– Отставить божественное! – твердо сказал Дядя Ваня, окончательно приходя в себя. – Наш реализм должен быть сугубо социалистическим. В крайнем случае, краснознаменным. И никак иначе. Желаю творческих успехов, товарищи!

И покинул Первую Площадку.

…Перед концертом я встретился с Панфилом в чипке. Гуси его подразделения также прошли инициацию, получив по двенадцать волшебных ударов ремнем. Панфил успел привести в порядок форму. Теперь мы выглядели как два полноценных помазка. Ушиты, заглажены, с гнутыми бляхами и в разукрашенных валенках, словом, пара клоунов. Впрочем, тогда нам так вовсе не казалось.

Панфил был переменчив. Изменение статуса явно его радовало, и он то и дело расплывался бессмысленной улыбкой на пол-лица и сдвигал на затылок квадратную синюю шапку. Когда же мысли Панфила устремлялись к дому и ветреной подруге, на физиономию его набегала мрачная тень, и он делался похожим на лорда Байрона.

Я не преминул поделиться с Панфилом этим наблюдением.

– Еще бы ногу тебе сломать, чтоб хромал, как лорд, – от души пожелал я.

На это Панфил нелюбезно срифмовал «Байрон – Ху… ймон» и попросил меня помолчать.

– А поскольку ты, Бабай, молчать не можешь, то лучше я тебе почитаю, а ты послушай, – строго сказал Панфил, и прочёл:

…Торжественная часть началась сразу после ужина. В актовый зал клуба были согнаны все свободные от смен. Первые несколько рядов занимали офицеры и прапорщики с семьями.

Парадная форма празднично попахивала нафталином, наградные планки топорщили кителя. Толстые, выкрашенные в блондинок жены, с вышедшими из моды халами на головах, располагались по правую руку. Худосочные, прыщеватые дочери – по левую.

Сыновей у офицерского состава не наблюдалось. Казалось, что советское Заполярье каким-то волшебным образом борется с естественным воспроизводством офицеров после того, что они с ним сделали.

Солдаты начинались ряда этак с шестого-седьмого. Здесь стоял густой запах гуталина. По случаю праздника все были переодеты в парадную форму. Валенки к ней, к сожалению, не относились, а сапоги приходилось чистить.

На сцене над красным саркофагом стола, увенчанным несвежим графином, возвышались: командир части полковник Максаков, замполит Дядя Ваня и комсорг цыган-лейтенант Гриша. На лице полковника Максакова застыло выражение тихого отвращения. Он словно говорил: «Боже, где уже моя пенсия?». Замполит и комсорг излучали служебное сияние. Дядя Ваня улыбался скупо и мудро, а Гриша откровенно и задорно, как хорошо наевшийся конь.

Замполит проговорил примерно полчаса, а потом полковник Максаков толкнул его локтем в бок, и было объявлено о начале праздничного концерта.

– Сейчас ребята покажут! – гордо шепнул Дядя Ваня на ухо Максакову.

И мы действительно показали.

За кулисами, пока убирали кумачовый стол, освобождая сцену, Панфил потянул меня за рукав.

– Позови Кролика, – сказал он, – у нас есть выпить.

Кролика уговаривать не пришлось. Мы нырнули вслед за Панфилом в пыльную кладовку, где хранились музыкальные инструменты.

Группа «Странники» в полном составе уже была там. Джаггер, успевший слегка тяпнуть, закричал:

– Сюрприз! – И извлек из-за большого барабана, слегка запыленного Батю.

Батя улыбался довольно, но в его улыбке недоставало уже трёх зубов.

– Потери мирного времени, – туманно пояснил Батя.

– Ну, как ты?

– Весь автопарк на мне, можно сказать живу в гараже.

– Доволен?

– Жить можно. Брагу ставим. Заходите, пацаны…

В дверь постучали условным стуком. Джаггер открыл задвижку и заорал:

– А вот и главный сюрприз!

– Значит, я не главный? – удивился Батя.

В кублушку вошел довольный Чучундра.

– Еле проскользнул, – посетовал он, – всюду заслоны Дяди Вани. Борьба с пороками. А вот и порок! – и извлек из-под пошива грелку устрашающих размеров.

– Что там, водка? – спросил немедленно Кролик.

– Обижаешь, дорогой!

– Брага?

– Снова обижаешь.

– Одеколон я пить не буду.

– Не хочешь, не пей. Это выморозки. Всю ночь готовили.

Тут Джаггер с Чучундрой наперебой начали рассказывать, как полночи на морозе они сливали одеколон «Саша» на железный лом, упертый под углом в миску. При этом весь несъедобный парфюм застывал мутной беловатой массой на ломе, а незамерзающий животворящий спирт благополучно попадал в алюминиевую миску.

– Это нектар! – похвалил напиток Джаггер, – лучше коньяка.

Мы все хлопнули по полкружки нектара, воняющего духами и резиной.

Кролик, проглотив напиток, вытаращил глаза.

– Нет! Это не нектар, – сказал он.

– А что же?

– Амброзия! Давайте еще по одной…

Тут Панфил встал и, подбоченившись, объявил:

– Стихи.

Пляска сводного ансамбля сотрудниц пункта секретной связи прошла на «ура». Завклубом, прапорщик Дукемаров, по кличке Дуремар, растянул баян. Под звуки «Тачанки» четыре танцорки с картонным пулеметом со страшным грохотом принялись выбивать пыль из сцены.

При вращении подолы взлетали, что способствовало веселому оживлению среди рядового состава. Комментарии полились самые что ни на есть скабрезные.

Офицеры реагировали более сдержанно. Чувствовалось присутствие жен. Один только раз послышался голос из второго ряда, произнесший слово «впендюрить». За этим немедленно последовал женский всхлип: «Сволочь!» и звук оплеухи.