Потом, как то так вышло, что я рассказал ей свою историю, и про наши приключения. И причины случившейся перестрелки. Разговор вышел долгий, и я принес бутылку прошлогоднего розового Cоtes-de-Provence и сыры.

Солнце, с утра заливавшее террасу, переместилось за дом. Мы сидели в тени, смотрели на залитую солнечным светом долину, и болтали, делясь тем, что беспокоило, или вдруг вспоминалось. Смеялись над Карлом, который вернулся из Индокитая страшно озабоченным. Она рассказывала про свою жизнь, что оказалась, конечно же, совсем не такой, как представляется взглянув на нее со стороны. Я живописал Китай, и Америку. Обещал, что мы слетаем, обязательно, тебе нужно сняться в самой модной американской передаче.

Казалось, что мы только проснулись. Но Кэт вдруг изумленно завила, что нужно бы что-то съесть. Взглнув на часы тожеудивился. Четвертый час. Я ответил, что в доме не осталось еды. Был расчет на мое одинокое проживание в течение пары месяцев. Кто же знал, что приедет немецкая аристократка, и съест все за одно утро? Пойдем, пообедаем в кафе, и купим продуктов, а то мне стыдно.

Наряд для прогулок по залитым солнцем склонам, не может не включать соломенную шляпу, легкий сарафан, и босоножки без каблуков. В общем, мы долго целовались, пока все же не пошли в деревню.

По дороге она рассказала, что обычно, она с мамой отдыхали в Неаполе, на острове Искья. Я было оживился, но она смеялась и говорила, что там одно старичье, не выдумывай. Конечно же она бывала и в Ницце, и в Монте — Карло. Но никогда не могла подумать, что здесь так здорово…

Первое, что мы увидели, выйдя на деревенскую площадь, полную торговцев и покупателей, была Франсин. Она тащила в сторону кафе тележку, набитую зеленью, окороками, и еще бог весть чем, и просияла мне улыбкой, едва меня завидев:

— Это вы, мсье Грин!

— Это он — мрачно согласилась Кэт.

— Франсин, это моя невеста, мадемуазель Катарина. Катарина, это Франсин, первое время я жил в их доме.

Дамы холодно другу другу улыбнулись, и дочь ресторатора потащила тележку дальше.

Увидев ослепительную улыбку Франсин, Катарина, исполнилась подозрений. Она непринужденно взяла меня под руку. Со стороны это, наверное, выглядело даже трогательно. А на самом деле она пребольно ущипнула мой бицепс, и ангельски улыбаясь, поинтересовалась:

— Что у тебя с ней было, быстро признавайся!

— Не обращай внимания. Каждый раз увидев ее, я думал о тебе..

— Правда?

— Конечно! Еще, у меня есть в Париже знакомая американка. Она блондинка. Из вас получиться превосходная банда грабительниц. Брюнетка, шатенка, блондинка. А я буду главарь! Так что не выдумывай.

— Грин, давай договоримся. Если тебе приглянется смазливая мордашка — ничего страшного, только покажи ее мне, чтобы я могла убить ее раньше, чем вы начнете крутить любовь.

— Вот!!! Главное, не оставлять живых! Согласись, тебя совсем несложно уговорить пойти на дело.

Катарина еще более мрачно проводила Франсин глазами.

— Перестань смеяться, Грин. Я старая, мне уже двадцать один!

Так вот оно что! Француженке лет шестнадцать на вид. Я титаническим усилием не заржал.

— Да уж, как ты еще не рассыпалась в труху, птеродактиль. Скажи честно, Кэт, динозавры были и вправду огромные?

— Знаешь что?! — я же говорю, Кэт в гневе прекрасна. Под ногой у меня зазвенело. Кусок проволоки, которой фермеры связывают саженцы в пучки, когда тащат их на рынок. Наклонился, подобрал, потом развернул Катрину лицом к себе, и встал перед ней на правое колено.

— Это то, что я думаю, Грин, или у тебя шнурок развязался?

— Это именно оно. Ты пропустила самое важное мимо ушей. Катарина Уфельхайм! После того, как я тебя встретил, я не представляю свою жизнь без тебя. Выходи за меня?

Я взял ее правую руку, и намотал подобранную проволочку на ее безымянный палец. Получилось четыре стильных стальных кольца. Она ослепительно засияв улыбкой, тут же ее погасила. Поизучала кольцо на пальце. И ответила:

— Я склонна принять ваше предложение, мистер Грин. Но мне нужно все тщательно обдумать. — И выразительно посмотрела в спину уходящей Франсин.

