— Хватит народ стращать, бесстыдница. Следуй за нами, а не то силой потащим, — рыкнул один из стражников.

— Куда? Зачем? — испуганно затараторила Мариотта. — Я же ничем не провинилась. Пустите. — Ты глянь, Вистан, она еще смеет свой поганый отрывать, — подхватывая за другую руку, оскалился второй стражник.

— Да что же вы делаете-то ироды? Не крала я ничего! Хоть торговцев спросите, хоть в корзину мою взгляните. Пуста она.

— Не хватало, что б ты еще и подворовывала. Довольно того, что честных мужчин обольщаешь. Совсем стыд потеряла.

— Да не спятили ли вы часом? — ахнула ведьма, краской заливаясь. — Да как можно такими непристойностями заниматься?

— А ну прикуси язык, пока он еще при тебе, распутница — гаркнул Вистан, замахнувшись для острастки.

Мари всхлипнула, напрасно пытаясь освободиться:

— Да, вы, верно, спутали меня с другой.

— Ага, как же, — усмехнулся приятель. — Нам на тебя точно указали.

— Кто же оклеветал? — еле слышно спросила Мари, но вместо ответа стража потащила ее с базарной площади на городскую.

Народ на ярмарке загудел. Кто сокрушенно головой качал, кто поощрительными криками провожал, а самые любопытные зеваки и вовсе следом отправились. Николас тоже последовал за стражей и лично глядел, как ведьму в клетку около городской мэрии сажали. Клетка не позволяла стоять в полный рост, и потому люди в ней вынуждены были сидеть. А те, кто повыше, так еще и согнувшись. Такие меры применяли для тех преступников, чью вину признавали быстро и также быстро выносили приговор. Сюда попадали и мелкие воришки, и любители кулаками помахать почем зря, ну и неблагочестивые женщины.

Отогнав подальше ротозеев от клетки, Вистан остался подле девушки, пока другой стражник за судьей отправился. Мари снова жалобно запищала:

— Не прелюбодействовала я. Напрасно вы меня в клетку посадили. — Это судья решит, напрасно иль нет. И что с тобой делать.

— Ошиблись вы, говорю, — проявила настойчивость ведьма. — Все вы так поете, — остался непреклонен стражник и сплюнул под ноги красноречиво. — А под пытками сознаетесь в своих грехах. И чего я тут тебя слушаю? Замок надежный, не сбежишь. Недосуг мне около тебя околачиваться.

Сказал да и ушел. А как стражника не стало, и толпа осмелела. Кто посмотрит да отойдет, а кто и словцо недоброе скажет. А народ, он такой, раз кого в клетку посадили, значит виноват. Абы кого сажать не станут.

Лучше бы стражник вовсе не уходил. Страх, что люди линчуют ее прямо тут и сейчас, заставлял девушку сжиматься в комок и переваливаться внутри клетки от стены к стене, пугливо озираясь по сторонам. Люди то и дело что-то выкрикивали. Женщины осуждающе качали головами и сыпали проклятиями, а мужчины либо гадко улыбались, либо негодующе сплевывали под ноги. А нашлись и такие смельчаки, что не погнушались приблизиться к распутнице.

— Эй, ты! — позвал Мари незнакомый парень, близко подойдя к клетке. — Это правда, что о тебе говорят? А я ведь как раз не прочь позабавиться, — и неприятно захохотал.

— И я не прочь, — тут же подхватил его приятель, протягивая за решетку руку, и презрительно пробурчал, стоило девушке брезгливо отпрянуть. — Ну чего недотрогу корчишь, блудница.

Мариотта сперва смолчать хотела, но когда яблоко, пущенное детишками из толпы, об клетку ударилось и рядом по земле покатилось, не сдержалась. К парню, что первым подошел, потянулась, в глаза уставилась, да так пристально, что тот отшатнулся невольно, и мысленно повелела: "Детвору прогони и сами пошли прочь".

Парень послушно развернулся и шуганул ребятню:

— А ну брысь, сопливцы непослушливые. Не доросли еще людей судить.

Кто послушно отошел, кто нехотя и ворчливо. А как детвора разбежалась, так и сам приятеля за рукав ухватил да повелел, исполняя ведьмин наказ:

— Идем, Пайс.

— Как это идем? — возмутился дружок. — Сам же к девке тянул, а теперь на попятную. Ну и странный же ты, Лэндон.

