Дальнейший маршрут, я так подозреваю, расписывать нет нужды, за исключением конечного пункта — на сей раз им послужила небольшая комнатушка, в которой коротал время небезызвестный Генрих Карлович, предатель-дворецкий из моей родовой резиденции. Скорее всего, Стас ещё просто не успел определиться насчёт его дальнейшей судьбы, хотя я и мог с достаточной уверенностью предположить, что ничем хорошим для старика нынешняя заваруха не кончится. Пока он нужен, чтобы успокаивать Лидку, будет, конечно, коптить воздух. А как только надобность в нём отпадёт — вероятно, в течение нескольких часов, максимум суток — то и выпишут ему билет в один конец. Потому что предателей никто не любит. Ну и свидетель лишний абсолютно ни к чему. Ну а я… я всего лишь ускорил для старикана развязку, завалившись в его скромную обитель. Да-да, неоднократно испытанным способом, материализовавшись в воздухе и уже куда более уверенно приземлившись на каменный пол. И даже не чертыхнулся в этот раз.

Тем не менее шума произвёл достаточно, чтобы наш бывший дворецкий испуганно вздрогнул и обернулся. А до того, что характерно, он задумчиво пялился через небольшое оконце на водную гладь до самого горизонта — «гостевые кельи» располагались мало того, что на стороне виллы, выходящей к океану, так ещё и на порядочной высоте, дабы не возникало соблазна сигануть вниз. И обернувшись, сразу же нарвался на мой пронзающий до печёнок взгляд, буквально пригвоздивший старика к креслу.

— Сюрприз, Генрих Карлович! — хмыкнул я. — Не ожидали?

— Признаюсь, не очень, — с трудом, но всё же взял себя в руки дворецкий. Голос, конечно, хриплый, но хотя бы не онемел от «восторга». Уважаю. — Надеюсь, вы явились не за мной, сударь?

— А надо было за вами? — удивлённо заломил я бровь.

— Нет, Иван Ильич, что вы! — всплеснул руками Генрих Карлович. — Кто я такой? Так, мелкая сошка! Больше о Лидии Ильиничне пекусь! Она, кстати, тут, рядом. Буквально за стеной.

— Стесняюсь спросить, а вы откуда знаете? — снова ожёг я взглядом старикана.

Кстати, зря. Тот сразу всё понял, судя по тому, как на меня зыркнул. Но присутствия духа всё же не потерял:

— Я имел честь сопровождать Лидию Ильиничну в этой, откровенно скажем, непростой ситуации от дома включительно, сударь. Поэтому видел, где её разместили.

— Действительно? — постарался я не переборщить с иронией. — А может, это ваша новая функция, присматривать за моей сестрой, пока она в плену? В который сами же её и привели, а?

— Да что вы такое говорите, сударь мой Иван Ильич!..

— Правду, Генрих Карлович, — процедил я. — Святую истинную правду. Считаю своим долгом довести до вашего сведения, что наша родовая резиденция по большей части уцелела, как и часть её защитников, включая моих родителей. И у меня есть достаточное количество свидетельских показаний, чтобы обвинить вас в предательстве! Поэтому давайте-ка начистоту… сударь мой Генрих Карлович!

И вот тут, что называется, дворецкого проняло. До такой степени, что он предпринял отчаянную попытку спастись, проскользнув мимо меня к двери «кельи». Однако я оную попытку пресёк на корню, саданув ногой во впалую стариковскую грудь, как только Генрих Карлович дернулся было из кресла. Тот, естественно, рухнул обратно, приложившись затылком об жёсткую спинку, но щелчок заблокированного Лиу Цзяо (или Кумо, или любым из его «отпрысков» — «единение», оно такое, там сам чёрт не разберёт, кто где есть) магнитного замка от его обострившегося внимания не ускользнул.

— Бежать некуда, Генрих Карлович, — констатировал я, глыбой (при моих-то габаритах, хе-хе!) нависнув над дворецким. — Так что давайте, выкладывайте всё без утайки. Не обещаю, что сотрудничество со следствием избавит вас от наказания, но участь облегчит точно. Как минимум мучиться не придётся.

— Да что там рассказывать… — сник старикан.

— Всё! И в подробностях: кто, когда, как именно. И сразу предупреждаю, это под запись. В суд я с вашими показаниями, конечно, не пойду, но постараюсь проверить каждое слово. Так что даже не пытайтесь кого-то оговорить огульно! Подумайте о наследниках! Я ведь, сами понимаетесь, вполне в состоянии и до них дотянуться. Не спасут ни расстояние, ни административная принадлежность!

