Женщина, которая спасла его от неминуемой расправы. Возможно, лишь оттянула его муки, и все же — подарила лишние часы жизни. И надежду.

Нет, он понимал, что все посулы и обещания торийца — ложь, пустое сотрясание воздуха. Что стоит ему хоть где-то проколоться, выдать себя — и пытать его начнут всерьез, а после убьют без особой жалости. Но пока ему дали поесть, а девушке — обработать раны.

Быть под защитой женщины, возлагать все надежды на то, что она сможет его защитить, было… противно, не по-мужски. Но ни возмущаться, ни геройствовать он не хотел.

Он хотел жить. Особенно, после расправы, учиненной над одним из гьярраваров Снура.

Халле не повезло выжить. Его, сильно раненного, ослабшего от потери крови, подлечили, а после — пытали. Олег, хоть и сидел поодаль, видел, как пластуют ему кожу острым ножом, ломают пальцы и прижигают внутреннюю сторону бедра, подбираясь все выше. Мужчина хрипло стонал, рычал проклятия, терял сознание от боли и вновь приходил в себя от оплеух и воды, вылитой на голову. Он дергался и провоцировал торийца, который его мучил, нарываясь на резкий удар, что прервет его мучения. Но тот, человек опытный, на провокации не поддавался, лишь чеканил вопросы, медленно и даже как-то лениво пытая воина.

Кто? Как? Куда? Почему они проснулись, хотя не должны были? Какой дорогой поведет людей грен Лусар? Что вообще в его планах?

Воин ругался, стонал, но держался, не рассказывая ничего, что можно было счесть полезным. А потом как-то резко умер, оставив торийца наедине с бездыханным телом.

Мужчина вытер лезвие об одежду поверженного гьярравара — медленно, обманчиво спокойно. Обернулся на Олега, и во взгляде его парень увидел свой приговор. Широкий, не хуже джеррцев, но не такой высокий, с крупным носом, похожим на клюв хищной птицы, и глубоко посаженными глазами — Олег успел хорошо рассмотреть штатного мучителя, пока он не спеша шел к нему.

Ториец спросил устало, обшаривая цепким взглядом:

— Говорить будешь?

— Буду, — отозвался Олег, понимая, что выдержать пытки ему не по силам.

— Ачиль, не забывай, это мой мужчина, — упрямо и строго сказала Авила. — И мне он нужен целым.

Она, как только Халле испустил дух, подошла ближе, шепнула на грани слышимости: держись. Защищает — понял Олег и скривил губы.

Дожил, за юбку прячется.

— Сгинь, — велел ториец, не отрывая взгляда от парня.

— Я-то сгину, — пробурчала она, делая шаг в сторону, — только и ты не забудь про должок.

Мужчина, которого она назвала Ачилем, уставился на девушку с интересом.

— Вот оно как. Зачем он тебе?

— Понравился, — кокетливо отозвалась она и повела округлыми плечами, выставляя вперед высокую налитую грудь. — Да и праздник скоро. Ты же знаешь.

Мужчина поджал губы и махнул рукой, будто назойливую муху отгонял.

— Посмотрим. Может, и цел останется. Все от него зависит. Да?

Он присел напротив Олега, и парень неуверенно кивнул. Хорошо, если так, но что-то подсказывало, что стань он не нужен этому человеку, разозли его хорошенько, — и непонятный должок Авиле будет забыт.

И все же, его слушали. А он говорил. Не пытался врать или что-то утаивать, чтобы не разойтись в версии событий с девушкой, благо, о планах старшего мага знал он немногое. И, конечно, даже думать не рисковал об убитом им человеке — вдруг среди воинов Тория Всеблагого отыщется менталист. Он понимал, что вряд ли сообщит что-то такое, что не поведала еще ведьма, но от поганого чувства предательства было горько на языке.

Ачиль смотрел на него, спрашивал, слушал, ввинчивал пальцы в рану, и крылья хищного носа раздувались, реагируя на каждый подавленный стон и сбившееся дыхание. Кажется, ему это нравилось. Кажется, он не умел общаться иначе, как через боль и угрозы.

Наконец, мужчина встал и отошел, исчез из зоны видимости, и Олег украдкой перевел дух. К нему подсела Авила, сунула в руки кружку.

— Пей.

Темная маслянистая жидкость ходила мелкими волнами, отзываясь на дрожь пальцев, и парень стиснул кружку покрепче.

