Одиннадцатое лето Дай-дин. В первый месяц государь повелел указом, чтобы чиновникам от 70 лет и более, оставившим (за старостью) службу, давать половинное жалование, не принимая в счет их чинов. Из Сената представили, что цзе-ду-ши из стана Фынь-ян-цзюнь{451} по имени Нюй-синь-чан в день своего рождения принимал приносимые ему подарки, за что по законам должно лишить его должности. "Если в делах правления, — говорил им император, — мы не соблюдаем правоты, то как она может быть в государстве? Членам Сената и государственного совета в дни их рождения и в дни торжеств,[328] равно разносятся подарки и в немалом количестве. Но от них не требуют в сем ответа. Между тем, строго судят за взятки низших чиновников. Ужели таков закон водворения правоты в империи? С сего времени равно отрешать от должности министров и членов государственного совета, когда они примут принесенные к ним вещи". Тогда же император говорил министрам: "В прошедшем году, уклоняясь от жары (в Лю-хэ-чуани), я проезжал ближней дорогой через Шань-си и как, по причине большого пространства полей, не было мест для пастбищ, то я повелел, чтобы хлеб сеяли в пяти ли от города. Теперь слышу, что все крестьяне переселились оттуда в другие места. Я весьма сожалею о них. Итак, пусть прикажут им делать посевы на своих прежних местах. Господа! Когда встречаются подобные дела, мы обязаны о них доносить мне". В пятый месяц император говорил: "В числе податей, получаемых по обыкновению с каждой области, из Тун-чжэу требуются бараны ша-юань{452}. Но в такой дани нет необходимости, ею вотще отягчают народ; должно прекратить ее. Живя в глубине дворца, могу ли я знать совершенно все тяготы народа? Итак, вы обязаны доносить мне о подобных делах". В этот месяц император ежегодно обозревал пашни, находившиеся вблизи столицы. В восьмой месяц Ши-цзун говорил вельможам: "Я беспрестанно напоминаю вам, чтобы вы с откровенностью говорили мне о выгодах государства и об упущениях в правлении. Даже чиновники внешних областей и простолюдины представляют иногда свои мнения о правлении, а вы, напротив, не скажите о сем ни одного слова. После этого возможно ли, чтобы все дела были исправляемы как должно? С сего времени верно доносить мне обо всем, что выгодно и что вредно; не будьте скрытны". Император еще говорил министрам: "Ныне чиновники свободно говорят, что после первой ревизии можно получить такую-то должность, а после второй — такую-то, и постоянно остаются нерадивы и беспечны. Отселе, делая ревизию как провинциальным, так и служащим при дворе чиновникам, правдивых и прилежных возводить в высшие должности, а сказавшихся беспечными и нерадивыми — отставлять от оных, даже (еще) до исполнения срока. Если не будет соблюдаема справедливость в наградах и наказаниях, то можно ли возбудить соревнование?" В другой раз Ши-цзун говорил министрам: "Весьма большой недостаток у нас в чиновниках от пятой степени и ниже, и достойные люди приобретаются с трудом. Мне известны чиновники, начиная с третьей степени и выше, но чиновников ниже пятой степени я вовсе не знаю. Господа! От вас я также не слыхал еще ни одного слова, сказанного в похвалу кого-либо. Сколько я не старался приобрести средство к долговременному спокойствию и к возвышению выгод народа, но при недостатке хороших помощников, что ни предпринимал, вообще выходили дела обыкновенные. Вы ежедневно являетесь ко мне, но какая от сего польза? Господа, об этом вы тщательно должны подумать". В десятый месяц император сказал министрам: "Господа! Мое решение какого-нибудь дела вы считаете для себя совершенным повелением, которого будто бы и изменить нельзя. Поэтому, с подобострастием выполняя оные, вы ни об одном деле не представляете противного. Господа! Когда я не соглашался на какие-либо представления ваши? С сего времени, хотя бы и издан был мною указ, но вы должны рассмотреть оный и, если найдете его применимым, обязаны исполнить, если же встретите в нем что-либо невыгодное, то обязаны представить мне о перемене оного. Равным образом, если бы низший чиновник объявил о невыгодности какого-либо дела, решенного Сенатом, в таком случае вы также обязаны переменить оное, смотря по приличию, и никак не должно отвергать его представления". Старший министр Хэшиле Лян-би составил историю об Жу-цзуне — отце государя Ши-цзуна — и поднес ее императору. Государь подарил за сие Лян-би пояс из кости носорога и 20 кусков лучших шелковых тканей. Ши-цзун говорил министрам: "Когда во дворце Янь-цин-гун изображали портреты заслуженных вельмож, повелено было умножить число оных до двадцати. Министр Хань-ци-сянь, по возвышении нашего дома, издал законы и постановления для оного. При решении какого-либо важного дела он советовался только с главными вельможами и никак не позволял знать о сем людям посторонним. Прежние и после него бывшие министры из китайцев не могут сравняться с ним. Для поощрения его примером других, конечно, было бы достаточно и того, если прославить его, восписав ему похвалы. Но, при всем том, не следует оставить не написанным и его изображения". В одиннадцатый месяц император, в бытность свою в Восточном дворце, говорил наследнику: "Назначив тебя наследником престола, я устроил империю, и нет более в делах запутанности и беспорядка. Тебе остается только не забывать великих и достойных уважения обычаев предков; из почтения к родителям, тщательно усовершенствоваться в учении и добродетелях и для порядка в правлении соблюдать правоту и верность и наградах и наказаниях. В древности танский государь Тай-цзун завещал своему сыну Гао-цзуну следующее: "Я не успел завоевать корейцев; завоюй после меня ты".