— Да что уж теперь-то, — тяжело вздохнул дворецкий, видимо, осознав — и приняв — собственную участь. — Мне всё равно не жить, так что слушайте, Иван Ильич…

Не буду тут приводить исповедь старика, затянувшуюся на добрую четверть часа, целиком, скажу лишь, что слова Генриха Карловича идеально вписывались в нашу версию развития событий и потому послужили дополнительным доказательством вины конкретно Стаса Аверина-Концева. Нет, сам лично он до вербовки не опустился, конечно же, но вот все непосредственные исполнители находились в его прямом подчинении и заниматься самодеятельностью не могли по определению. Ну а сам дворецкий оказался жертвой собственных вредных привычек, которые и довели его до цугундера, то бишь превратили в идеальный объект шантажа. Да, согласен, банально. Но вина доказана, и приговор обжалованию не подлежит. Понял это и сам старик. Видимо, прочёл в моём взгляде. А потому, завершив исповедь, без резких движений поднялся на ноги, встал напротив меня и пристально уставился мне в глаза:

— Надеюсь, Иван Ильич, я заслужил… нет, не прощения, что вы! Но хотя бы лёгкого конца?

— Пожалуй, что именно это вы и заслужили, Генрих Карлович, — кивнул я и резким тычком поддых заставил старика скрючиться и безуспешно хватать ртом воздух.

Зачем? Да чтобы в последние мгновения жизни отвлёкся от мыслей о смерти. В его случае, здесь и сейчас, неминуемой. Ну а я, Иван Елагин, всего лишь послужил материальным воплощением древней богини мести Немезиды, заученным движением свернув бывшему дворецкому шею. Потом подхватил обмякшее тело, аккуратно опустил в кресло, и весьма целеустремленно шагнул к двери, ибо пришло время наведаться к сестрице. Заждалась уже, бедняжка.

… надо сказать, на вызволение Лидки ушло гораздо меньше времени, чем на разборку со стариком-дворецким. Всего-то и понадобилось, что мысленной командой разблокировать два магнитных замка в смежных «кельях», да пройти несколько шагов по пустынному коридору до соседней двери. Чисто на всякий случай Кумо запер обе лестничные площадки, чтобы кто-нибудь не припёрся в самый неподходящий момент, равно как и пустующие комнаты на этаже. А на мониторы и «нейры» охраны тем временем транслировалась «невинная» картинка, заснятая и отредактированная объединёнными усилиями искинов чуть ранее, когда Генрих Карлович изволил пялиться на морской пейзаж, а Лидия Ильинична хандрила, свернувшись калачиком на койке. Правда, на щелчок замка она всё же среагировала, изрядно меня удивив: вместо того, чтобы ещё сильнее сжаться от страха, шустро скатилась с кровати, подхватила табуретку и пристроилась сбоку от дверного проёма, чтобы с ходу отоварить импровизированным оружием любого, кто сунется внутрь. Молодец, чё. Ну а поскольку я стараниями всё того же Кумо видел истинную картинку из сестрицыной «кельи», то и спровоцировать её на необдуманную атаку труда не составило — аккуратно распахнув дверь толчком ноги, я ушёл в кувырок и оказался на своих двоих уже в комнате, развернувшись навстречу потенциальной угрозе. Лидка, конечно же, купилась и махнула табуреткой, вполне предсказуемо промахнувшись, но и умудрившись при этом не грохнуть по створке, но вот повторять атаку не стала. Просто застыла со странным плаксивым выражением на лице, потом медленно опустила табуретку на пол и бросилась ко мне в объятия. Раньше я со стороны сестрицы подобных телячьих нежностей не испытывал, а тут, гляди, вцепилась мёртвой хваткой, уткнулась лицом в грудь и пустила слезу, судя по её содрогающимся плечам. Усугублять ситуацию я не стал, поэтому пришлось, не разрывая объятий, бочком доплестись до входа и дотянуться носком до двери — лучше прикрыть, чтобы никто раньше времени не всполошился. Замком, естественно, занялся один из искинов. Ну а я, удостоверившись, что не запалился, потянулся к «слезе» и уже привычно «просочился» в «изнанку», прихватив с собой рыдающую сестру.