– Дай взятку, – посоветовала ей Джура. Все звуки в столовой на мгновение затихли. Настолько короткого и практичного совета от неприступной принцессы не ожидал никто. Она полюбовалась ошарашенными лицами подруг и невозмутимо добавила: – А что такого? Все боярские роды это рано или поздно делают. Вопрос больше в том, как не продешевить. Или вы думаете, мне вот это вот имперское добро развлекаться за красивые глаза отжалели? Нет, пришлось нести… скажем так, посильные расходы.

– Это тебе они посильные, – мрачно простонала Марыся.

– Ну ты же не знаешь, чем закончится официальная часть расследования, – невозмутимо ответила Нанами-Джура. – Всё-таки не каждый день пилотка обстреливает капитанский балкон «острова». Поверь, без официальной бумаги, только на словах, тебя никто…

Её прервал настойчивый стук в переборку. Через комингс переступил вестовой с белоснежным конвертом в руках. Печать командира борта и личную родовую печать Морского Ястреба Такэда разглядели все.

– Марыся Пшешешенко… сан? – Обычные матросы рядом с золотой полусотней изрядно робели, но сейчас за вестовым стоял авторитет командира ВАС-61, так что конверт лёг в дрожащие руки, словно приговор Владыки Неба.

Вестовой развернулся и, чеканя шаг, ушёл.

– Ну всё, – театральным шёпотом разнеслось на весь отсек. – Отлеталась.

– Kiedy wszystko stracone… – Пшешешенко восстала, мёртвой хваткой держась за смятый пополам конверт, и походкой ожившего вдруг оловянного солдатика ушла, всё больше переходя на бег.

Столовая лётного состава проводила её гробовым молчанием.

– …nadal mam swoje ciało, duszę i honor[3], – закончила в абсолютной тишине Верзохина-Джурай ей вслед старую шляхетскую поговорку. – Знаете, мне кажется, что наша подруга только что отправилась делать отменную глупость.

– Я могу попробовать растолкать Газель, – негромко предложила из своего угла Сабурова-Сакаенко. – Меня она сразу за это не убьёт. Наверное.

– А давай ты в полный рост на пулемёты как-нибудь в другой раз сходишь и не здесь? – ехидно фыркнула в ответ Анна Тояма. – Нет уж. Пусть себе дурит. Заодно узнаем, наконец, действительно ли у нашего командира есть чувство юмора.

– Две гинеи золотом, что Рысь вернётся красная до ушей и будто шпицрутен проглотила, но даже борта не покинет. – Верзохина-Джурай сняла перстень с полированным имперским янтарём, в котором на глаз только золота было раза в два побольше, и метнула в подставленные руки тамады за подносом.

– Двадцать пиастров! – тут же последовал отклик. – Вылетит, быстрей поросячьего визга!

– Квид! – О дно подноса глухо застучали ставки.

– Айвен Иванович! Я решила! Лучше так, чем позор! – Из одежды на полуночной гостье командира ВАС-61 присутствовало нижнее бельё, шёлковая накидка, многострадальный конверт с печатями за поясом чулок и обнажённый шляхетский танто гоноровый без малейшей видимости ножен.

Пшешешенко деревянной походкой подошла к столу, шлёпнула конверт на столешницу, прижала его сверху рукой и занесла клинок чести.

– Я перед вами очень виновата, – начала она, и где-то тут её заготовка иссякла. – Очень… виновата… я…

Марыся не могла даже выбрать, мизинец она собралась отрезать, как принято у родов восхода, или залить печать кровью из вскрытой вены, как принято у родов заката.

Такэда поднялся, одним плавным движением – сам от себя не ожидал такой прыти – обогнул стол по стороне руки с ножом и заученным намертво ещё с академии движением ткнул неадекватную подчинённую в этот стол лицом.

С размаху.

– Капитан, что вы делаете! – задушенно пискнула она.

– Капитан на гражданке! – Такэда воздел карающую десницу. – А я тебе командир!

Тишину каюты нарушил оглушительно звонкий шлепок.