— Что за должок у торийца перед тобой?

Она улыбнулась хитро.

— Ах, это. Знаешь, дознаватели тоже болеют. А я хорошая ведьма.

— А он — хороший дознаватель?

Девушка зябко передернула плечами, кинула быстрый взгляд куда-то в сторону.

— Хороший, — тихо ответила она.

— Он тебя трогал? — понятливо спросил Олег.

Она усмехнулась горько.

— А если и так? Что ты сделаешь? Правильно, ничего. Забудь. И пей уже, не тяни!

Ничего.

Он, здоровый мужик, во власти торийского дознавателя и имперской ведьмы. Смешно? Противно.

Хлебнул от души и закашлялся, чувствуя, как немеет от варева горло, будто стиснутое чьей-то железной рукой, и жесткий комок скребет пищевод, проваливаясь в желудок.

— Отравить меня решила? — просипел он, отдышавшись. — Хор-рошая ведьма…

Она фыркнула.

— Вот еще! Что за глупости? Думаешь, я тебя спасаю, чтобы самой убить?

— Я ничего не думаю, — честно признался Олег. — Я тебя вообще не понимаю.

— Вот и хорошо. Меньше знаешь — меньше болтаешь.

И он не нашелся, что ей сказать. Права была имперская ведьма, ох, права! Болтать лишнее не хотелось, но он знал, что ториец придет вновь. И спросит. А он — ответит.

Не сможет не ответить.

Линда

Грен Лусар гнал их так, словно за ним демоны увязались.

Если утром еще Линде казалось, что они движутся слишком быстро, то теперь предыдущий поход воспринимался легкой прогулочкой. Она, тренированная, темп выдерживала легко, не отставая от гьярраваров, но девчонки, особенно те, что помладше, устали слишком сильно и еле держались на ногах. И Хильда, хоть и не жаловалась, хромала все больше.

Не раз и не два девушке хотелось подойти к магу и тряхнуть его, и высказать все, что думает, выместив и злость свою, и тревогу. Но — молчала. Шагала себе и шагала, помогала, кому могла, проверяла тэна Рейнара, отчаянно надеясь, что он, наконец, очнется, уходила с разведчиками вперед и возвращалась обратно.

Она понимала, что спать тут надо в укрытии, иначе быть им съеденными.

Их спасало лишь то, что дни в этих широтах пока оставались длинными. Солнце, много часов будто приклеенное к небосводу, сползало на запад, окрашивая мир теплым золотом, в низинах пролегли длинные тени. А они все шагали, забирая наверх, и до укрытия было далеко. И ребята очень, почти невозможно, устали.

Она шла впереди с Иваром, когда из-за поворота вынырнула монументальная дозорная башня, венчающая скальный уступ. А за ней — Линда забыла, как дышать — виднелся город.

Полыхал закат, расцвечивая редкие облака алым и розовым, и сиреневым в бледную синеву. Ошский хребет, далекий и, одновременно, близкий, казался хрустальным, а язык ледника, сползающий в долину, выглядел подтаявшей мороженкой. Ближе, по левую руку, изгибался, опоясывая гору, каньон реки Белой, и висели над ним клочья густого тумана.

Город, озаренный с той стороны, будто парил в облаках. Зубцы стен как два ряда диковинного ожерелья, острые крыши домов и на макушке горы — высокое здание, своими шпилями вспарывающее небо.

Белый, серый, клочки зеленого. И все это будто политое нежным персиковым сиропом. Нереальное зрелище.

— Арденбург, город Арда, наследие прошлой эпохи, — проговорил Ивар за ее плечом, и в голосе его вместо привычного веселья звучала тихая грусть. — Красивейший город севера, между прочим, даже сейчас. Говорят, он был заложен в незапамятные времена, когда боги ходили между людей, и население его — прямые потомки Арда-строителя.

— Но и это их не спасло, — так же тихо ответила Линда, — от всего этого…

Арденские темные земли были одними из самых протяженных в регионе. Ограничивались они с одной стороны Быстрянкой, рекой, через которую отряду пришлось бежать от торийцев, с другой — Белой, что вырезала себе глубокий каньон. На севере темные земли уходили далеко, захватывая целиком восточный отрог Ошского хребта, — скалистые неудобья, и ранее малонаселенные, а теперь вовсе безлюдные.