Лихие 90-е

Похоже, со сложившейся ситуацией ничего нельзя было поделать. Оставалось только ждать. Анна знала, что он придёт, чтобы потребовать свой трофей, но надеялась, что муж успеет раньше. Почему Филипп не едет? Скоро уже сутки, как она заперта в особняке Германа Думинского, а любимый не спешит её вызволять.

Анна стояла у окна и смотрела на розовое зарево, полыхающее где-то за рекой. Сумрачное небо делало его особенно заметным. Она услышала, как повернулся в замочной скважине ключ, но не обернулась. Анна прекрасно знала, кто это.

Герман подошёл сзади, обнял её за талию.

— Почему ты грустишь, Анна? Наконец, всё встало на свои места. Теперь ты со мной.

— Поэтому и грущу, — безразлично отозвалась женщина.

— Я люблю тебя со школы. Ты прекрасно знаешь это. Только ради тебя я достиг всего, что имею. Создал бизнес с нуля, построил этот дом, подмял под себя весь этот тухлый посёлок. Вместе с твоим никчемным муженьком, кстати.

Анна гордо вздёрнула подбородок и чуть повернула голову. Будто снизошла до ответа.

— Отпусти меня, Герман. Знаешь ведь, добра от насилия не будет.

Герман помолчал, глядя вместе с Анной в окно.

— Красиво, да? — проговорил он.

— Что это? Где-то пожар? Ты же всё знаешь: что это горит?

— Это горят мосты, дорогая… — невозмутимо отозвался Герман. — Мосты в твоё прошлое…

Анна нахмурилась и, развернувшись, бросила на Германа тревожный взгляд.

— О чём ты? Какие мосты? Это… — догадка была настолько страшна, что в неё было трудно поверить. — Нет, нет, не говори только, что это…

Мгновенно Анна оказалась в крепких объятиях мужчины. Он бросился исступлённо целовать её, приговаривая:

— Я предупреждал его… Предупреждал, чтоб отдал тебя по-хорошему… Теперь всё позади… Ты моя…

Анна упиралась ему в грудь, уворачиваясь от ненавистных губ, но они настигали её повсюду. Герман поднял её, и Анна замолотила по воздуху ногами, пытаясь больно ударить своего мучителя.

— Мой дом!!! Там же дети!!!! Мои дети!!!!

Анна кричала, срывая голос. Герман повалил её на кровать и принялся рвать на ней одежду, стараясь побыстрее добраться до обнажённого тела, о котором грезил уже много лет.

— Забудь обо всём. У тебя новая жизнь. Ты родишь детей для меня. Забудь.

Анна не замечала, что с ней творит Герман. Она обезумела от горя. Четверо её детей, рождённых в любви, четыре самые великие её ценности сейчас погибали в огне. Она ревела, выла от бессилия и отчаяния, пока Герман жадно овладевал ею. Анна не слышала его признаний, слов, полных обожания и желания, она мысленно была там, где полыхали стены её семейного гнезда, с душой выстроенные Филиппом, погребая под собой смысл её жизни.

Герман заснул, крепко прижав к себе свою добычу. Анна же никак не могла прийти в себя. Всё ещё пребывая в тумане, она встала, даже не пытаясь прикрыть свою наготу. За окном стояла тёмная августовская ночь. Анна силилась разглядеть вдали хоть искорку — след от её сгоревшего дома. Но тщетно. Мрак окутывал всё вокруг.

Герман был прав. Он с завидным упорством добивался её взаимности, едва ей исполнилось шестнадцать. Но приехал Филипп, чтобы с другом развивать здесь бизнес, связанный с лесом, и она поняла, что пропала навеки. Герман не смирился. Он исчез на какое-то время и вернулся «на коне». Богатый, влиятельный, с сомнительными знакомствами и ещё более сомнительными деньгами. Он отстроил этот огромный особняк, вызывая зависть и страх. А потом пришёл за ней. Его не смутили ни её муж, ни очередная беременность. Он думал, её легко купить. Анна не раз уговаривала мужа уехать, но у того здесь было налаженное дело, да и он наивно верил в силу любви и правды. Герман не унимался. Уговаривал, угрожал, устраивал разные каверзы и аферы. Филипп держался на плаву, хотя уже по уши зависел от всемогущего Германа. А вчера утром, едва она вышла за ворота, её запихнули в чёрную машину и отвезли в Германов особняк. Анна была возмущена, но не более. Дети оставались с няней, и она была уверена, что Филипп, вернувшись с работы, обязательно вызволит её из плена. Только он почему-то не пришёл. А Герман… Он добился своего… Такой страшной для неё ценой…

