«Эх, дружище, как же тебя так угораздило», — подумал Сергей и посмотрел на свою раненую руку. Ему повезло больше, и его рана почти зажила. «Все равно, наверное, останется шрам в память о половецкой стреле».

Вскоре в баню подошел и сам монах, держа в руках ящичек с разнообразными кувшинами и целебными травами. Отец Агапит попросил всех покинуть баню, затем осмотрел рану бедолаги, вышел к нетерпеливо ожидающим его вердикта друзьям и сказал:

— Рана глубока, и недуг его почти одолел, но нет ничего невозможного тому, кто истинно верует. Я останусь с ним на ночь, буду лечить страждущего лечебными зельями и молиться о его выздоровлении. А вы ступайте ночевать в избу для послушников. Если силы есть, можете тоже помолиться. Всеобщая молитва способна многое сотворить.

— Отче, я лекарь, обучался лекарскому делу у отца Никона в Тьмутараканском монастыре. Ежели дозволишь, могу тебе помочь, — вызвался Матвеев.

— Обязательно поможешь, но не сегодня. Сейчас я буду возносить особые, сугубые молитвы Господу, и важно, чтобы с болящим остался только я один. Посему иди с миром, а завтра утром приходи, может твоя помощь тоже сгодится.

— Пойдем, брат, почивать, — борясь с зевотой, сказал Мстислав. — Утро вечера мудренее.

— Слава Богу, мы его довезли, — воскликнул Сергей, когда они уже вышли наружу. — Теперь, я уверен, наш друг выживет.

— Не знаю, можно ли мне призывать помощь Тенгрихана в этом святом для вас месте, — промолвил Кытан, — но я тоже буду ему молиться о здоровье Василия.

— Какой Тенгрихан?! — отозвался Мстислав. — Твой ложный бог бессилен. Не хватало еще навлечь гнев Господа за поклонение идолу.

— Пускай помолится, хуже Василию он вряд ли этим сделает, — вступился Сергей в защиту Кытана. Пусть половец, если хочет, тоже почувствует себя полезным. — Ты же слышал, что сказал отец Агапит по поводу всеобщей молитвы. Тем более, как Кытан может молиться Христу, не будучи крещеным?

Мстислав лишь вяло махнул рукой, не желая спорить.

Когда друзья пришли в баню следующим утром, Василий был в сознании и встретил их слабой улыбкой. Жар у него спал, и чувствовал он себя уже лучше, хотя и был очень слабым.

— Господь услышал молитвы меня, грешного инока, — торжествующе сказал отец Агапит. — Значит, ваш друг будет жить.

— Да благословит тебя Христос, отче! — хором воскликнули Сергей и Мстислав.

— Отче, позволь полюбопытствовать, кроме молитв, какими травами ты лечил нашего друга? — поинтересовался Матвеев.

Агапит подробно рассказал ему об использованных зельях и даже выдал пузырек с порошком из толченой плесени — природного источника антибиотика пенициллина — в подарок.

— Теперь Василию нужно восстановить свои силы, — сказал монах. — Монастырская снедь ему пока не подойдет. Ему нужна куриная похлебка, так что ступайте в Киев и купите там курочку или можете поохотиться — в нашем лесу много дичи водится.

— Благодарю, отче, но нет у нас времени на охоту. Тем паче, что у меня для князя Изяслава Ярославича послание имеется, — ответил Мстислав.

Три часа прождали Сергей и Мстислав (Кытана они с собой не взяли, чтобы князь не разгневался при виде половца) у ворот резного красивого княжеского терема, ожидая встречи с князем Изяславом, но так и ушли не солоно хлебавши. Спустился к ним княжеский тиун и сказал, что князь сегодня никого не желает видеть, мол, приходите завтра. Хорошо хоть Матвеев за это время успел налюбоваться шедевром древнерусского зодчества. До этого такие аккуратные бревенчатые терема он видел только на картинках или вдалеке — когда они были в Переяславле. Но великокняжеский терем намного превосходил переяславский — он был и по размеру больше, и по убранству богаче. Ставни на окнах были из резного дерева, на воротах вырезаны диковинные звери, крыша украшена искусно выполненным флюгером в виде петушка.

