— Не похоже, чтобы кто-то учинил здесь беспорядок. С Иссеидой шутки плохи, — задумчиво сказала Нуала.

Я вопросительно подняла бровь.

— Иссеида? У нас ей не поклоняются.

— Богиня-воительница, защищающая брошенных и всеми позабытых.

— Звучит удручающе.

— Так и есть.

Пёс встревоженно уставился в тёмный проход, расположившийся под центральной аркой, и коротко заворчал, оскалившись.

— Нуала...

— Ничего не вижу.

И в эту самую секунду Чимни, позабыв обо всём на свете, бросился вперёд. Обнажив лезвие клинка, тёмная эльфийка последовала за псом.  Она настолько резко сорвалась с места, что я едва ли успела сообразить, что происходит. А когда поняла, было уже поздно: ни звука шагов, ни собачьего лая.

Кончики пальцев охватило болезненное покалывание — стены давили на меня, высасывая рвущуюся наружу магию. Чары в данном случае однозначно не выход, если, конечно, я не хочу угодить на больничную койку с месяцок-другой, и это в лучшем случае.

Где же Лассиан?

Судорожно вздохнув, ступила в непроницаемую темноту, откуда веяло сыростью и прохладой, стараясь расслышать звук удаляющихся шагов. Но храм словно поглотил все звуки, оставив лишь пустоту.

Шорох сзади заставил меня резко обернуться.

— Нуала?

Секундное молчание, а затем чуткий женский голос ответил:

— Нет, сестра. У неё свои призраки прошлого.

Глаза, привыкшие к темноте, наконец-то позволили мне рассмотреть незнакомку: роковая усмешка на полных губах, полные манящего обещания томные глаза и вьющиеся волосы, наполовину спрятанные под тёмной накидкой. Инкубица большая редкость. Инкубица в монашеской рясе так вообще что-то, похожее на детскую сказочку. С, впрочем, весьма взрослым концом.

Гори оно синим пламенем...

— Настоятельница Амина? — Произнесла, сдавленно икнув, словно испугалась собственного предположения. А бояться, вообще-то, было чего. Что за чертовщина здесь творится?

— Боюсь, что нет, сестра. Настоятельница покинула храм с первыми лучами солнца вместе с остальными служительницами богини. Одна я задержалась, и теперь понимаю — почему.

— Но… — Тревожно обернулась к дверям, откуда уже давным-давно должен был появиться Лассиан. — Мы получили послание от вашей настоятельницы: в нём было сообщение о беспорядках и просьба о помощи.

Инкубица изумлённо подняла тонкую бровь и огляделась.

— Беспорядках?

Её голос эхом разнёсся по пустым коридорам, которые, казалось, потонули в тишине и покое. Действительно, на надгробных вечеринках умертвий и то веселее, чем в этом священном склепе.

— Ик… простите. — Досадно цыкнула. Да что же это такое? В самый ответственный момент, можно сказать. Ну, раз авторитет ночных стражей растоптан мною навеки, то можно не переживать, стараясь выглядеть стойким оловянным солдатиком, и хотя бы попытаться прекратить эту дурацкую икоту. Задержала дыхание, стараясь не надувать щёки, как болотная жабёжка.

Монахиня не сводила с меня пристального взгляда, продолжая беззастенчиво рассматривать из-под полуопущенных бархатных ресниц.

— Ты красивая. Иссеида особенно благоволит таким, хотя никто из служительниц не любит этого признавать. Но такая измотанная…

А ещё мокрая, как речная крыса, и, признаться, это начинает порядком надоедать.

— Я бы хотела знать: почему монахини покинули храм?

Инкубица небрежно пожала плечами:

— Пути Иссеиды неисповедимы. Она говорит — мы слушаем. Сегодня ночью сестре Амине было видение, что наш храм охвачен пламенем, оттого они и ушли.

— Из-за видения? — Переспросила, недоверчиво нахмурившись.

— Богиня не любит повторять дважды — это не в её правилах.

— Отчего же остались вы?

Инкубица ласково улыбнулась, словно ответ был очевиден.

— Мне тоже было видение: в чаду я увидела человека — девушку, охваченную пламенем. Балки рушились, грозясь погрести её заживо, но она не уходила, потому что не могла. Ей нужны были ответы, а в одиночку их не получить.

