– Може, т Миг? – с надеждой спросил второй пилот.

– Да, братушка, – очень серьезно ответил Панфил, – конечно миг. Это тот самый миг, между прошлым и будущим…

По левому борту возник еще один «Eagle». Он приблизился, стали видны заклепки. Качнув крылом, сократил дистанцию так, что у нас захватило дух и почудилось на мгновенье, что пилот идет на таран.

Зеркально черное стекло гермошлема скрывало лицо летчика, придавая ему космический вид. Американец, убедившись, что его видят, поднял руку в складках противоперегрузочного костюма и несколько раз энергично ткнул большим пальцем вниз.

– Ну, вот и всё, – подал вдруг голос командир захваченного нами самолета. И добавил:

– Экипаж, внимание! Приготовиться к снижению. Сажать они нас будут, понимаешь… С-суки!!!

Нет смысла раскрывать теперь все подробности. Экипаж, самолет и пассажиры были возвращены через два дня.

Нас шестерых переправили в Лэнгли, расселили порознь и допрашивали ежедневно почти три месяца. После этого нам поменяли имена и мы, обретя возможность заниматься чем угодно, начали обустраиваться в новом мире.

В Союзе вовсю разгорелась перестройка, последовали новые многочисленные угоны самолетов в Скандинавию, и про нас, по счастью, вроде как подзабыли.

Завершив мытарства в Лэнгли, все мы перебрались в Нью-Йорк, чтоб хотя бы первое время держаться рядом.

Батя нашел работу первым. Он заключил контракт с продюсером какого-то низкопробного варьете и выступал в стриптиз-шоу под псевдонимом Siberian peasant.

Джаггер тогда называл Батю артистом конно-спортивного жанра. Впрочем, контракт Бате не продлили, поскольку он несколько раз засыпал прямо на рабочем месте.

Нынче Батя работает механиком в большом гараже, и каждый день покупает бананы. На работе его очень ценят…

Кролик, перебравшись в Нью-Йорк, поднакопил денег, работая таксистом. Недавно приобрел небольшое кафе и успешно поигрывает на бирже.

Чучундра трудится инженером-техником в компании по производству композитов, завел не меньше дюжины пар дорогущих очков на все случаи жизни и бросил, наконец, курить.

Джаггер за эти годы переиграл, кажется, во всех рок-н-рольных бандах, объездил всю страну, имел несколько раз неприятности с полицией, тогда мы забирали его под залог и платили адвокату. Теперь он пустил корни в Бронксе, угомонившись после приобретения маленькой студии звукозаписи.

Панфил долго болтался без дела, пытался работать в русских газетах и, в конце концов, удачно женился на русской американке и уехал в Калифорнию. Они на пару арендуют книжный магазин и подумывают об издательском бизнесе.

Несколько лет назад, в силу некоторых обстоятельств, указывать на которые я не имею ни возможности, ни желания, я готовился к переезду в маленькую жаркую страну.

Панфил прилетел в Нью-Йорк попрощаться. Февраль в том году выдался дождливый.

Мы расположились за стойкой в самом тихом углу небольшого бара где-то в районе Сорок Четвертой улицы, рядом с Восьмой авеню.

Выпивали, говорили, вспоминали. Было нам как-то не грустно и не весело. Выпили еще. Рядом с нами пристроился какой-то поддатый невысокий чувак с двумя девицами шлюховатого вида. Парень громко хохотал, девицы визжали.

Панфил, поморщившись, начал вяло жаловаться на падение продаж в книжном бизнесе. Я, изображая внимание, подумал, что надо бы заказать кофе, чтоб не уснуть.

И заказал две чашки, себе и Панфилу. Панфил взял чашку в руку.

Между тем, коротышка что-то увлеченно рассказывал девицам.

Тут мы оба, не донеся кофе, поставили чашки и уставились друг на друга, поскольку незнакомец начал говорить что-то совершенно невероятное.

– Так зачем мне врать, цыпочки? – разорялся коротышка, – все так и было. Я же пилот ас! Летал на F-15, клянусь, девчонки! Меня списали к черту, в восемьдесят пятом, в январе, когда мне пришлось катапультироваться в Тихий океан, возле Гавайев. Вы хоть знаете где это, дурёхи? Идиот дозаправщик не нашел меня в небе, а я не нашел его… Я болтался на долбаном плотике, в самой жопе этого чертова океана, и видел плавники акул. Меня нашли через двое суток… А теперь я опыляю фермы от саранчи…

– В Нью-Йорке? – изумилась одна из девиц.

– Нет же, дурочка, в Оклахоме. А здесь я в гостях у брата.

– А твой брат симпатичный?

– Еще по стаканчику – и едем к нему!

Панфил растерянно посмотрел на меня.

– Бабай, млядь, это что? Тот самый? Помнишь «Глобальный Щит»?

– Ещё бы! Но этого не может быть. Выходит, жив?

– Выходит так…

– Вот же везунчик, сука…

Мы заказали коротышке и его девицам выпивку и вышли из бара до того, как бармен подал им стаканы. Снаружи похолодало, шел ледяной дождь.

Настроение у нас резко улучшилось.

– Живой, живой бродяга, – довольно бормотал Панфил, шлепая по мелким лужам.

Пора было ехать в аэропорт. Я поднял ладонь и желтое такси, вильнув, прижалось к тротуару.

Мы уже порядком промокли.

– Ну, что… пока, Панфил.

– Пока, Бабай. Когда-нибудь мы еще увидимся…

– Знаешь, Панфил, то что ты писал тогда… твои стихи… мне, да и нам всем, это здорово помогло, правда. Спасибо, чувак.

– Ничего, братушка. Будешь мне должен, – ответил Панфил и улыбнулся впервые за весь вечер.

Мы пожали друг другу мокрые руки. Таксист нетерпеливо погудел.

Я обернулся, садясь в машину. Панфил, закрывшись от ветра, прикуривал, куртка его была мокрой насквозь. Огонёк зажигалки на мгновение осветил его лицо и, исчезая, слился с другими огнями, которыми была полна улица в этот вечерний час. Неон реклам, свет фонарей, отблески фар и вспышки светофоров, отражались в каплях дождя, витринах и мокром асфальте.

Вихри холодного света возникали и гибли ежесекундно, захватив все небо и землю, переливаясь праздничными сполохами. Обезумевший цветной шторм смешивал и расплескивал краски по черному квадрату неба в такт какой-то космической, недоступной нам, и разумеется, существующей музыке.

Но все это было так не похоже на полярное сияние… И, кстати, Панфил, я возвращаю тебе долг.