет расслабленная улыбка, да и в моем рукопожатии не ощущается скованности.

– Андрей, доброе утро. Какими судьбами к нам? Приятно видеть тебя здесь.

– Привет, Марк. Да вот, уговариваю твою очаровательную сотрудницу сняться для обложки январского номера.