Дэни почувствовал укол ревности.

– А обо мне ты беспокоилась? – спросил он.

– Конечно, потому и прилетела.

Девушка произнесла это с такой подкупающей искренностью, что ее собеседник почувствовал себя полным кретином. И в самом деле, стала бы Лейла лететь сюда, просить свою подругу встретить его, если бы не думала и не беспокоилась о нем?

– Со мною все в порядке, – произнес Дэни. – Конечно, тот чиновник, что забрал меня с Хосты, задавал мне кучу малоприятных вопросов, но потом от меня отстал.

– О чем он тебя расспрашивал?

– Если ты имеешь в виду, интересовала ли этого советника юстиции ваша колония… Нет, его главным образом занимало мое прошлое.

– Прости, я не собиралась тебя допрашивать, – спохватилась Лейла. – Да и никому бы не пришло в голову в чем-либо тебя винить. Судьба колонии и без того теперь предрешена. Если уж галактическая администрация ее обнаружила, в покое нас не оставят.

– Думаешь, мое вызволение стало лишь поводом?

– Безусловно. Мы только не понимаем, как они нас нашли?

– Мог донести капитан звездолета, который доставил тогда нас на Хосту.

– Возможно, но могла быть и иная причина.

– Знаешь, когда меня поселили в хижину для холостяков, я обнаружил в стене оптический датчик. Кто-то подглядывал за мною.

– Что ж ты раньше об этом не сказал?!

– Я думал, за мною следят по приказу твоего отца.

– Зачем ему подглядывать за тобой?!

– Ну мало ли… Я все-таки чужак. Ведь для чего-то же меня похищали.

– Спасибо, что рассказал мне об этом. Я обязательно передам отцу.

– А он… тоже здесь, на Сочи?

– Нет, из всех наших сюда прилетела только я, – призналась девушка. – Когда колонию решили законсервировать, совершеннолетним колонистам было предложено выбрать планету для эвакуации. Я остановилась на Сочи.

– Из-за меня? – робко поинтересовался Дэни.

– Пожалуй… – не стала отрицать Лейла.

Они помолчали. Ровное гудение над лагуной нарушало тишину. Затем захрустела коралловая крошка. Дэни уже знал, что это означает, но в собеседнице уверен не был, поэтому негромко сказал:

– Ты не бойся, он не опасен.

– Кто? – удивилась девушка и оглянулась. – А, Ингвар! Давно не виделись.

Гастроподус повернул обе пары рожек в ее сторону, словно прислушивался.

– Так вы знакомы? – пробормотал Дэни, стараясь иронией скрыть свое разочарование.

– Конечно! – откликнулась Лейла. – Ведь я выросла среди Коралловых Замков, а Илга была мне вместо матери.

– Илга? – переспросил он.

– Мадам Бергман, – пояснила девушка. – Ингвар и другие гастрики были моими друзьями. Мы вместе играли и купались в лагунах.

– Выходит, ты просто вернулась домой…

– Да, но ведь ради тебя!

Улитке понравилось, как складывается комбинация отношений этих двух недомоллюсков. Архитектоника их взаимного сближения может быть выстроена в виде галереи, которая будет замкнута на саму себя. Нужно только чтобы полипы произрастали в определенном направлении, игнорируя все остальные. Таким образом сегодняшняя удача будет запечатлена в вечности. По крайней мере, покуда кислотные дожди далекого будущего не растворят известковые умопостроения единственных мыслящих обитателей этой планеты.

Генри Сигурн оказался настоящим другом. Он сразу вник в личные обстоятельства Дэни Николсона, который в один миг потерял и работу, и жилье. В коттедже вполне хватало места на троих. Правда, пришлось выгрести из него груду камней и прочего мусора. Да и вообще впервые за много лет холостяцкое жилье обрело благопристойный вид. Хозяин коттеджа не узнавал родную берлогу. Ни единой пылинки. Все вещи на своих местах. На кухне чисто, как в операционной. И наконец-то пахнет настоящей, а не синтетической жратвой. Гостье Генри выделил единственную спальню, а сам поселился в кабинете, где в свободное время занимался препарированием своих находок. Друга он разместил в гостиной. Так они и зажили маленькой коммуной.

