Так толком и не отдышавшись, ведьма снова побежала. Пробегая знакомые дома один за другим, она остановилась недалеко от избы семьи Ванклауд. Во дворе среди толпы, спиной к ней стоял мужчина. Он выделялся среди селян более дорогой и добротной одеждой. Да, за три года Николас немного изменился, но это по-прежнему был он. Только почему-то ее жених обнимал другую девушку. Тревога охватила юную ведьму. Чуть дыша, она пыталась разглядеть свою соперницу. Ничего особенного в девушке не было. Чепец скрывал волосы, но по выбившимся прядям стало понятно, они коричневого оттенка. Мимолетный поворот головы позволил Сибилле увидеть и ее абсолютно не примечательное лицо с маленькими карими глазками и чересчур длинным носом. А еще она была юна. Слишком юна. Убедившись в своем превосходстве, ведьма успокоилась. Уж такую дурнушку она в два счета отвадит.

Словно почуяв, Николас обернулся и застыл, увидев Сибиллу. Побледнев, он отступил от своей спутницы, виновато уставившись себе под ноги. Ведьма коварно улыбнулась. Но через несколько секунд улыбка сползла с ее лица. Когда та девица развернулась к Николасу, ее большой живот был отчетливо виден. И, судя по размерам, ожидать оставалось месяца два-три. Откуда-то сбоку послышались перешептывания: “Николас с женой приехал”, “миссис Рода Ванклауд”, “красавицу привез”, “ай да Николас, с таким важным и обеспеченным семейством породнился”.

От услышанного и увиденного у ведьмы, горло будто удавкой сдавило. Глаза пеленой заволокло, а по щекам слезы побежали. “Бежать” — пронеслось у нее в голове. И Сибилла, разрываемая обидой и злостью, вышла из толпы, добрела до края деревни и уже опрометью кинулась к своей хижине. Молодая женщина только в лес ступила, а с неба уже первые капли закапали, и ветер задул, прогоняя людей с улиц. Чем больше злилась и горевала ведьма, тем сильнее бушевала погода. До утра гром да молния над деревней резвились. Селяне и припомнить не могли, чтоб такой ураган когда-то свирепствовал. В каждом дворе разрушения были.

Еще неделю природа удивляла своими причудами, а потом затихло все. Ни ветерка, ни дождинки. Только солнце жарит. В такую жару в лесу самое то. Тень от деревьев, птицы поют. Вот и Сибилла неторопливо вышагивала по тропинке, наслаждаясь лесной зеленью, перебрасывая тяжелую корзину с продуктами с руки на руку. На городской базар ведьма заглядывала нечасто, вот и загружала корзинку доверху. Да и как покупки совершать, если заработок непостоянный Тут мази продаст, там поворожит, травами хвори разные полечит. Не часто люди к знахаркам обращаются. А силы ведьмовские прятать приходится.

— Здравствуй, Сибби​, — послышалось из-за дерева.

— Здравствуй, Николас, — откликнулась женщина, не останавливаясь. О том, что ее бывший возлюбленный на дорожке поджидал, она давно знала.

Мужчина нерешительно вышел на тропу и также неуверенно попытался завести разговор:

— Я искал тебя. Был у тебя дома. Твои родители сказали, что ты ушла и живешь в лесу, с какой-то ведьмой.

— Не ведьмой, знахаркой, — возразила Сибилла, соизволив остановиться и выслушать, — но она уже умерла.

— Значит, ты совсем одна живешь? Почему к родителям не возвращаешься?

— Зачем ты меня искал? — сохранять спокойствие женщине было очень трудно.

— Увидеть… — начал, было, Николас, да осекся под испепеляющим взглядом, — поговорить. — О чем нам с тобой говорить, Николас? О том, что ты обещал вернуться через полгода? — чувствуя гнев, закипала ведьма. — О том, что собирался на мне жениться? Или о том, что… — и резко оборвав речь, вдруг сникла и безрадостно попросила: — Иди к жене, Николас… Не о чем нам с тобой теперь уже говорить.

Одного взгляда на мужчину хватило Сибилле, чтобы сердце снова заныло. Но, не выказав своей боли, она продолжила путь к своей избушке, не обернувшись даже, когда за спиной эхом разлетелся его окрик: “Прости!”. Только в домике женщина смогла выплеснуть всю горечь изнутри. Глянув на маленькую дочку, сладко спящую на кровати в обнимку с тряпичной куклой, Сибилла достала из сундука игрушку совсем иного предназначения. Маленькая восковая куколка легко помещалась в ладони.