Еще больше они оба насладились видом прекрасной Софии Киевской, в которую не преминули зайти и помолиться о победе над погаными половцами, а заодно и полюбоваться великолепными фресками и мозаиками русских и греческих мастеров. Конечно, знаменитой Софийской колокольни тогда еще не было построено, вернее колькольня была, но только не каменная, а деревянная, и стояла она с другой стороны от храма. Однако, это было не главное. Этому величественному собору не было еще равных на всей Руси, и это было действительно диво дивное для людей того времени, да и для Матвеева тоже. Софийский собор украшали тринадцать куполов, самый высокий из которых символизировал Господа Иисуса Христа, а остальные — двенадцать апостолов. Внутри храма Сергея поразила красота и величие мозаик, выполненных талантливыми мастерами прошлого. Хотя сейчас этот храм был новый — прошло всего чуть больше тридцати лет от его постройки во времена правления Ярослава Мудрого и, возможно, живы были еще умельцы, расписывавшие его. Поднявшая руки к небу Богородица Оранта как будто бы благословляла двух друзей на защиту родной земли, и это вселяло в них уверенность в скорой неминуемой победе.

Друзья спустились с горы, на которой располагались храмы и княжеские палаты, на Подол — район Киева, где находилось крупное торжище, и стояли терема купцов и избы ремесленников.

— Значит, придем завтра, — сказал Мстислав, — и завтра же нужно нам с тобой ехать в Чернигов, готовиться к новому походу на половцев. А Василий к нам приедет, когда наберется сил.

— Негоже нам друга бросать, — возразил Матвеев.

— Так, а мы его и не бросим. Он же монах, вот и пусть пока полечится в монастыре. А через пару недель, когда из похода вернемся, тогда и его заберем. Смотри, а что это на площади деется?

На площади перед рынком, куда они пришли, стояла толпа народа разных сословий. Здесь были и ремесленники, и крестьяне, и торговцы и даже несколько дружинников. Они смотрели на крепкого мужчину в одежде кузнеца с черным обручем-очельем на голове, стоявшего на бочках и сотрясающего округу мощным басом:

— Доколе поганые половцы будут разорять наши земли? Ежели дружина княжеская с ними не справилась, то каждый из нас может им силу свою показать. Пущай князь выдаст нам оружие, и мы сможем их прогнать обратно в степь. Верно я говорю, братцы?

— Верно, Славута!

— Еще как верно!

— Ежели не мы сами, то кто защитит наши поля, — поддержала оратора толпа.

Воодушевленный поддержкой народа, кузнец продолжал:

— Нужно отправить к князю ходатаев, вооружиться, немедля выступить в поход разом с черниговскими мужиками и тогда худо придется половцам.

— А ежели не захочет князь слушать волю народа, не даст нам оружия? — спросил кто-то из толпы.

— Ну тогда худо придется князю, — пробасил кузнец, — На то он и поставлен князем над нами, чтобы защищать людей и землю свою.

— Тогда ты и ступай в княжеский терем, Славута — будешь народным ходатаем, вон как у тебя лихо получается, — выдвинул кандидатуру кузнеца какой-то молодой плотник.

— И пойду! Пущай только со мной еще несколько человек из народа к князю пойдет. Он должен выслушать наши справедливые требования.

Сопровождать кузнеца в княжеский терем вызвалось еще пятеро человек. Под одобрительные возгласы народа они пошли на гору.

— Негодует народ киевский. Интересно, знает ли Изяслав Ярославич об этом? — спросил Матвеев у Мстислава.

— Теперь точно узнает, — усмехнулся русич. — Если князь Изяслав вооружит киевлян, да князь Святослав поднимет черниговское ополчение, то тогда мы точно отомстим степнякам за Альту. Ну а сейчас давай купим то, зачем сюда пришли.

На большом подольском торжище можно было купить все, чего бы пожелала душа жителя того времени: русские ремесленники продавали там свои изделия из дерева и железа, персидские купцы торговали роскошными коврами и шелком, булгарские — сталью, византийцы — вином, дорогой одеждой и украшениями. Кроме того, были здесь рыбные ряды, где продавали днепровскую и черноморскую рыбу. Всюду сновали подмастерья пекарей, распродавая бублики, рогалики и ватрушки, лежащие на деревянных лотках.