— Там, — сказала она, огибая очередной сарай и останавливаясь на границе света.

Маленькая деревенская площадь, на другой стороне — дом, старый, длинный, на невысокой крыше трава проросла. Не дом, а сарай для скота какой-то. Может, таким и был — до всего этого.

— И что там? — нетерпеливо спросила Линда.

Мия стиснула пальцами плотную ткань юбки. Она могла бы сказать, что людских эмоций так далеко не чует, а в магии, как Павел или Рита, не разбирается. Да и что магия эта — грязная, на крови замешанная, — там есть, поручиться не может.

— Не знаю, — ответила Мия и опустила голову.

От Линды дохнуло раздражением, но девушка быстро взяла себя в руки. Улыбнулась, шепнула:

— Ничего. В любом случае, это интересно.

Мия скривились. Все они считали ее если и не больной, то… с особенностями. И Линда не исключение. Девушка была неизменно доброжелательна, но всегда так осторожна, словно опасалась ненароком обидеть или спровоцировать паническую атаку. Это умиляло и бесило одновременно.

— Хильда.

Девочка вздрогнула, оглядываясь, и Виктор кивком указал на дом-сарай. Дверь уже закрывалась, но она успела разглядеть в освещенном проеме знакомый силуэт. Женщина захромала через площадь, мимо жаровни, у которой грелась парочка мужчин. Огонь выхватил из темноты ее наряд — высокие сапоги на шнуровке, какие бывают у воинов и охотников, синяя шерстяная юбка, рубашка и шолла, этакая накидка-фартук с двумя большими карманами. Женщина сделала пару шагов, и осветились темные с проседью волосы под косынкой и лицо: крупный нос, губы, сжатые в линию. Черные глаза глянули, казалось, прямо на Мию, и девочка шарахнулась в тень. Сердце бухнуло, заколотилось.

— …Мия, — донеслось как сквозь вату.

Виктор схватил за плечи, развернул к себе.

— Слышишь меня?

Она медленно кивнула.

— В комнату возвращайся. Только не здесь, а через конюшню. Увидит кто — говори, что приспичило выйти, заблудилась. Поняла?

Легонько сжал ее плечи, и она будто очнулась.

— Я не смогу. Я врать не умею.

— Самое время научиться, — пробормотала Линда.

— А вы?

Он глянул на девушку, та высунулась из-за угла и, шипя что-то недоброе, сразу же отпрянула.

— Не успеет.

— Мы отвлечем, — сказал Виктор, и губы его дрогнули в шальной усмешке.

Девочка кивнула, с изумлением наблюдая, как рука парня скользнула Линде на талию, притянула ближе, уверенно, словно это дело обычное. «Сейчас огребет» — болезненным любопытством застучало в голове. Врежет она, как пить дать, или словом, или чем-то более материальным. Кулаком, например.

Не врезала.

— Беги уже.

Ладошка Линды пристроилась на плече у Вика.

— С ума сойти, — прошептала Мия и, держась стены дома, быстро зашагала к воротам сарая, приспособленного под конюшню.

За спиной послышался гневный окрик Хильды, голоса ребят, которые виновато оправдывались. Девочка не обернулась, сосредоточилась лишь на ощущениях и дороге. Небо на востоке светлело, следовало спешить. Джеррские ночи в конце весны короткие, а летом солнце и вовсе едва заходит. Север, что тут скажешь.

Вот и конюшня. Обогнуть ее, пройти огородами, вдоль частокола — на этом участке охрана редко встречается, — и окажешься возле дома. Дома… эх! Мия замерла, ткнулась лбом в стену. Тихо, как же там тихо! Тепло, темно, тихо. Спрятаться бы ото всего. Зажмуриться и поверить, что когда откроешь глаза, все исчезнет, словно дурной сон.

Нет. Не выйдет.

Она — здесь. Сейчас. И надо бы не высовываться из спальни, даже если не спишь. Сидеть тихонькой мышкой, притворяться, что все нормально, что она всем довольна, и странные сны и ритуалы не смущают совсем.

Ей не нужны ответы.

Но она — здесь. И может что-то узнать. Не для себя, для других. Для Витьки, что таится, но тянется к истине. Тимура, вечно хмурого, с закрытыми для нее мыслями, но такого открытого в остальном. Линды, что мечется, не доверяя своей памяти, не зная, где истина, а где ложь. Для тех, кого считает друзьями.

Девочка выпрямилась и двинулась вдоль стены. Совсем не в ту сторону, куда собиралась вначале — за углом была деревенская площадь, вовсе не огороды. Вдохнула, выдохнула, успокаивая биение сердца.

