Мия

Мия проснулась, громко всхлипнув, и села рывком. Сердце бешено колотилось, тело дрожало, а в уши будто ваты набили — до того тихой показалась комната после шумного сна. Чужого сна.

«…вопль матери до сих пор отдавал болью в теле. Крутил внутренности и звенел в голове. Лиза упала на колени в желто-серый песок и зарыдала.

— Вставай!

Сестра Марина вцепилась не хуже бульдога, потянула. Девочка затрясла головой.

— Вставай же уже! Иди!

Идти не хотелось. Хотелось лечь рядом с мамой и больше не шевелиться, не чувствовать. Как она».

Мия крепко зажмурилась, провела ладонями по лицу, стирая слезы и пот, и вместе с ними липкую паутину кошмара. Опять Лизкины сны, которую ночь спать не дают. Будто своих мало.

Реальность вползала в нее медленно, включала звуки и запахи. Тихий храп кого-то из приболевших девчонок, ровное дыхание Маргариты на соседней лежанке. Пахло деревом, смолой, сушеными травами, дымом и немножечко потом.

Тихонько, замирая от каждого шороха и скрипа матраса, набитого сеном, девочка сместилась вниз. Встала, придерживаясь за доски над головой — там тоже спали, — и перешагнула через ноги Алины.

Деревянный настил здесь был широченный, и спали по двое: шестеро внизу и четверо наверху. У другой стены, на мужской стороне, были такие же лавки с матрасами, с той лишь разницей, что не висели перед ними полотна ткани, обозначая мнимое уединение. Посередине комнаты очаг и две основательные скамьи, у стены — сундуки для одежды. Вот и все убранство общей спальни.

Мия коснулась босыми ногами пола, поежилась. Весна к концу идет, а ночью порой холодно, как в середине марта. Зашарила по полу, разыскивая кожаную обувку. Каждый вечер она ставила ее перед своей постелью, но так редко находила потом на месте — кто-нибудь обязательно сбивал, путая свое и чужое.

Широкая занавесь, почти в размах ее рук, подсвечивалась рыжим — кто-то встал среди ночи и подбросил в очаг дров.

Интерес, досада, волнение — чужие эмоции коснулись ее невесомым дыханием. Пальцы замерли у щиколотки, так и не затянув шнурки. Затылок будто чесался от постороннего взгляда.

Мия задрала голову вверх. Линда смотрела, свесившись с лежанки. Темно-рыжие волосы пушились вокруг головы, а глаза, днем зеленые, сейчас казались черными.

— Опять сны? — едва слышно спросила девушка.

Девочка кивнула, прикусывая губу. Почти месяц прошел, но всем продолжало сниться тревожное — тот день и прошлая жизнь. Даже мальчишкам. Даже тем, кто не признавался.

— Милая моя. Хочешь, вместе полежим? Лезь ко мне, только тихо, чтобы Хильда не разоралась.

Снова лечь? Ну уж нет. Не сейчас. Горечь чужого сна забила горло, и ей нестерпимо хотелось…

— Пить, — хрипло выдохнула она. — Я хочу пить. И на воздух.

Вместо ответа Линда спрыгнула вниз. Легко, едва слышно. Лишь качнулось от порыва полотно, да мелькнули голые ноги. Девушка одернула рубаху и улыбнулась. Мия, отдернув полог, шагнула прочь, на общую середину.

Замерла, ожидая окрика Хильды, старой хромой ведьмы, что присматривала за девчонками и спала тут же, на скамье. Но было тихо, и она поежилась. Зябко и очень тревожно, но почему — не понять.

— А ведьмы-то нашей нет, — громким шепотом возвестила Линда, что скользнула мимо девочки, обдав теплом с запахом ромашки и мяты. — И Торна тоже. Странно все это.

Странно — не то слово. Торн, воин тэна Рейнара, пожилой, но еще крепкий мужчина, ночами предпочитал сон. Хильда же и вовсе от девушек далеко не отходила и все ворчала, что не ткань у постелей вешать надо было, а стену ставить. Да покрепче. Столько юнцов в одном доме — не к добру.

Мия вздыхала и мысленно с ней соглашалась. А еще — мечтала о собственном уголке, пусть чуланчике, но отдельном.

Ей и раньше-то было сложно с людьми, чужие эмоции липли настойчиво, порой накрывая с головой. А тут… двадцать ребят в одной комнате, а с ведьмой и воином и того больше. И для местных многовато, а уж для деток иного мира вовсе чересчур.

