Дай-дин двадцать второе лето. В третий месяц император объявил палате финансов, что в сие лето он предпринимает путешествие на северную сторону горы, и повелел, чтобы во время сего путешествия от народа не требовали никаких вещей, нужных для употребления.[362] Преступившего это повеление бить до восьмидесяти ударов и лишать чинов. В четвертый месяц помер второй министр Ши-цзюй. В седьмой месяц министры, явясь с докладами, узнали, что император не очень здоров, и просили позволения удалиться. "Возможно ли, — сказал император, — чтобы по причине легкой болезни я оставил выслушивание дел?" Он приказал явившимся подробно рассказывать о делах, давая отчет в оных.

Дай-динь двадцать третье лето. Во второй месяц члены прокурорского приказа, исследовав поведение окружных и уездных чиновников, представили о сем императору. Император, рассмотрев доклад, сказал: "Господа! Ваши исследования обращены были вообще на дела маловажные, и вы заметили только худые поступки чиновников, а их хороших дел не выставили. После сего не правда ли, что нелегко быть при должности? Разберите их добрые и худые дела, потом донесите мне". В пятый месяц уездные начальники Да-чу, Э-чжу и другие, числом десять человек, за старостью уволены от должности. При возвращении их из столицы на свою родину, император имевших из оных шестьдесят лет от роду повысил двумя степенями, а тех, кои имеют менее шестидесяти лет, повысил одной степенью и приказал всем им выдать половинный оклад годового жалованья. Император повелел палате чинов, чтобы при представлении кого-нибудь из лишенных чинов, не употребленных в службу, к производству в офицерский чин, отправлять для исследования его службы особого чиновника. Если окажется исправен по службе, то давать ему должность уездного начальника, но если не будет успеха в исправлении возложенного дела, то несмотря на долговременность его службы, не следует давать ему должности. В шестой месяц местное начальство доложило императору, что теперь чиновник лан чжун по имени Дуань-гуй. "Дуань-гуй, — сказал Ши-цзун, — был весьма умный и по всей справедливости способный к службе. Цзюй-гоу, председатель палаты дэнь-вэнь-цзянь-юань{499}, во всех делах сообразуется с обстоятельствами.[363] Издревле между уроженцами Янь[364] людей верных и премудрых было мало. Когда пришли к ним войска ляосские, они покорились царству Ляо. За ними приходили сунцы, они покорились сунцам. Наконец, пришли наши войска, и они покорились нам. Жители Янь издавна были лукавы и коварны. По сей причине, хотя и много раз случались перевороты, но они никогда не отдавали на разорение своих жилищ. Напротив, между жителями южными весьма многие, обладая твердостью духа, говорят безбоязненно, со всею откровенностью преподают советы, видя перед собой убитого за увещание, стоящий позади него еще делает увещание. Это вполне заслуживает похвалу". Еще император говорил: "Вчера ночью был сильный жар, и я до рассвета не мог заснуть, думал: каким образом простолюдины в низких и тесных хижинах могут иметь покой?" В восьмой месяц повелено раздать императорской страже[365] тысячу экземпляров книги Сяо-цзин, переведенной на нюйчжисский язык. В девятый месяц общество, занимающееся переводом классических (священных) книг, представило императору в переводе (на языке нюйчжисский) И-цзин{500}, Шу-цзин, Лунь-юй, философов Мэн-цзы, Лао-цзы, Тан-цзы, Вэнь-чжун-цзы, Лю-цзы{501} и Синь-тан-шу{502}. "Пять священных книг, — сказал император министрам, — я велел перевести для того, чтобы народ нюйчжень познал человеколюбие, обязанности, закон и добродетель". Он повелел разослать сии книги по империи. В одиннадцатый месяц Ши-цзун говорил министрам: "В правлении государей и великих князей почитались совершенством кротость и милосердие; но лянский государь У-ди, заботясь единственно о распространении кротости и милосердия, нанес великий вред законам. Я полагаю, что если нет безотчетливости в наградах и наказаниях, то правление можно назвать кротким. Нужно ли еще что-нибудь другое?" В другой раз Ши-цзун говорил министрам: "Из народа нюйчжи имеющих ученую степень цзинь-ши (доктора){503}, на основании китайских уставов о цзинь-ши, определяйте в присутственные места чиновниками лин-ши (столоначальниками){504}. Образованные люди, храня чистоту и бескорыстие, не отважатся на бесчестное. Напротив, возвысившийся в чины из простых писарей, привыкнув с молодости к корыстолюбию и делам темным, и в должности чиновника бывает не в состоянии переменить своего природного навыка. От этого зависит возвышение и упадок законов правления".