Тут пьют, там ругаются, на смотровой вышке отчаянно хотят спать. Магия вновь густо разлита в воздухе, от старого дома-сарая просто разит.

— Я не герой, — выдохнула девочка и пошла.

Ноги, словно чужие, понесли вперед, мимо мужчин у огня, к старому дому с заросшей травой крышей. Кто-то окликнул, она сделала вид, что джерра не понимает, да и вообще, слышит плохо. «Раз-два-три-четыре…». Считая шаги, как по ниточке шла она к дому, а взгляд ловил детали. Чья-то ладонь на рукояти меча, топорик с гравировкой за поясом, кожаные браслеты на предплечьях, кольцо с варварски огромным рубином, но не на пальце, а на шейной гривне. Волосы, распущенные или забранные в низкий хвост, бороды, короткие и подлиннее, заплетенные в косы. Колючие голубые глаза. Запах пота, лошадей и алкоголя. Сила и ярость, что как бойцовский пес на коротком поводке, стоит лишь спустить — порвет всех.

Она подошла почти вплотную, чувствуя, как ее, такую маленькую, обступают кругом эти медведи, удивленные, раздраженные, но еще не злые.

— Чего надо?

Повернула голову влево, взгляд уткнулся в широкую мужскую грудь. Старенькая, но чистая льняная рубаха с затейливой вышивкой, шерстяной плащ, застегнутый брошью. Посмотреть выше не решилась. Собственный голос был похож на писк:

— Грен Лусар нужен.

— Занят.

Куснула губу, вздохнула прерывисто. В глазах дрожали слезы.

— Очень нужен.

Ей и вправду хотелось плакать — от холода, жажды и страха. Но лишь передернула зябко плечами и задрала голову, заглядывая в глаза. Мужчина поморщился, буркнул что-то на джерре и исчез в доме.

«Пожалуйста, только не говорите со мной! Не обращайте внимания…» — взмолилась мысленно Мия и приготовилась к долгому ожиданию. Но дверь распахнулась быстро, пропуская воина обратно. Девочка вытянулась, скользнула взглядом внутрь в надежде что-нибудь рассмотреть. Плотный дым клубами по полу, спины мужчин, светло-рыжая шевелюра — уж не Юлина ли? И еще один человек, чье появление заставило сердце прыгнуть к горлу.

Раздражение и досада — яркие, живые эмоции. Коснулись на миг, и тут же он закрылся, будто вспомнив, с кем имеет дело.

— Мия?

— Д-да, — отозвалась девочка и встретилась взглядом с мужчиной, что прикрыл за собой дверь.

Глаза грена Лусара, большие, карие, смотрели внимательно и, казалось, лезли в самую душу, выворачивая наизнанку. Она моргнула, уставилась на нос. Хороший нос, прямой и с небольшой горбинкой, как у римских статуй в Эрмитаже. Говорят, у всех таэллийцев такой. А рот неприятный, с губами пухлыми и какими-то не мужскими. И сам маг хоть и не толстый, но холеный, мягкий на вид. Подбородок брит, темные волосы аккуратно стянуты в низкий хвост. Одежда богатая, густо украшена вышивкой, на груди рядами цепи с подвесками. Сразу видно — не воин. Не то, что местные.

На нем ее чутье всегда пасовало, оставляя лишь сухость во рту и неясную тревогу.

— Ты искала меня?

— Да.

— Зачем?

Мия облизнула пересохшие губы.

— Я… не знаю. Мне тревожно. Опять эти сны. Снова тот день…

Она замолчала, комкая в ладонях ткань юбки, понимая: заговорила о том, что волнует. Что никак не перестанет волновать. Мужчина кивнул, призывая продолжить. Мия вздохнула.

Да, тот день, для кого-то обычный — середина лета, жара, каникулы, — для нее оказался волнительным. В город она выезжала редко, а тут — решили. Мие неделю как четырнадцать исполнилось, а с подарком она так и не определилась. И… бабушка настояла, да еще и Марту Ивановну с ней отправила. В торговый центр, по магазинам прогуляться, развеяться.

Хорошо хоть, сама не поехала, иначе девочка потеряла бы их обеих.

Поначалу все было весьма неплохо, даже люди — веселые или раздраженные зноем и своими проблемами, — не очень пугали. Да и не так уж их много было, разве что возле кинотеатра, где опять показывали что-то новое, крутилась молодежь. Марта Ивановна двигалась, словно крейсер, — от книжного мимо фуд-корта, к магазину для творчества. Мия тащилась следом. По нервам, вечно оголенным, били чужие эмоции.