Викентий Викентьевич взобрался по уступам на крепостную стену и взад-вперед прошелся по ней. У него опять было ощущение, что подошвы его башмаков соприкасаются с самой древностью. Тысячу лет назад за этими стенами оборонялся от превосходящих числом греков киевский князь Святослав с остатками своей дружины. Но кто знает, кто скажет, кем и когда была основана эта крепость на Дунае, когда и кем сложена эта широченная стена: может быть, болгарами, а может, еще и римлянами…
Они какое-то время походили по развалинам.
Викентий Викентьевич тоже, к сожалению, с археологией был лишь в дальнем знакомстве и не умел читать каменную книгу истории, если она доходила до нашего времени лишь в малопонятных отрывках — вот в таких остатках фундаментов, стен, переходов. Он не умел по найденным в курганах полуистлевшим мечам и кольчугам или женским браслетам и сережкам разгадывать тайну времени, которому эти вещи принадлежали. Но если археологам удавалось такую тайну разгадать, то ему, историку, уже нетрудно было представить, вообразить и то время, и ту, пусть и далекую от наших дней, жизнь. Он и сейчас, переходя из одной комнаты дворца в другую, пытался представить и их убранство, и людей, какие их населяли.
Что ж, все что надо посмотрели, наверное, можно и уходить. И учитель всем своим видом показывает, что его миссия окончена. А Викентию Викентьевичу уходить из десятого века в двадцатый все еще не хочется. И поднявшись по тропинке в парк, он останавливается и еще раз окидывает взглядом каменные останки древнего Доростола.
По приходе в гостиницу Викентий Викентьевич поблагодарил своего спутника и сказал, что не хотел бы более злоупотреблять его вниманием: городок небольшой, и если ему захочется пройтись по нему, то это он может сделать и без провожатого. На это учитель, должно быть обстоятельно проинструктированный Любомиром, ответил, что кинуть гостя — он так и сказал: кинуть — с его стороны, наверное, будет невежливо, и уж во всяком случае он не сделает этого, прежде чем угостит Викентия Викентьевича хорошим обедом.
Такой компромиссный вариант, как его в шутку назвал Викентий Викентьевич, в конце концов и был принят. Они спустились в ресторан и славно пообедали. Знакомец Любомира настоял на том, чтобы гость обязательно опробовал местный и по этой причине чуть ли не уникальный абрикосовый напиток. «Ну, если это уникум, то надо отведать хотя бы в целях расширения кругозора», — вынужден был согласиться Викентий Викентьевич. Учитель довольно заулыбался, показывая, что оценил шутку.
4
Напиток оказался и в самом деле замечательным. Поспав часок после обеда, Викентий Викентьевич проснулся бодрым и свежим.
Низкое солнце нахально лезло в окно, просвечивая комнату насквозь до самого порога. С площади перед гостиницей слышался мерный скрип качелей и звонкие, захлебывающиеся от восторга и как бы тоже взлетающие вместе с качелями детские голоса.
«А почему бы мне и впрямь не пройтись по городу! — сам себе сказал Викентий Викентьевич и начал одеваться. — Дело к вечеру, да к тому же рядом река — надену-ка я ту самую теплую кофту, которую взял по настоянию Вики, умницы-разумницы…»
Не было дня, чтобы он не вспомнил дочь, и каждый раз при этом его охватывала тоска по дому, желание поскорее вернуться восвояси. «Как она там, моя Вика-чечевика!..»
Ну, а при воспоминании о Москве, конечно же, приходил на память и институт, и последний разговор с ректором. Как там решилась или все еще решается судьба студента Важникова?! Студент или уже не студент? А заодно и сам он — по-прежнему профессор института или уже вольноопределяющийся пенсионер?..
Выйдя из гостиницы, Викентий Викентьевич направился в противоположную от парка сторону. Но походил-походил по чистеньким, опрятным улицам — и каким-то непостижимым образом оказался на берегу Дуная, рядом с раскопом.
Недалеко от крепостной стены, на речном берегу, горел костер. Это ребята, которых он видел в парке днем, сейчас жгли стасканный сюда сушняк.