Работу для бывшего однокашника Сигурн тоже раздобыл. Нужен был проводник в лагерь для альпинистов, а в студенческие годы Дэни Николсон всерьез занимался восхождениями и обладал соответствующей квалификацией. Покуда мужчины работали, Лейла Хазред вела их общее хозяйство. Вечерами оба стремились вернуться домой, зная, что их ждет вкусный ужин и приятное общество. Генри смущало лишь одно. Прежде он никогда не торопился в свое обиталище. Иногда даже ночевал в каноэ, любуясь перед сном хороводом лун на небосводе. А теперь посматривал на часы, не в силах дождаться окончания последней экскурсии. К сожалению, Дэни иногда задерживался в альпинистском лагере на сутки, а то и дольше. В такие дни Генри чувствовал себя предателем, но по-прежнему спешил домой.

Лейла радостно встречала его и накрывала на стол, покуда он принимал душ и переодевался. Пришлось отказаться от привычки шляться по дому в одних трусах. Да и не только от этой. Генри Сигурна стало не узнать. Его жизнь словно приобрела дополнительное измерение. Первые дни он не понимал, что с ним происходит, покуда однажды его не осенило, что он самым банальнейшим образом влюбился. А в любви друзей не бывает, и благородства тоже. Каждый борется за свое счастье и, коль терпит поражение, то в одиночку. А если побеждает, эта победа касается двоих. Двоих, а не троих. Зная обо всем этом, Генри старался задавить нарастающее чувство. А когда недоставало сил, брал гитару и пел:

Девушка слушала, и в глазах ее стыла печаль, но Генри видел: не о нем она печалится. Хотя и не о Дэни тоже. В такие минуты Лейла становилась далека не только от обоих друзей и общего их скромного жилища, но и от реки в каньоне и всей курортной планеты Сочи. Ее душа словно стремительно улетала куда-то за десятки, а то и сотни световых лет. Хотя дело было не в расстояниях. Не в космическое пространство устремлялась ее душа, а в какие-то иные миры, куда не было доступа двум парням с университетским образованием. Здесь было что-то свое, настолько глубоко личное и до такой степени сокровенное, что в глубину этой тайны не могли проникнуть ни голос певца, ни слова его песни:

Впрочем, кое-чего Генри все же добился. Дэни стал бросать на него косые взгляды. Это было невыносимо. Теперь, если друг задерживался в альпинистском лагере, экскурсовод Сигурн тоже не возвращался домой. Он понимал, что это не совсем порядочно по отношению к Лейле, но ничего не мог с собой поделать. Эта мука длилась целый месяц. И, чувствуя, что больше не выдержит, Генри решил, наконец, объясниться. Правда, не с Лейлой, а с Дэни. И когда тот сообщил, что опять заночует в горах, Генри взял интролет и отправился в лагерь альпинистов.

Солнце уже скрылось за хребтом, окрасив заснеженные вершины младенческим румянцем. Интролет опустился на узкой посадочной площадке, едва уместившись рядом с машиной спасателей. Прибытие незнакомца не осталось незамеченным. Несколько человек показалось на крыше дисковидного здания высокогорного отеля. Генри выпрыгнул из кабины, ежась и охлопывая себя ладонями по голым плечам. Он так торопился, что забыл о том, что в горах минус десять по Цельсию. Завидев чудака, который выскочил из кабины в безрукавке и шортах, альпинисты со смехом замахали ему руками. Не заметив, что интролетная площадка связана с отелем подвесным мостиком, чудак спрыгнул в снег и побрел в нем едва ли не по пояс. Тогда ему на помощь кинулись два дюжих парня-инструктора. Они выдернули Генри из снега и под локотки доставили к подъемнику. Спустя еще несколько минут тот был уже в холле гостиницы, в удобном кресле у пылающего камина, с огромной кружкой глинтвейна.