[329] Таких поручений я тебе не оставляю. Дайляосский государь Хай-бинь-ван, возненавидя своего сына Цзинь-вана за то, что подданные его любили, предал его смерти. Законно ли это? Если сын заставит себя любить, то тем более ему честь. Но поступая таким образом, можно ли не погубить царства? Танский Тай-цзун, государь, обладавший умом, говорил своему сыну Гао-цзуну: "Ты не расположен к Ли-цзи{453}. Ныне я, обвинив его, отрешил от должности. После моей смерти ты дай ему должность пу-и{454},[330] и он, без сомнения, будет жертвовать для тебя жизнью". Прилично ли государю употреблять обман? Тот, что пользовался благодеяниями отца, ужели забудет воздать за оные сыну? В отношении к вельможам я руководствуюсь только справедливостью". При сих словах все вельможи воскликнули: "Да здравствует государь!" В сем месяце вельможи почтили императора Ши-цзуна титулом: Инь-тянь-син-цзо цинь-вэнь-гуан-у-жинь-дэ-шен-сяо-хуанди,[331] о чем обнародован манифест во внутренних и внешних областях империи. В двенадцатый месяц Ши-цзун возвел всех сыновей своих в достоинства князей первой степени, причем, Юн-чжуна назвал князем Чжао, Юн-гуна — князем Цао, Юн-чэна — князем Бинь, Юн-жена — князем Юй, Юн-дао — князем Сюн и Юн-цзи — князем Тэн. Юн-чжуна и Юн-гуна назначил на должность мэн-ань (полковых команд).

Дай-дин двенадцатое лето. В первый месяц император предписал палате, рассматривающей доклады, следующее: "Так как в большей части докладов представляют о выгодах или вреде для государства, то с сего времени те из них, в коих найдутся мнения, приличные для проведения в действо, отсылать запечатанными в палату шу-ми-цзянь{455},[332] а сия, сделав выписки того, что должно привести в исполнение, будет сообщать оные местам, от коих зависит исполнение". Во второй месяц император, призвавши управителей княжеских дворцов, говорил им: "Я избрал вас в сии должности (единственно) с тем намерением, чтобы вы наставлениями и руководством научали царевичей быть добродетельными. Итак, если в поведении князей заметите что-либо нехорошее, вы тщательно должны отклонять их от сего. Если они не будут слушать ваших увещаний, то вы обязаны доносить мне, записав, что в такой-то день князь сделал то-то. Но если вы, потворствуя им, не будете доносить мне, то я непременно буду винить вас". Сенат представил Ши-цзуну, что при исследовании поведения чиновников, оказались беспорядочными и весьма ревностными по службе управляющий полком чэн-ян-цзюнь{456} по имени Шань-хэшан и другие. "О них, — сказал император, — узнавали тайным образом и открыто делали расспросы у других, но они равно оказались отличными по службе. Если верно исполняются награды и наказания, то сии честные люди поощряются, а порочные удерживаются в страхе. Таким образом, при продолжительном действии по сим законам, легко приобрести людей честных.[333] Итак, сообразно с заслугами, каждого возвышайте в чины и удостаивайте наград. О сих чиновниках немедленно составьте совет и назначьте их к высшим должностям". Ши-цзун издал следующий указ: "Отныне, если главный начальник какого-либо присутственного места будет действовать беззаконно, и если его помощник, будучи не в состоянии исправить его, не сделает при том на него донос, то оба должны быть подвергаемы одинаковому суду". В третий месяц император указал Сенату: "Если, по открытии корыстолюбивых и хищных чиновников, оставлять их по-прежнему при должностях, то они опять будут угнетать народ. Разославши гонцов во все области, прикажите им немедленно, по прибытии, отрешать таковых от должностей". Ши-цзун повелел своему дежурному генералу Сы-ле отправиться с грамотой для возведения корейского Ван-хао на престол в его княжестве{457}. Начальник города Дай-мин-фу, князь Цзин-ван-вэнь, лишен за корыстолюбие княжеского достоинства и сделан чиновником фан-юй-ши{458} в Дэ-чжоу{459}. В пятый месяц император, в проезд свой к водам Бо-хоа-чуань, сказал министрам: "По станциям, на коих я имел остановки, посуда для корма лошадей вообще была получаема от крестьян; из оной множество было растеряно и не возвращено хозяевам. Причиной таких беспорядков была неисправность прокуроров. В настоящее время изберите на их места людей достойных и повелите им, по производству розыска в проезжаемых мною местах, вознаградить народ платою за утраченные вещи". В десятый месяц князь корейский Ван-хао прислал к Ши-цзуну посла благодарить за возведение его на княжество. Император призвал в тронную наследника и царевича Чжао-вана Юн-чжуна и при них говорил министрам: "Вань-янь-цзинь постоянно замышляет о восстании. Если теперь не погубим его, чтобы впоследствии не произвел беспокойств.