Он приехал сюда издалека. И вот ходит по городу, по дунайскому берегу, и мыслями весь день где-то в десятом веке. А знают ли о том, что происходило здесь тысячу лет назад, эти милые ребята? Вряд ли. Отечественная история и то ныне проходится бегло, сжато, на тот же десятый век в школьной программе небось не больше одного урока отводится. А что может рассказать бедный учитель о событиях целого века за какой-то час? Можно ли рассказать интересно? Где там! В лучшем случае он успеет лишь перечислить даты исторических событий и назвать имена лиц, принимавших в них участие… А для этих ребят разыгравшееся здесь сражение киевского князя Святослава с византийским императором Цимисхием к тому же и не имеет прямого отношения к отечественной, болгарской истории. Если уж русский парень сказал, что Киевская Русь его не очень-то близко касается, то у этих ребят есть больше оснований так сказать о киевском князе Святославе…
Викентий Викентьевич подошел к стоявшим и сидевшим вокруг костра юношам, поздоровался. Он знал, что русский язык в Болгарии изучается повсеместно и большинство молодежи владеет им достаточно хорошо. Никаких затруднений не возникло в разговоре и с этой компанией старшеклассников. На все вопросы Викентия Викентьевича они отвечали охотно и доброжелательно.
Он, конечно, спросил, слышали ли они что-нибудь о киевском князе Святославе.
— Как же, как же! — воскликнул черноволосый белозубый парень. — Иду на вы!
— Мертвые сраму не имут! — добавил его круглолицый востроглазый сосед.
— А не знаешь, где и когда были сказаны эти слова? — спросил Викентий Викентьевич у круглолицего.
Паренек виновато замялся.
— Между прочим, историки утверждают, что сказаны они были здесь, в Силистре, когда она была еще Доростолом. Сказаны — как знать! — может, на этом месте, где мы с вами разговариваем.
Последние слова Викентия Викентьевича вызвали всеобщее оживление. Со всех сторон послышалось: «Доростол», «на этом месте…»
Однако из дальнейшего разговора выяснилось, что ребята имеют смутное представление о походах Святослава на Дунай и Болгарию, о его войне с Цимисхием здесь, под стенами Доростола. Что ж, хорошо и то, что вообще знают храброго русича!
Белозубый парень — похоже, он у них был за старшего — посмотрел на часы, затем переглянулся с остальными и сказал:
— Извините, у нас билеты в кино… Было очень интересно. Спасибо!
От костра ребята отошли шагом, а потом побежали. Видно, опаздывали.
В парке сгущались сумерки. Викентий Викентьевич подбросил сучьев в костер, они вспыхнули и ярко осветили ближние кусты, деревья, камни. А все, что лежало за пределами светового круга, сразу сделалось слабо различимым, почти темным.
Свет костра как бы отъединял Викентия Викентьевича от окружающего мира, и теперь ничто не отвлекало, ничто не мешало ему перенестись мыслями в те далекие времена, о которых он только что разговаривал с юными болгарами.
Да и то сказать: так ли уж многое и так ли неузнаваемо изменилось с тех пор! Стояла недоступная крепость, а теперь вот лишь ее каменные остатки? Но крепости и целые города превращаются в груду камней и в наше время. Те деревья, что росли по этим холмам тысячу лет назад, упали и сгнили? Но так ли уж разнится с ними их нынешнее зеленое потомство. И так же, как тысячу лет назад, несет свои воды в Русское море могучий Дунай. И то же вечное небо над Доростолом, то же языческое солнце свершает свой дневной круг и те же звезды глядят на землю…
Претерпели изменения большие ли, малые ли частности. Святослав пришел сюда в лодиях по воде, ты прилетел на самолете по воздуху. Но так ли уж важно это? Не преувеличиваем ли мы значение того, что изменились виды, способы и скорости передвижения человека по лику Земли? Не правильнее ли было бы искать не внешнее различие, а внутреннее человеческое родство с теми, кто жил задолго до нас? Ведь они жили на той же земле, на которой живем и мы, и как для них она была родной матерью, такой осталась и для нас, разве что их сыновьи чувства к матери-природе были более непосредственными и наивными, а наши — более рациональны и эгоистичны.