— Простить, Николас? — одержимо прошептала ведьма, помещая внутрь фигурки мужской волос. — Нет! Не будет тебе моего прощения!​

Так и повелось с того дня. Уколет Сибилла куколку в ногу, Николас ходит да прихрамывает. А вонзит в живот, тот весь день с животом и промается. За два месяца так измучился от болячек да хворей, что исхудал совсем и озлобился на всех. А ведьма знай себе развлекаться да иголочки с места на место переставляет. И дочку свою премудростям обучает. Где, какая травка растет. От чего лечит, от чего оберегает.

Раннее утро для миссис Ванклауд всегда начиналось хлопотливо, несмотря на то, что женщина была на сносях и со дня на день могла родить. Тяжело переваливаясь уточкой с боку на бок, Рода вышла во двор с большой миской зерна для кур. Не пройдя и десятка шагов, она встала как вкопанная, а как оторопь спала, громко позвала мужа:

— Николас!

Мужчина недовольно высунулся из окна и пробурчал:

— Чего голосишь? Пора повитуху звать?

— Ты вчера на ночь кур кормил?

— Да.

— И хлев закрывал?

— Что ты вопросы глупые задаешь? — сердито буркнул Николас, итак, самочувствие не ахти, так еще жена чудит.

— Куры-то все дохлые по двору лежат.

— Не может быть! — воскликнул мужчина и выскочил во двор.

Вся скотина, кроме птицы, находилась в хлеву совершенно здоровой, а куриные тушки усеяли половину двора.

— Да что же это за напасть такая, — покачал головой Николас. — Ладно, Рода, не серчай. Завтра в город на ярмарку поеду, заодно и кур прикуплю. Иди завтрак готовь, я тут сам управлюсь.

Не успел мужчина с живностью управиться, и живой, и мертвой, как снова жена запричитала. Ох, да ах. Вот теперь и повитуха понадобилась. А пока бегал, посматривал и поспрашивал у соседей. Только у него одного куры передохли.

Долгожданное радостное событие вытеснило все плохие мысли. Держа на руках дочь, Николас вмиг забыл и про свои болячки, и про неудачи, и прочие огорчения. Счастье заполняло и душу, и дом. Девочку, что смыслом жизни стала, Мартой нарекли в честь бабки Роды.

Один только человек не разделял этой радости. Далеко в лесу ведьма в своей хижине пуще прежнего злилась на Николаса. Может, и простила бы его Сибилла, но каждый день, глядя на дочку, ненависть только росла в ее сердце. Ту любовь, что должна была достаться ей с девочкой, теперь получают другие.

— Никогда не знать тебе покоя, Николас Ванклауд. Никогда! — шептала над котлом женщина. — Раз уж мне одной пришлось дитя растить, говорить да ходить учить, то и далее без тебя справлюсь. Станет твоя дочь ведьмой могущественной, поболе моего. А тебе теперь надлежит всю жизнь страдать. Страдать да оглядываться. Оглядываться, да за свои поступки расплачиваться!

Так и чередовал Николас хорошее с плохим. День ничего, день — хоть вой. То за неделю ни разу не охнет, то две недели с постели не встает. А тут посчастливилось целый месяц не хандрить. И даже работа в городе подходящая нашлась. Но только успел глава семейства Ванклауд возрадоваться, как на его голову опять неприятности посыпались. Едва Рода проводила мужа за ворота и на кухне хлопотать принялась, как он снова на крыльце топчется.

— Ты зачем вернулся? Забыл чего? — крикнула миссис Ванклауд через окно.

— Нет, не забыл, — задумчиво отозвался мужчина. — Но и на ярмарку сегодня не поеду.

— Что стряслось? Опять поплохело? Рода, забеспокоившись, выскочила на улицу, на ходу обтерев руки о фартук. Оглядела осунувшееся лицо мужа, потрогала лоб.

— Да не, здоров я. Не суетись, — отмахнулся Николас.

— А что тогда?

— Сам не пойму. Колеса у нашей телеги все разом развалились. Пока я починю, полдня пойдет. Да и лошадь что-то прихрамывает. Завтра к кузнецу сведу. Может, что в подкову набилось.