— Не все, — не поворачиваясь, ответила Мелисса. — Да, передатчик слишком велик для того, чтобы носить его под броней. Но есть кое­что еще, да, Джон? — Мелисса подошла к нему вплотную, игриво надув губы. — Что­то такое, что ты любыми путями старался держать как можно ближе к своим попутчикам. То, что ты дал Оливеру с собой, чтобы он ни в коем разе не исчез из виду, пока вы разделились, — она парализовала тело Джо и вела пальцем по груди вниз, к животу, а оттуда на бок, пока не нащупала рукоять бладау, который Оливер вернул ему буквально десять минут назад.

Медленно, без резких движений, женщина достала клинок из ножен и покрутила в руках.

— М­м­м, рукоять ручной работы, да, Джон? Большая рукоять, — Оливер и Мэтт, стоя рядом, наблюдали за происходящим, и до них понемногу доходило, к чему вела Мелисса. — Джон, ты не против, если я проверю, нет ли в рукояти тайника? — продолжила женщина, подсаживая ногтем край навершия рукояти.

Провозившись буквально пару секунд, Мелисса сняла крышку, заглянула внутрь и, удовлетворенно хмыкнув, взяла бладау за клинок и не глядя протянула его Оливеру через плечо.

— Полюбуйся, Стальной Генерал.

Внутри рукояти клинка мигал светодиод питания маяка.

Оливер показал содержимое тайника Мэтту, молча переглянулся с ним и, не выпуская нож из рук, обратился к женщине:

— Как я понимаю, ты его держишь?

— С того момента, как встала со своего места.

— Отойди.

— Как пожелаете, Стальной Генерал.

Оливер перехватил клинок и подошел вплотную к Джо. Худощавый, он был чуть выше Оливера, но сейчас сверху вниз смотрел как раз последний. Мужчина тяжело вдохнул, посмотрел в глаза проводника и сказал:

— Ты знаешь, как карается предательство в военное время, Джо.

Тот ничего ему не ответил. Скованный ментальными кандалами, которые повесила на него Мелисса, он мог только потеть и переводить взгляд с Оливера на Мэтта.

Не говоря ничего более, Стальной Генерал коснулся панели управления броней Джо, отключая ее. После Оливер положил правую руку ему на плечо, а левой медленно ввел клинок в живот предателя, глядя при этом ему в глаза.

Лезвие бладау, слегка притупившееся после убийства солдат, с некоторым усилием вошло в тощее тело на две трети. Оливер, наблюдая за ужасом в глазах Сиплого Джо, немного провернул клинок по часовой стрелке и рванул в сторону, разрывая в клочья внутренние органы и бок предателя. Кровь брызнула из чудовищной раны, заливая все вокруг.

— Покажи ему, как он умер, — приказным тоном сказал Оливер Мелиссе.

Женщина, пораженная жестокой расправой, выполнила указание и наклонила голову Джо, чтобы тот мог увидеть, что с ним сделал Оливер.

Вскоре все было кончено. Предатель зашатался от потери крови и упал замертво. Оливер же сразу после того, как выдернул клинок, отвернулся и больше на Джо не смотрел. Казненный перестал для него существовать сразу после того, как Стальной Генерал сделал то, что посчитал нужным.

— Знаешь, Оливер Стил, — подала голос Мелисса, — сейчас я по­настоящему рада тому, что оказалась с тобой по одну сторону баррикад.

Оливер ничего не ответил и, выслушав Мелиссу, молча пошел собирать себе рюкзак.

— Да, давайте собираться, поговорим в другом месте, — сказал Мэтт. — Войска знают, где мы?

— Да, — ответила Мелисса, — у одного из бойцов были с собой маяк и рация.

— Когда плановый выход на связь с центром?

— На рассвете.

— Значит, у нас еще есть часа четыре, — прикинул Мэтт. — Собирайте вещи и уходим, объяснишь все это, — он окинул взглядом комнату, остановившись на секунду на теле Джо, — короче, объяснишь все потом. Когда найдем спокойное место.

Сборы много времени не заняли. Рюкзаки были почти готовы, и, пока мужчины окончательно решали, что взять с собой, а что оставить, Мелисса переоделась в свою броню. Оливер и Мэтт заменили аккумуляторы (родные уже были порядком разряжены) и долили воды во фляги из запасов убитых.