Странная, однако, ситуация получается. На помощь спешили мы, а в итоге всё обернулось с точностью наоборот.

— И чем же вы можете мне... помочь?

— Я ничем. Мой голос всего лишь проводник во тьме, но моя великодушная богиня — может.

Сдержала рвущуюся наружу усмешку. Ну, конечно. Кто бы сомневался, что великим надоели их старые игрушки…

— Благодарю, но это лишнее. — Ещё одной брачной клятвы я вряд ли переживу.

Монахиня плавно шагнула мне навстречу и бережно взяла за руку, стремясь удержать, — я ощутила прохладу её нежной кожи.

— Иссеида никогда не навредит своим дочерям, сестра, верь мне. Сейчас ты слепа, как и я когда-то. — Горячий шёпот полился из приоткрытых губ. — Более трёхсот лет я страдала, борясь со своею сущностью, искала место в этом беспокойном мире. Цари усыпали меня золотом и драгоценными камнями, они рыдали у моих ног, выплёвывая из уст коварные клятвы — одну за другой, убивали друг друга ради моей сладострастной любви, а я упивалась этим, черпая силу. И в этом порочном кругу безумия у меня был лишь один луч света — единственная дочь, обречённая жить так же, как и её несчастная мать. — Тёмные глаза инкубицы широко распахнулись, вспыхнув, и вновь погасли. — Её убил один вельможа в порыве ревности: задушил в собственной опочивальне.

Вязкая тишина коснулась жилки, бьющейся на моей шее. Монахиня сжала ладонь сильнее.

— Ты молода и ещё не знаешь, что значит потерять всё. А ведь она была моим смыслом жизни. Я отомстила... Но разве способна жажда мести оживить мою малышку? Иссеида приняла меня, когда остальные отвергли… и сейчас ворота её храма распахнуты для тебя — не отказывайся от помощи.

В тусклом свете на полу я увидела крошечного паучка, прислушывающегося к нашему разговору. Не раздумывая, раздавила его подошвой сапога. Если это ни в чём не повинное насекомое, то хаос мне в свидетели — на улице и так дождь, но если это то, о чём я подумала, тогда времени всё меньше. Мягко вывернулась из хватки инкубицы, решаясь:

— Поспешим, мне ещё нужно найти своих друзей.

— Не отпускай мою руку, сестра.

Монахиня быстро увлекала меня в глубь храма, петляя по коридорам. Я прислушивалась к звуку шагов, отпрыгивающему от стен, как мячик, надеясь услышать лай Чимни или тихую поступь Нуалы, но всё зазря. Казалось, громада здания пустовала долгие годы, влажно дыша в темноте просторных залов.

— Прикрой глаза, — предупредила монахиня и нажала на крошечный выступ в стене, на который я и вовсе не обратила бы внимания.

Яркий свет просочился сквозь веки. Моргнув пару раз, наконец-то рассмотрела огромное помещение, уставленное гигантскими лампами, источавшими золотистое сияние. Пол, как и стены, был облицован белыми мраморными плитами. После чёрных коридоров создавалось впечатление, что я нахожусь в самом сердце храма. Хотя, возможно, так и было.

— Иссеида ждёт тебя, — величественно произнесла инкубица и отступила на шаг, позволяя получше разглядеть великолепную залу.

Заворожённо посмотрела по сторонам: совсем не похоже на языческие храмы, возведённые в Арилье — эти крошечные, каменные домики, утопающие в снегу. Огни, образовавшие широкий проход, вели к огромной мраморной статуе богини, которая взирала на меня свысока — я едва ли доставала до её искусно вырезанных из камня сандалий. Иссеида была облачена в просторную тунику, скрывающую её тело, волосы богини были убраны в высокую, удобную причёску, в правой руке — меч, в левой — тяжёлый щит.

Пламя взметнулось выше и сделалось настолько ярким, что я невольно прищурилась.

Интересно, уже сейчас нужно подобострастно обращаться к каменной статуе или чуть погодя? Бить челом или просто вздымать руки в просящем жесте?

— Лучше головой, — послышался сзади насмешливый голос инкубицы.

Изумлённо обернулась: я же не сказала этого вслух.

— И не нужно, — снова опередила мои мысли монахиня, — здесь так тихо, что даже самые сокровенные слова, сокрытые в глубине души, созвучны грому — лишь глухой не услышит их. А я не глухая.