— Ей не нравится, что ты переехала жить к своему отцу? — спрашивает он.

— Абсолютно. Она его терпеть не может.

Я спрашиваю Гейджа о его отце.

— Ты никогда не говорил о нём.

Гейдж пожимает плечами.

— Он никогда не хотел иметь с нами ничего общего, — отвечает он. — Аня вырастила меня. Или, ну, меня воспитывала няня. А потом школа-интернат. Я не знаю, как твой отец оказался с ней, понимаешь?

— У него определённо есть свой типаж. Я не думаю, что моя мать так уж сильно отличается от Ани. — Я делаю паузу, когда мы останавливаемся у маленького магазинчика, смотрю в витрину, но на самом деле не смотрю. — Я не хочу закончить так же, как они.

Гейдж смотрит в окно, но берёт мою руку в свою.

— Я не единственный ребёнок своего отца, — говорит он. — По словам Ани, он законченный донжуан — женщина за женщиной, понимаешь? Я всегда клялся, что никогда не закончу так, как он.

— Ну, если только вокруг тебя не бегает куча маленьких Гейджей, я не думаю, что тебе это грозит, — молвлю я лёгким голосом, пытаясь придать себе небрежность, которой я определённо не чувствую. Почему я это делаю?

Почему я чувствую себя такой уязвимой, когда я с ним?

Гейдж тянет меня за руку и притягивает ближе к себе, проводит рукой по моим волосам.

— Нет никаких мини-Гейджей, бегающих повсюду, — говорит он. — Я не хочу закончить так, как он. Честно.

— Тогда не надо, — говорю я небрежным голосом. Секунду он пристально смотрит на меня, и это уже слишком. Я поворачиваюсь и прочищаю горло. — Ты не обязан, ты знаешь. Это не похоже на то, что записано в твоей ДНК или что-то в этом роде.

Он идёт рядом со мной, и я понятия не имею, куда мы направляемся.

— Ты видела наших родителей, — говорит он. — Ты все ещё веришь в «долго и счастливо»? Они недовольны.

— Думаю, ты сам создаёшь своё счастье, — отвечаю я, звуча более уверенно, чем чувствую на самом деле. — Боже, с каких это пор ты стал таким долбаным философом?

Гейдж смеётся.

— Всё дело в пиве, погоде и прочей ерунде, — произносит он. — Тёплая летняя ночь, город, я не знаю. Я немного под кайфом, но я полный профан, да?

Я бью его по руке, и он щупает мою задницу поверх платья, но я визжу и отпрыгиваю.

— Я просто не знала, что ты такой чертовски сентиментальный, — говорю я. — В одну минуту ты говоришь мне спустить трусики, а в следующую говоришь о сказках и прочем вздоре.

Гейдж берёт меня за руку и тянет в ближайший переулок, пустынный и тускло освещённый, за исключением одного входа в отель, в котором я узнаю отель любви. Я хихикаю.

— Ты собираешься отвезти меня в отель для любви?

Он прижимает меня к стене одного из зданий, его рука скользит вверх по моему бедру.

— Глупо, да? Это то, чем я сейчас являюсь? — спрашивает он. — Понятия не имею, что такое отель любви, но я почти готов засунуть свой член в твой шикарный ротик прямо здесь.

— Это… — я собираюсь сказать ему, что это секс — отель, но он останавливает меня, накрывая мой рот своим. Моё тело немедленно реагирует на его прикосновения, и я стону, когда он проводит руками по моим бёдрам и под юбку.

Японская пара выходит на улицу в нескольких ярдах от нас, и женщина хихикает, когда видит нас. Я отталкиваю Гейджа назад, разглаживая юбку.

— Чёрт, давай убираться отсюда.

Когда мы возвращаемся в направлении отеля, Гейдж хватает меня за руку, и я не отталкиваю её и не отпускаю. Это приятно ощущать. Это кажется комфортным. Когда мы проходим мимо вывески у входа в один из отелей, рекламирующей бар на одном из верхних этажей с живым джазом и видом на город, Гейдж тянет меня за руку.

— Давай зайдём внутрь.

— Разве ты не хочешь вернуться в отель?

Он скользит рукой по моей пояснице и ведёт меня внутрь. Его прикосновение, одновременно успокаивающее и собственническое, вызывает дрожь у меня по спине. Позади меня он тихо говорит мне на ухо.

— Пока нет, — отвечает он.

Внутри бара мы стоим рядом с окном от пола до потолка, откуда открывается вид на огни города. Я поворачиваюсь к нему.

— Ты же не пытаешься избежать переспать со мной, да?

Гейдж давится своим напитком.

— Ты шутишь, да?

— Мы просто… я имею в виду, — заикаюсь я, чувствуя себя глупо из-за того, что вообще что-то говорю. — Потому что, если ты хотел прекратить это, всё хорошо.

Рука Гейджа на моей талии.

— Ты хочешь прекратить это?

— Нет, — отвечаю я. Но мой голос застревает у меня в горле. Я должна хотеть прекратить это; это было бы разумным выбором. Я человек, который делает разумный выбор. Я не совершаю опрометчивых поступков. А Гейдж безрассуден. Я ловлю себя на том, что отбрасываю осторожность на ветер, когда я с ним, делая то, чего обычно не делала бы.

Он притягивает меня к себе, его рука обвивается вокруг моей поясницы, и я чувствую, как его твёрдость прижимается к моей ноге.

— Это ответ на твой вопрос?

От этого ощущения у меня между ног разливается жар.

— Да, — отвечаю я, давясь этим словом.

— Хорошо, — говорит он. — Потому что я хочу твои трусики.

— Что прости?

— Ты слышала меня, — говорит он низким голосом мне на ухо. — Ты, очевидно, думаешь, что только потому, что мне интересно разговаривать с тобой и слушать, что, чёрт возьми, ты хочешь сказать, это означает, что я не хочу вставлять свой член в твою сладкую киску, как только останусь с тобой наедине. Поэтому я хочу, чтобы ты была готова для меня, на случай, если я захочу наклонить тебя и трахнуть на обратном пути в отель.

Я нервно смеюсь, но наклоняюсь ближе к нему. Тепло его тела проникает сквозь моё платье, и это заставляет меня хотеть большего.

— Я пойду в туалет и сниму их для тебя.

— Сними их прямо здесь, — призывает Гейдж, его рука скользит вверх к середине моей спины. Он крепко прижимает меня к себе. Затем он смотрит в сторону и делает глоток своего напитка, как будто мы случайно обсуждаем погоду, а не то, что я снимаю трусики посреди очень многолюдного, очень публичного, очень классного места.

— Вокруг миллион людей, — говорю я. — Я против.

Он разворачивает меня, но вместо того, чтобы положить руку мне на поясницу, нежно направляя меня, он запускает пальцы в волосы на моём затылке. Он ведёт меня сквозь толпу, держа за волосы и всё время разговаривая со мной.

— Ты засунешь руки под юбку и снимешь трусики прямо здесь, в этом баре, а затем ты передашь их мне. Потому что я попросил тебя об этом.

Гейдж останавливается у бара, когда мы проходим мимо него, берёт у меня из рук бокал и ставит оба бокала на стол, прежде чем отвести меня в тускло освещённый угол. Там он стоит передо мной, его тело лишь частично закрывает меня от взгляда, опираясь предплечьем на стену над моей головой.

Мои глаза не отрываются от него, пока я просовываю руку под юбку, оттягивая край стрингов, а затем делаю то же самое с другой стороной, покачиваясь, когда мои трусики сползают по бёдрам и падают на пол вокруг лодыжек.

«Он делает тебя безрассудной» — думаю я. Рациональная часть меня ворчит на мои мысли. «Он делает тебя безрассудной, а безрассудство — это нехорошо».

Гейдж опускается на пол у моих ног, берёт трусики в руку и засовывает их в карман.

— Хорошая девочка, — говорит он. Гейдж проводит пальцем вниз по моему декольте и по ложбинке. — А теперь скажи мне, что мы близко к отелю, потому что, если это не так, мне придётся трахнуть тебя прямо здесь, посреди этого бара.

— Близко. — Я выдавливаю из себя это слово. Я не имею в виду отель. Я очень близко.

Он наклоняется, его губы в нескольких дюймах от моих, и улыбается.

— Я вижу это, дорогая, — молвит он. — Ты притворяешься, что тебе это не нравится, и можешь возражать сколько угодно, но, сняв трусики посреди этого бара, ты стала мокрой.

— Нет, — отвечаю я.

— Нет, — говорит он, изучая моё лицо. — Это ещё не всё, не так ли? Тебе нравится, когда я говорю тебе, что делать.

С растущим ужасом я понимаю, что он прав.