Ничего Лэндон не ответил. Мельком на ведьму глянул и шустро с площади зашагал, расталкивая любопытных бездельников и таща за собой приятеля. Пайс хоть и не сопротивлялся, а всё недоуменно головой крутил, смотря то на девушку, то на друга.

Несмотря на то, что прочий народ расходится и не думал, напротив, только больше в толпу собирался, Мариотта откинулась спиной на решётку и прикрыла глаза. Было по-прежнему страшно, но маленький успех давал большую надежду. Оставалось придумать, как выпутаться из этого дурного происшествия.

“Наконец-то мне удалось подчинить своей воле человека. Может, этот идиот и простачок не стоит больших усилий, но все же я смогла. Но надо быть осторожнее, Мари. Нельзя колдовать, нельзя себя выдавать. Что они могут сделать уличной девке? Ну, выпороть прилюдно, да волосы обрезать. А с ведьмой? А вот с ведьмой церемониться не будут. Сожгут или утопят. Я, конечно, нынче сильна, но не бессмертна.​..”

Из раздумий девушку вывел очередной удар по клетке. Мариотта вздрогнула и открыла глаза. Это был страж. Площадь перед зданием суда успела наполнится до отказа. Сбоку на постаменте уже восседал судья. Утонув в своих мыслях, ведьма даже не услышала постепенно нарастающего гула голосов и упустила, что судейство вот-вот начнется. Вот стражник и не придумал ничего лучше, как привлечь ее внимание, ударив по клетке ногой. Такая нелепая оплошность показалась Мари странной, ведь она и глаза-то прикрыла не более чем на пять минут. Вот только не поняла ведьмочка, что так она впервые впала в транс и провела в этом состоянии ни много ни мало три четверти часа.

— Готово, господин судья, — крикнул страж, стоило девушке зашевелиться и, приподнявшись с пола, встать на колени.

— Как твое имя? — спросил судья после того, как толпа затихла, увидев его высоко поднятую руку.

— Мариотта Вудиш, господин судья, — без промедления ответила ведьма.

— Понимаешь ли ты, в чем тебя обвиняют? И готова ли признать свою вину?

— Меня схватила стража, когда я торговалась на ярмарке. Но я ничего не крала, — в подтверждение слов Мари осенила себя крестом, задрав слегка голову вверх.

— Тебя обвиняют не в воровстве, а в распутстве.

— Но это клевета! — подалась вперед девушка, обхватив прутья пальцами. — Я никогда! Да чем угодно поклянусь!

— Кто может поручиться за твои слова?

— Никто, — вынуждена была признать девушка.

— Зато есть свидетели твоих деяний. Уважаемые семейные мужчины деревни Кроухилл утверждают, что ты неоднократно и без каких-либо намеков, коих можно истолковать неверно, предлагала развлечься за скромную плату. Ты постоянно околачиваешься возле деревни и подкарауливаешь добропорядочных селян.

В конце речи судья рукой указал на стоящих рядком Николаса, Герберта и Соломона. Мари обвела мужчин испуганным взглядом и дрогнувшим голосом возразила:

— Да как же я могла к ним приставать, ежели я и вижу-то их впервые?

— Ну что ж, коль так, заслушаем пострадавших. Господа, прошу вас высказаться по очереди.

Мистер Граем повел рукой, указывая выйти чуть вперед, и одобрительно качнул головой. Первым выступил Николас.

— Господин судья, уж около двух недель эта девица подстерегает мужчин моей деревни и, соблазняя телом своим, за монету предлагает всяческие непристойности.

— Вы тоже были среди этих мужчин, мистер…?

— Ванклауд, — подсказал Николас. — Да, господин Граем. Я трижды подвергался ее приставаниям.

Толпа дружно ахнула, а ведьма гневно фыркнула. Судья же вновь потребовал порядка и тишины, постучав деревянным молоточком по столу.

— Имело ли место продолжение этих самых приставаний?

— Нет! — возмутился Николас. — Я ведь человек семейный. Как же можно так? Это же бесчестно и низко. Конечно, я не поддался на ее уговоры.

— Хорошо, мистер Ванклауд, вы пока свободны. Выслушаем следующего свидетеля. Прошу.

Герберт, теребя шляпу, неуклюже вывалился вперед. Уставившись в землю и заикаясь от волнения, он торопливо представился и промямлил: