– За расчет нам всем надо благодарить ялик-мичмана Верзохину, – произнес он вслух. – Точно уложить нас на грунт у самой границы минного поля и в акустической тени затонувшего конфедератского эсминца, причем без нормальных навигационных ориентиров, это была воистину ювелирная работа. Можно сказать, последние сорок минут мы живы благодаря ей.

А еще спасибо кадровикам из управления, сумевшим зачислить эту фарфоровую куколку с кудряшками в экипаж «Юного имперца». Как сильно подозревал Ярослав, в этом не обошлось без изрядной доли подковерных игр. Имперская ветвь рода Верзохиных уже давно не пользовалась благосклонностью Янтарного трона, ну а в свете идущей войны о пресловутых «родственниках в Конфедерации» вообще лучше лишний раз не заикаться… Но все же один из старинных аристократических родов, а кровь – не водица. Обычно люди с такими фамилиями под воду не ходят.

– Благодарю вас, командир-доно. – Даже в бледном свете «экономных» ламп было видно, как белокурая Алиса-Ксения заметно порозовела. – Но все равно замысел был ваш, я просто выполнила свою работу.

Снова наступила тишина, нарушаемая лишь редким стуком капель и еще более редкими звуками, которые иногда случаются в большой железной штуковине, набитой механизмами и людьми. Скрипы, бульканье, скрежет, шуршание… Один раз фрегат-капитану почудился недовольный мяв. Большая часть экипажа сейчас лежала по койкам, экономя драгоценный кислород. Девчонки неплохо держались – лучше, чем опасался Ярослав, помня, как срывало иной раз новобранцев. Конечно, в походе они провели несколько тренировок, да в курс подготовки наверняка это входило. Но все же есть огромная разница, когда тебе просто надо выдержать сколько-то времени под водой и когда где-то над твоей головой шныряют люди, мечтающие тебя убить.

– Мороженого хочется…

Узнать автора фразы по шёпоту фон Хартманн не сумел, вычислять пришлось по направлению звука и далее методом исключения. Пост управления балластными цистернами, а раз голос показался незнаком, значит, это старшина Сайко, всегдашняя молчаливая тихоня и героиня вчерашнего боя с конфедератским палубником. Попытки доктора уложить её в койку окончились в итоге полнейшим провалом, натолкнувшись на совершенно непрошибаемую стену непонимания: как же так, все в бою будут при деле, а я лежать?

– Вернемся, скинемся тебе на ведро морожки! – так же тихо пообещала ей девчушка с поста рулей глубины. – Заслужила. Только скажи, ванильное или слив…

– Тишина в отсеке! После по… – Лейтенант Неринг не закончила фразу, заметив со своего места жест дежурного акустика, Кантаты. Точнее, звали её как-то похоже, но иначе. Только с момента, как она как-то призналась, что играет на саксофоне и притащила его на борт подводной лодки, даже сам Ярослав успел позабыть её настоящие имя и фамилию. Впрочем, сама Кантата вроде бы не обижалась и на прозвище отзывалась вполне охотно. В отличие от второго акустика, которую все называли Рио-Рита.

– Акустик – командиру! Сильный шум винтов по пеленгу один-три-пять. Групповая цель… дистанция не менее семи миль, сокращается.

– Вот они!

Наверное, сейчас удачное время для молитвы, подумал фон Хартманн. Увы, когда-то зазубренные в детстве строки сейчас упорно не вспоминались. В голове, словно заевшая пластинка, крутилась мысль, что на тренажере в училище звук гидролокатора совсем не похож на настоящий. Когда вернусь, надо будет сказать, чтобы подправили…

…если вернусь.

Последнюю мысль он сразу же вытеснил прочь, как воду из балластной цистерны – сейчас нужно было сосредоточиться на боевой задаче, а что будет потом… это уже не так важно. Но это было все равно, что приказать себе не думать о белой акуле. Мысль возвращалась снова и снова, привлеченная запахом будущей крови. Дурацкая мысль… Совсем недавно у Хана Глубины не могло возникнуть даже тени подобных сомнений. Тогда они все, от капитана до последнего матроса, были уверены, что живут в долг. До войны считалось, что в глубинники берут лишь добровольцев. Не совсем правда, но кадры Папа и в самом деле просеивал мелким ситечком, а дальше в дело вступал отработанный процесс превращения руды в стальной клинок. Но тогда мы знали… по крайней мере, думали, что знаем, на что и ради чего идем. А что могут знать эти… детишки? Они хоть понимают, почему им на завтрак положено целых две сардины?!

