– Таню?! То есть Татьяну Александровну? – хриплю, как раненный в жопу петух.

Похоже, и на моей роже расцветает нескрываемое изумление.

– А что вас удивляет, Марк Викторович? – фыркает Танька. – По вашему, я не достойна украшать такой модный журнал, как «М***»? Лицом не вышла или… Или…

– Тань, успокойся, пожалуйста, – шиплю, наблюдая за Баталовым. – Андрей, ты по делу? Пройдем в мой кабинет или…

– Мы все обсудили, Марк. Я, пожалуй, пойду. Мои лоботрясы не могут работать без пинка.

Он кивает и шагает к лифтовому холлу, распространяя аромат дорогого парфюма на весь офис. Баталов – тот еще орешек. И тоже завидный холостяк чуть за тридцать.

– Что это было? – цежу сквозь зубы, высверливая в Тане дыру взглядом.

Она вспыхивает. Раскрывает губы, нервно сглатывает. Отступает к двери кабинета, нашаривает ручку, намереваясь спрятаться от меня. Почему они говорили в коридоре? Или нет – они прощались, точно! Говорили они в кабинете. Обсуждали дела за моей спиной.

– Иди в жопу, Стрельбицкий!

– О чем ты говорила с этим бабником? Что обсуждала за моей спиной? – рычу, запирая дверь.

– Тебя это не касается. А хотя… Андрей же тебе сказал? Я хочу сняться для обложки журнала и дать интервью.

Застываю с открытым ртом. Касаюсь груди, не силах бороться со странным чувством. Оно как томление… Жажда, желание, безумие. Нестерпимый голод. Ток, простреливающий тело. Зачем я его гоню? Хочу избавиться, когда единственное, что стоит сделать – отдаться ему… Раствориться в нем полностью. Позволить глазам слезиться от яркости красок. Обонянию – остро чувствовать запахи. Коже – болеть от прикосновений. Гореть от них, как от огня…

– Танька…

Я смотрю на нее, мучаясь от желания прикоснуться… Отдаться на поруки ревности, затопившей меня с головой. Она пульсирует, как молоток. Мне разнести здесь все хочется, блять…

Не знаю, что на меня находит? Я смотрю на Таню – ее глаза – огромные и синие, бьющуюся на шее жилку, острые ключицы, торчащие из-под платья. Разворачиваю ее к себе спиной и дергаю замок. Спускаю с плеч платье, наслаждаясь открывшимся видом.

– Марк, что ты себе позволяешь? Отпусти… Пожалуйста, не надо… Мы…

– Насрать, поняла? Никто и никогда не увидит тебя голой, Ларина. Я запрещаю тебе сниматься в журнале для старых извращенцев!

– Да что ты о себе возомнил? Ты кто такой? Я ненавижу тебя, Стрельбицкий! Я…

Запрокидываю ее голову и ловлю приоткрытые губы. Целую жадно, коротко, так, словно мы расстались не вчера, а сто лет назад. Вдыхаю запах, кусаю ее шею, стягиваю с плеч лямки красивого кружевного бюстгальтера. Может, Баталов уже успел ее оприходовать? Лично провел тестирование, так сказать? Иначе, какого хрена она так нарядилась?

– Он не трогал тебя? – произношу хрипло, выкручивая пальцами ее сосок. Второй втягиваю в рот.

– Н-нет… Марк, я прошу тебя…

– О чем просишь?

Из одежды на ней чулки и кружевные трусы. Лифчик одиноко валяется на полу, как и платье с бусами. Я оттягиваю край трусиков и касаюсь ее нежных складочек. Развожу их шире и погружаюсь в ее лоно пальцами. Течет, моя девочка… Часто дышит, облизывает пухлые красные губы, мажет по мне маслянистым взглядом – сейчас он темно-серый, как Нева зимой. Растираю влагу по напряженному узелку, а губами прихватываю сосок.

– Так о чем, Тань?

Она стонет и подается вперед. Рвет пуговицы на моей рубашке, дергает ремень моих брюк. Член стоит колом. Таня целует меня сама. Теперь неторопливо и долго. Прикусывает мои губы, гладит плечи.

– Так о чем? – не унимаюсь я. Если она сейчас пошлет меня подальше, я сдохну… Или встану перед ней на колени, умоляя, чтобы дала себя трахнуть.

– А ты, Марк? О чем ты меня просишь? – задыхается она. Замечаю, как в ее взгляде проскальзывает обида.