— Как я понимаю, — спросил Мелиссу Мэтт, — пытаться дойти до точки сбора смысла не имеет?

— Нет, там вас уже давно ждут.

— Понятно.

Тяжелый, тошнотворный запах крови бил в нос, поэтому желающих еще задержаться не нашлось. Вышли уже минут через пятнадцать­двадцать, молча двинув на восток, к побережью.

Вокруг расстилались некогда благополучные места. Кое­где виднелись скелеты одно­ и двухэтажных домов среднего класса американского пригорода, сливающиеся в полуразрушенные улицы и небольшие городки. Покосившиеся столбы электросетей, похожие издали на огромные, воткнутые в землю гнилые зубочистки, дополняли картину общего упадка. Оливеру казалось, что если закрыть глаза, то можно услышать отдаленный гул древних моторов на шоссе: автомобилей, которыми пользовались те, кто по каким­то причинам не хотел переходить на электрокары. Собственно, сейчас это кажется глупым: добыча ископаемого топлива — мероприятие непростое, а солнце светит всегда.

Но что есть человеческая природа, как не постоянное противоречие здравому смыслу? Сам факт того, что наш предок слез с дерева и взял в руки палку, как предпочитают утверждать дарвинисты, уже само по себе противоестественно. А потом прямохождение, сельское хозяйство, пирамиды… Черт подери, даже святая инквизиция является достижением цивилизации, не говоря уже о печатании, полетах в космос и еженедельных ТВ­шоу. И все это есть противоестественно. Но, как и для любого шоу, время цивилизации подходило к своему концу, о чем явственно свидетельствовала окружающая картина.

Это был закат мира.

Оливеру казалось, что даже воздух с годами менялся, становился чище, как бы сбрасывая с себя плоды деятельности человека: когда­то кипящие жизнью районы зарастали кустарниками, пробивались через асфальт молодые деревья. Природа вставала в полный рост, как закованный в цепи титан, поставленный на колени человеком. Но она поднялась на ноги и, набрав в грудь побольше воздуха, одним напряжением сил разорвала цепи, навешанные на нее. И не было в цепях заслуги человека, по большому счету… Титан природы покорен по сути своей, хотя и обладает вздорным, беспощадным нравом. Он позволил поставить себя на колени, обвесить себя цепями и паразитировать человеку на себе. Но когда ему стало невмоготу — ноги затекли, а может, шея, он поднялся и с присущей только ему, титану природы, безликой, безучастной, но неистовой жестокостью одним своим движением попытался уничтожить паразитов.

И люди­паразиты ничего не смогли с этим поделать. Глупо было чувствовать себя в безопасности, живя на поверхности гигантского, горящего изнутри куска камня, который с огромной скоростью, как заведенный, вращается в пустоте вокруг огненного ада. Каким бы ни был большим в нашем представлении мир, мы лишь заперты в одной камере с титаном природы и целиком находимся в его власти.

Пока Оливер размышлял об этом, время для него летело незаметно. Уже когда солнечный диск коснулся деревьев вдалеке, его окликнул Мэтт:

— Оливер! Давай устраиваться на ночлег.

После были стандартные, уже такие привычные за десятки лет походной жизни приготовления ко сну, пробуждение, дежурство, а после снова короткий, но уже рваный сон. Им надо было идти.

На третий день пути Оливер заметил, что Мелисса выглядит паршиво: испарина на лице — особенно крупные капли пота собрались над верхней губой, прерывистое, тяжелое дыхание, бледность. Женщина старалась не подавать виду, что ей плохо, продолжая шагать наравне со своими новыми товарищами, но внешний вид выдавал ее с головой. Разговаривала она немного, да и не расспрашивали ее особо — все берегли дыхание, стараясь не сбиваться с маршевого ритма, который осложнялся дичавшей пересеченной местностью и необходимостью избегать дорог. На первом привале Мэтт было предложил не ставить ее в караул, опасаясь спать под охраной предателя, но, как резонно заметил Оливер, не доверять Мелиссе теперь, после всего того, что произошло, было бы глупо. Теперь же, даже если бы и возникло желание расспросить ее о чем­либо, то маловероятно, что Мелисса смогла бы одновременно идти и говорить.