— Кэт! Катарина! Такой древней развалине как ты, жить осталось всего ничего, лет восемьдесят. Не тяни с решением, молю!

Потом она закинула мне руки на шею, и мы целовались посреди залитой солнцем деревенской площади, окруженные гомонящей толпой, в центре вселенной, засаженной виноградниками. Потом она с сожалением отстранилась, снова стукнула меня кулачком в грудь, и напомнила, что мы идем обедать.

Терасса была заполнена, но мадам Жульет притащила нам столик из зала. Может мне показалось, но наличие у меня девушки, она восприняла с облегчением. Наверное и вправду Франсин замышляла побег. Тем более что та, начав метать нам на стол, продолжала ослеплять улыбкой.

— Не обращай внимания, Кэт. Восторженная почитательница — это бодрит после ранения.

— Пусть, Грин, почитает кого-то другого. И убери ухмылку с физиономии.

Но это и все, что мы сказали друг другу, приступив к обеду. Потому что сначала на столе появилось литровая бутыль « Бандоль». В парижском ресторане «Максим», о котором ресторанный справочник Мишлена упоминает лишь застенчиво расшаркиваясь, и приседая, за такое вино слупили бы сейчас долларов сто, если не больше. В нулевые ценник шел от пятисот евро. В деревне Рубийон, где это вино делают, и не заморачиваются акцизами , налогами, и прочей фигней, это стоит три франка.

Но это было лишь началом потрясений для Кэт. Подали тосты. Не те глупые сухари, что за них выдают, а хрустящие, толстые куски провансальского хлеба, мягкие внутри. Четыре типа паштетов. Заяц, Кабан, Утка, Гусиная Печень. Мне пришлось приложить усилия, что бы она не увлекалась. Я-то знаю, сколько можно съесть тех паштетов! Потому что нам подали Крустады с шампиньоновой начинкой Но не успели мы запить это дело, как нам подали утку, с жареным в утином же жире картофелем. Самолично ее подающая мадам Жульет, пояснила, что она « взбодрила» тонкие золотистые диски картошки чесноком и мелко нарезанным трюфелем. Поэтому пресыщения не случится. И не случилось. Съев все до крошки, и изящно вытерев тарелки хлебом, мы получили блюдо, размером с колесо телеги. Заполненное сырами с местных ферм. Под вино это все пролетело со свистом. И мадам сделала контрольное добивание.

Миска груш, прогретых в красном вине. Яблочне пирожное. И крем брюле. Кофе подали когда мы отдышались.

Что бы было совсем смешно, это все нам стоило двадцать франков. Узнав об этом, Кэт заявила, что остается здесь жить.

Но мы пошли на кухню, и выразили мадам наше восхищение. И нет слов мадам Жульет, что бы описать наш восторг. Приходите завтра, основным блюдом будет Daube, вам понравится.

И мы направились в лавки, за продуктами. Сытая Катарина, с некоторым испугом, смотрела на объемы моих закупок. Потому что обойдя лавки мясника, бакалейщика, булочника и зеленщика, мы получили от зеленщика тележку, запряженую ослом, и с возницей. К тому времени, как мы пришли по склону домой, он привез нам это по дороге. И мы потом, минут двадцать разгружались, и распихивали покупки.

И снова, усталые, но довольные, мы уселись на террасе. И Катарина вдруг задумчиво сказала:

— Со мной, что-то не то.

— Да? И что тебя беспокоит? — я, вообще-то, догадался.

— Грин, а в Провансе, между ланчем и ужином, не предусмотрен какой — нибудь еще перекус?…

Несколько дней после этого запомнились лишь тем, что мы были совершенно довольны. Катались на рынки в близлежащие городки. Без особой нужды, просто посмотреть. Потому что было удивительно приятно видеть пеструю, веселую толпу, занятую даже не столько торговлей, сколько тусовкой, игрой в петанк, и винопитием.

Заодно, мы вдумчиво оценивали кухню местных ресторанчиков, и делились вечерами, с мадам Жульет и ее мужем, мыслью, что лучше мадам — нет. Мы полюбили сидеть в деревенском кафе вечерами, наблюдая засыпающую долину.

Полиция, в лице жандарма Бруно, исполнилась ко мне несколько завистливо-недоуменной снисходительностью. Потому что потерпеть по просьбе общины непонятного раненого— это одно. А тут… машина за четверть миллиона, красотка в машине на несколько миллионов. Может, это американская мафия?