– Я хочу встречаться, Тань, – произношу, смотря ей прямо в глаза. – Пожалуйста…

Она молчит. Опускается на прохладный гладкий стол и широко разводит ноги.

Принимает меня, зажмуриваясь от наслаждения. Задыхается, подается вперед, обвивает мои бедра ножками.

Врезаюсь в нее что есть силы. Чувствую каждой клеточкой. Все чувствую, как никогда… Ее в своих руках – живую, горячую. Мою… Мою, с кем бы она ни была раньше… Мою, потому что она ко мне пришла и отдала девственность.

Черт… Какая она горячая… Тугая, влажная… Хочу всегда так – кожа к коже… Трахать, словно мы одно целое. Сплавляться, как будто нет между нами границ. Я толкаюсь все резче. Еще, еще… Смотрю в ее глаза, видя в отражении себя – обезумевшего от страсти и ревности.

– Ма-арк… Да… Господи, пожалуйста…

Танька извивается, притягивает меня к себе. Мертвой хваткой цепляется за мои плечи. Пульсирует, сжимает меня, стонет. Я обо всем забываю… Нагоняю ее за секунду и кончаю глубоко в ней.

– Опять? Марк, что мы наделали? – расслабленно шепчет она, касаясь влажных от моего семени бедер.

– Прости… Я тебя не оставлю, не бойся.

Глава 22.

Марк.

– Ненавижу тебя, Стрельбицкий, – неожиданно шепчет Танька.

Не понимаю, что на нее нашло? Все же было хорошо? Она мне чуть губу не прокусила, и вообще…

На лицо Тани наползает странная холодность, из глаз улетучивается возбужденный блеск, сменяясь яростью. Или обидой… Или чем-то еще – некрасивым, неправильным.

– Танечка, ну прости, моя хорошая, – шепчу, поглаживая ее голые плечи. – Я не планировал. Честно. Не думал, что это случится… вот так… Я очень сильно приревновал тебя к этому… бабнику.

– Бабник – это ты! А Баталов – серьезный человек. У него нет на уме всяких глупостей. Марк, я…

Она нервно сглатывает. Пожимает плечами. Ежится и потирает локти ладонями. Боже, да что могло случиться за эти сутки?

– Танечка, мое предложение в силе. Я предлагаю тебе встречаться.

– Для приятного времяпровождения? А что потом?

– У нас растет дочь, Тань. И я хочу узнать тебя получше.

– А ты разве не узнал? – хищно прищуривается она.

– Немного, Тань. Но ты глубже, чем кажешься. Ты… интересная девушка. Очень красивая и…

– Заткнись, Марк. Думаешь, я не знаю, что ты украл мой дневник?

– Ты о чем? – прячу взгляд, хоть это и бесполезно – врать я не умею.

– Думаешь, я не проверила коробку после твоего ухода? И не расспросила Ульяну, что такое папа делал, пока был в комнате? Ты… Я никогда тебя не прощу, Марк, – всхлипывает она. – Это… Зачем ты полез в мою душу? Потоптался там грязными сапогами и…

– Танечка, родная моя, успокойся, пожалуйста. Я не топтался в твоей душе грязными сапогами. И никогда бы не стал обсуждать это с посторонними. Никогда, будь уверена. Танька, ты… Я не заслуживаю такого отношения. Знаешь, что я о тебе думаю?

– Все в прошлом, Марк! Я тогда думала о тебе так, слышишь? Тогда, в прошлом… А сейчас я ничего к тебе не испытываю, кроме раздражения. Ты другой. Не тот, кем я тебя воображала. Так что засунь свои восхищенные слова себе в задницу. И… Да, ты не заслуживаешь моих чувств.

– Не заслуживаю, Тань, ты права. Но у нас растет дочь.

– У меня растет дочь!

Танька дрожит. Прячет глаза, опасаясь, что я увижу, какой стыд она испытывает. Там же… душа ее. Навыворот, нараспашку. Писала все, что думала и чувствовала. Для себя писала, а не для циничного мудака, вообразившего себя черт те кем.

– У нас растет дочь, Тань. А быть может, будет еще один ребенок… Мне плевать, как ты сейчас ко мне относишься. Плевать, слышишь? Я тебя и Ульяну не оставлю.

– Что ты намерен делать, Марк, – посуровев, произносит Танька.

– Нам нужно пожениться. Я дам дочери свою фамилию и буду ей хорошим отцом.

– А мне? Кем ты будешь мне? Не понимаю, зачем это все? Марк, давай я скажу, как это выглядит со стороны? – приосанивается Танька.