– Лейтенант Неринг, пройдите в отсеки… пусть задействуют установки регенерации. Только без фанатизма, а то надышатся кислорода и устроят нам тут пьяные танцы…

– Слушаюсь, командир.

– Акустик?

– Пеленг прежний… минимум два крупных корабля… охранение. Дистанция сокращается.

Думай о чем-то другом, скомандовал сам себе фон Хартманн. К примеру, о линкоре. Семь или уже шесть миль до этой туши, скоро можно будет подвсплыть и полюбоваться на него в перископ. Предварительные расчеты готовы, осталась только коррекция, и можно вводить данные в автомат торпедной стрельбы. Полный залп по линкору, такой шанс выпадает совсем не каждому глубиннику в их короткой жизни. В прошлую войну записать на свой счет линкор удалось троим, в эту – никому… пока. Современные мегалинкоры слишком живучи, одной-двумя торпедами отправить их на дно уже не выходит. Тартаков утверждал, что всадил все четыре, но что там было на самом деле, знают лишь конфедераты. Но к Маракеи вряд ли потащат новый корабль, они задействованы в центре архипелага, тут просто нужны пушки побольше…

– Дистанция шесть миль, – доложила Кантата, – в ордере противника не меньше двух крупных кораблей.

Неужели авиаторы обсчитались и сюда тащат два линкора, удивился фон Хартманн. Вряд ли, скорее что-то еще. Транспорт с десантом? По идее, они должны идти отдельной группой и появиться на сцене позже, когда на берегу сгорит все, что может и не может гореть, а тральщики проложат дорогу к проходу в рифе. Тогда что? Эскадренный танкер?! Да не, чушь какая-то…

Поднять бы перископ и посмотреть, что там плывет… Нет, стоп, об этом тем более нельзя думать. Как бы ни хотелось уже сейчас увидеть цель глазами – нельзя, нельзя и еще раз нельзя. Это тебе не жирный тупой торгаш, даже не конвой. У линкора на мостике полно глазастых ребят с большими биноклями, а еще тут могут шнырять гидропланы в противолодочном патруле. Атаку надо будет строить из-под воды, по приборам, а перископ – только в самый последний момент.

– Он очень большой! – неожиданно произнесла штурман. Обычным голосом, но в захлестнувшей подводную лодку тишине это прозвучало почти криком. – Синий и серый, башнями ворочает…

– Он?! – переспросил Ярослав.

– Линкор этот, – глядя на толстый пучок электрокабелей, сообщила Верзохина. – Я его вижу. В носу две башни с двумя пушкам, а в корме две с тремя.

От удивления капитан сначала вспомнил жаргонную кличку серии конфедератских линкоров – «губастые толстожопики»! – а затем абзац из личного дела штурмана, где говорилось о способностях к ясновидению. Увы, хоть и потенциально сильных, но практически не поддающихся контролю и лишь иногда проявляющихся в условиях сильного стресса. Но все же… да, кровь – не водица.

– Дистанция, курс?!

– Пять с половиной миль, пеленг один-один-пять, скорость цели пятнадцать узлов, – четко доложила навигатор. – Орудия развернуты на правый борт, будет стрелять после разворота.

– Всплываем на тридцать саженей. Средний ход. Торпедному приготовиться. – Фон Хартманн сначала выдал серию команд и лишь затем запоздало удивился сам себе. Конечно, стрельба по данным сильного видящего не была чем-то необычным. Просто людей с такими способностями обычно втягивал отовсюду насос линейного флота, глубинникам же доставались в лучшем случае отсеянные слабаки-недоучки, способные различить разве что «зависший» наверху противолодочник. Легенды же про сильных видящих, способных на дистанции в несколько миль выдать данные для атаки, как достоверно знал Ярослав, были не более чем легендами. Правда, сейчас одна из таких легенд стремительно превращалась в быль.

– Руль десять влево. Мичман… – Алиса-Ксения молчала. – Мичман Верзохина!