Двадцать четвертое лето Дай-дин. В первый месяц император сказал: "Я хочу отправиться в Хой-нин-фу (Шан-цзин) по той причине, что по обыкновению государей нашего дома, в праздник пятого месяца пятого числа{505} давался в сем городе пир. В воспоминание сего дня, отправясь в Хой-нин-фу, я хочу угостить там старцев из царского рода и из простолюдинов". В третий месяц император, отъезжая в Шан-цзин, призвал наследника и, отдавая ему государственную печать, сказал: "Хой-нин-фу есть место, где предки наши возвысились в государи. Я отправляюсь туда со всеми своими князьями и, быть может, пробуду там два или три года. Принимая на себя правление государством, ты уподобляешься земледельцу, трудящемуся над пашней, и купцу, производящему торговлю. Если они бывают в состоянии без всякой потери продолжать дело своих отцов, то считаются детьми, способными управлять домом. Но принятая тобой власть в государстве гораздо важнее и тем более требует внимания и осторожности. Я издавна замечал твою особенную старательность. Ныне, когда облегчишь мои труды и заботы, ты покажешь ясно свою сыновнюю почтительность к родителям". Наследник, упорно отказываясь от сего, говорил, что он не разумеет дел правления и просился сопутствовать государю. "Правление не есть чрезмерно трудная обязанность, — сказал Ши-цзун, — надлежит только внимать в правоту и верность и не принимать клеветы и злых советов. Таким образом, со временем сам собой приобретается в оном навык". Наследник заплакал, по сторонам находившиеся вельможи также были растроганы. Наконец, наследник принял печать. Вскоре после сего император оставил Среднюю столицу. При расставании с вельможами, сопровождавшими его до Тун-чжоу, император, обратясь к министрам, сказал: "Господа! Вы достигли глубокой старости, разделяя с наследником труды в правлении. Сообразуйтесь с моими намерениями". Потом, обратясь к чиновнику шу-ми-ши по имени Тушань-кэ-нин, говорил: "Министр! Если после сего моего отбытия встретится какое-либо дело, ты должен принять оное на себя. Не будь беспечен, считая оное неважным. И небольшое дело, когда делается важным, то поправлять оное уже будет трудно". Он взял с собой всех князей, оставил одного только Чжао-ван Юн-чжуна в помощники наследнику. В пятый месяц император прибыл в Хой-нин-фу (Шан-цзин). На пиру, данном во дворце Хуан-у-дянь, император говорил потомкам царского рода и своим родственникам: "Я долго вспоминал о своей родине и только теперь нашел возможным прибыть на оную. В ознаменование радости мы должны веселиться вместе". Он всем князьям и княгиням, равно царевнам, министрам, чиновникам и их женам, по порядку роздал по чаре вина и заставил пить вместе.[366] После сего, по милости государя, его ближайшие родственники и все потомки царские, развеселясь довольно, составили нюйчжисские танцы. В сей день пировали до самого вечера, и уже после захода солнца пир прекратился. Ши-цзун говорил министрам: "Государь предпринимает путешествие по империи для того, чтобы возвышать добрых и судить порочных. Возвышайте и употребляйте всякого ученого и простолюдина, любящего родителей и старших братьев и соблюдающего со всеми мир, а не знающих стыда и позора и шествующих путем порока удерживайте наставлениями. Если же после сего они не переменятся, употребляйте наказания". Еще говорил: "Настоящего времени люди, когда оставят поступок ненаказанным, говорят, что государь простил по неразумению. Если же виновного подвергают наказанию, то ропщут, что всякий поступок подвергают строгому суду. Таковы сделались обычаи в нашем царстве! Без приобретения умственного и нравственного образования можно ли сравняться с древними? Господа! Способствуйте вашими добродетелями к введению древних обычаев".