Иногда они казались девочке единым существом, многоруким и многоногим, дышащим невпопад, чихающим, стонущим и храпящим.

Иногда казалось, что она сойдет здесь с ума.

— А давай-ка ты в кровать вернешься, а я за водой схожу, — предложила Линда.

Пальцы ее взлохматили рыжую гриву, и без того растрепанную, взгляд просверлил дверь, ведущую на хозяйственную часть дома.

Волнение и азарт, и самая капелька страха — как приправа для ощущений. Чувства девушки, такие вкусные, кажется, передались и ей, и Мия мотнула головой.

— Я здесь не останусь, — прошептала она.

Линда шагнула к своей лежанке и через минуту уже вернулась, в штанах и подпоясанная. Щеки девочки полыхнули жаром, она кинулась к своему месту — натянуть юбку. Сейчас бы из комнаты в одной рубашке выскочила! И пусть та закрытая и до середины бедра, но по местным меркам в таком виде ходить жуть как неприлично.

— Идем, — сказала девушка и шагнула к двери.

Заботливое участие, интерес, легкая злость. Мия протянула руку, чтобы коснуться спины Линды, но предупредить не успела.

— Лин.

Рыжая вздрогнула и обернулась. Взгляд девочки заметался: от Виктора, его синих глаз, в которых чудился укор, к зеленым глазам Линды, сердито сощуренным, полным негодования. Упал на ее ладони, скользнул по стали ножа. Мия на вдохе ахнула, пальцы взлетели к губам, гася вскрик. Витька хмыкнул.

— Опять за нож хватаешься?

Девушка вздернула подбородок.

— И что? Мне так спокойнее. Я же не Марго.

— Да, ты не Марго, — согласился парень. — Собрались куда?

— Не твоё дело.

Виктор вздохнул.

— Лин, не начинай, а?

Девушка фыркнула, ладони ее уверенно отправили оружие в ножны на поясе. Нож полагался каждой взрослой свободной девушке, но только Линда хваталась за него с такой охотой.

— Ни Хильды, ни Торна, — задумчиво проговорил Виктор. — И Дениса увели.

— Чего?!

Одна из девчонок тоненько вскрикнула во сне, другая на нее заворчала.

— Тише ты! — шикнул на девушку парень, — всех перебудишь…

Он сказал что-то еще, но Мия его уже не слышала. Сердце бухнуло, пульсация затопила тело, отдаваясь глухими ударами в ушах. Девочка схватила ртом воздух, задыхаясь, пытаясь не поддаваться панике. Качнулась, и под колени ткнулась скамья. Рухнула на нее, вцепилась пальцами в край, неумело выстраивая барьер, но волна, липкая, мерзостная, уже схлынула. Быстро, словно и не было ее.

— Ты чего?

Линда уселась рядом, красивое лицо исказилось тревогой. Мия сморгнула слезы.

— Не знаю, — прошептала она. — Там… что-то творится. И мне надо на воздух.

Парень с девушкой переглянулись и, не сговариваясь, повели — едва не потащили — ее к выходу.

За дверью, в общем зале, было тихо, похрапывал только, прикорнув на лавке, кто-то из воинов. Еще два голоса слышались от угла, где хранили воду в бочках, и Мия, шепча заветное «пусть нас не увидят», обогнула столы со скамьями и шагнула за порог.

— Ну как, легче?

Девочка глубоко вздохнула.

— Да, но…

Ночной воздух, пахнущий свежестью, соснами и дымом жаровен, едва не звенел от творимой магии. Повела пальцами, будто окуная их в поток, и нахмурилась.

— Плохо, — уронила она и облизнула пересохшие губы. — Будь магия водой, я бы сказала, что она соленая и пахнет металлом. И…

— Кровью, — произнес Виктор.

Девочка метнула на него взгляд. Тоже чует? Нет, не может быть.

— Иди-ка в кровать…

— Нет.

Она не стала объяснять, что чувствует за спиной чужое недоумение — вроде и видел кого, но — кого? И видел ли? Но назад сейчас не вернуться, такие трюки легко не выходят. А значит, надо идти вперед.

Туда, откуда магией «пахнет».

Зачем? Сама себе бы не ответила.

Она метнулась от двери, двигаясь вдоль стены. За спиной чертыхнулись тихо, в несколько шагов догнали. За руки хватать не стали, на том и спасибо.