– Мои пилоты могут быть кем угодно. Хулиганами, задирами, позёрами, дочками золотых семей Конфедерации, мне всё равно. У них только одного права нет – быть идиотками! – рявкнул Такэда. – Вскрыла конверт! Немедленно!

– Я… – Попытку дёрнуться прервал следующий шлепок по алой уже ягодице. – Хаи, Такэда-доно-о!

– Теперь читай! – потребовал Такэда.

– Рапорт, – начала с подвыванием она, – технической оружейной наладки урядника… ай! Да читаю я, читаю! Гиллиама Фойл-Престиновича, о причинах… нештатного срабатывания… электроспуска… пулемётной батареи… Айвен Иванович! Что вы делаете! Правого крыла… борта ноль тринадцать чёрный…

Техническое описание проблемы, к глубочайшей боли и разочарованию Марыси Пшешешенко оказалось длинным, занудно дотошным и очень-очень щедрым на знаки препинания.

Из каюты она вышла почти час спустя, красная до кончиков ушей, деревянной походкой, шипя себе под нос буквально на каждом шагу. Забитое полуграмотным матросом стиллмановского призыва в крыло вверх ногами с нарушением монтажной схемы оружейное реле электроспуска после этого вечера явно потеснило в списке личных страхов Рыси даже легендарного Черного Йежа, питающегося исключительно родовитой шляхтой, только живьём и только в годы войн и потрясений.

Такэда молча смотрел ей вслед на закрытый люк и снова и снова думал, что из этого всего получилась бы отменная байка для легендарных салонных монологов Даллена МакХэмилла. Затем он перебрался в койку, накрылся подушкой с головой и уснул мертвецким сном.

О напрочь забытом ребусе щщибаль Кривицкой он вспомнил, только когда проснулся. И с наслаждением произнёс в подволок девиз нового рабочего дня:

– Кур-р-рва!

Подводник на охоте

– Садитесь, командир. Ваш кок действительно хорошо готовит. – Ярослав сел. Моргнул. С трудом подавил желание протереть глаза. Мозг упорно не хотел смириться с мыслью, что существо в повседневно-парад ной форме «тропический номер два» и с погонами шлюп-лейтенанта, говорящее на имперском практически без акцента, является реальностью. Ему доводилось слышать легенды дикарей, что их жрицы умеют обращаться в акул или пантер, но трансформация полуголой аборигенши в офицера Императорского флота была чем-то новым… и неправильным. Хотя белые волосы, черная, как душа интенданта, кожа остались на месте, и даже длинные уши совершенно неуставным образом высовывались из-под каскетки.

– А вы неплохо говорите на имперском…

– Анга, – гостья протянула руку через стол, и фон Хартманн осторожно пожал на удивление горячую узкую ладонь, – мое настоящее имя вам лучше не пытаться произносить: команда решит, что вы демона призываете. Ваш язык выучить проще… Я еще в миссионерской школе отличницей была, ну а на первом курсе университета акцент пропал окончательно. Большая практика творит чудеса…

– Университета…

– Императорский Девяти Праведников, дважды опора Янтарного трона, ну и далее насчет святой благодати и прочего, – пренебрежительно взмахнула ложкой Анга. – Этнографический факультет. Правда, закончить так и не успела: началась эта дурацкая война и меня со второго курса… как это правильно сказать… А, загребла военно-морская разведка. У Империи традиционно плохо налажена работа с нами, коренными жителями архипелага. Собственно, вас выручает лишь то, что у Конфедерации с этим еще более отвратительно.

Ярослав сделал вид, что поглощен розысками кусочков мяса в лапше. По его личным впечатлениям, в мирное время работа Империи с островитянами заключалась в скупке у матрон рабочей силы для шахт и плантаций, а во время войны – вербовке в «силы самообороны», обычно посылаемые в места, куда и штрафников отправлять считалось нерациональным расходом кое-как обученного боевого мяса. При этом остроухие в имперском «молитвеннике интенданта» проходили как «подразделения четвертой категории снабжения», то есть получающие оружие позапрошлой войны, боеприпасы со сроками хранения, просроченными в прошлую войну, и какую-то еду. Разумеется, если система снабжения не оказывалась перегружена более срочными запросами.