Анна пыталась размышлять, но мысли путались, придавленные гнётом безвозвратной потери. Она ещё раз взглянула в окно. С тоской посмотрела на постель, где спокойно похрапывал удовлетворённый Герман. Неслышно ступая босыми негнущимися ногами, она вышла из комнаты, волоча за собой обрывки одежды. Анна спустилась на кухню, открыла холодильник, достала бутылку водки и жадно сделала несколько глотков прямо из горлышка, не замечая, как крепкий напиток обжигает гортань…

…Проснувшись, Герман сладко потянулся. Руки до сих пор помнили горячее тело Анны. Ничего, она полюбит его. Недаром он так долго, терпеливо ждал. Теперь ей не о ком тосковать, некого помнить. Она его. Только его. Он повернул голову. Анны рядом не было. Примятая её телом простыня уже остыла. Герман нахмурился. Неужели улизнула? Нет, это просто невозможно. Он встал, поспешно натянул одежду и сбежал по лестнице вниз, где его встретила домработница.

— Где Анна? — коротко спросил он.

Женщина пожала плечами.

— Я не видела Анну Васильевну.

— Ч-чёрт, — выругался Герман и бросился в подземный гараж. Неужели всё же сбежала?

Нет… Анна была здесь… Как он мечтал… Вся его… Обнажённая и холодная, она висела на балке гаража с петлёй из разорванной им одежды на шее…

Анна так и не узнала, что Филипп приходил. Едва только ему стало известно, что жена исчезла, выйдя ненадолго в магазин, он сразу понял, где её искать. Разъярённый, он примчался к особняку Думинского. Разбивая в кровь кулаки, он молотил в кованые ворота, бросал в них увесистые камни, кричал, осыпая хозяина проклятиями, пока Герман не вышел к нему лично. Он был спокоен, как скала.

— Фил, я вызову милицию, если ты не угомонишься.

— Вызывай! — запальчиво воскликнул Филипп. — Я напишу заявление. Тебя привлекут за похищение человека.

— Смирись, Филипп. Анна теперь моя.

— Никогда этого не будет! Никогда! — Филипп пытался прорваться внутрь, но Герман преграждал пусть широкой, накачанной грудью.

— Каменный дом надёжней деревянного… — вдруг произнёс Герман, заставив Филиппа опешить.

— Чего?

— Говорю: зря ты дом деревянный поставил. Чего доброго, пожар может случиться, — добавил Думинский, и Филипп содрогнулся от охватившего его ужаса. А Герман продолжал задумчиво, — Да и дети одни… Чем бросаться на меня, как озверевшая шавка, лучше подумай о малышах… Может, им твоя помощь сейчас нужнее?

Тон Германа не предвещал ничего хорошего. Он нёс угрозу, заставляя всё внутри покрываться льдом.

Не говоря ни слова, Филипп бросился к машине. Этот урод способен на всё. Сердце Филиппа разрывалось между женой и детьми, но подонок прав: детям он нужнее. Не обращая внимания на разбегающихся собак, ругающихся вслед бабулек, на кочки и ухабы, Филипп гнал свою «Ниву» на другой берег реки, к дому. Запах гари он почувствовал издалека. Выскочив из машины, он бросился во двор. Испуганный, перепачканный сажей восьмилетний Ванечка прижимал к себе малышку Жанну, отчаянно ревущую со страха. Из окон кухни вырывались языки пламени, а на втором этаже вились клубы дыма.

Откуда ни возьмись, к его ногам бросился Пётр — рабочий, помогавший ему по хозяйству, и муж няни по совместительству. Он схватил его за щиколотки, рыдая:

— Простите! Я не знал! Не знал я!!!!

— Быстрее! — Филиппу было не до того. — Надо найти девочек!

Пока они бежали к дому, Пётр, не переставая, кричал в спину Филиппу:

— Клянусь, я не знал, что дети внутри! Я не убийца!!! Мне сказали только поджечь дом!!!

Филипп только потом осознал его слова. А сейчас он был одержим единственной мыслью: спасти девочек-близняшек. Он натянул на нос высокий ворот вязаного свитера и отважно бросился внутрь. Пётр неотступно следовал за ним. Уворачиваясь от летящих искр и падающих конструкций, мужчины поднимались на второй этаж. Арина и Кристина были уже без сознания. Обняв друг друга, они сидели под окном в детской, словно заснули. Мужчины быстро переглянулись и схватили детей. Филипп с Ариной в руках мчался по лестнице, крепко прижимая к себе драгоценную ношу. Где-то сзади пыхтел Пётр. Вдруг между ними рухнула здоровенная горящая балка, разделив мужчин стеной огня.