Грёбаный замкнутый круг.

Сознание уплывало с пугающей быстротой. Егор не понимал, как ещё вообще может о чём-то задумываться, оглаживая пальцами плавный изгиб спины и задерживаясь на выступающих волнами рёбрах, пересчитывая их бережно, аккуратно, с исступлённой, израненной временем и желанием нежностью.

Прямо как он хотел, как представлял себе, глядя на эти своды рёбер под тонкой кожей, когда она стояла перед ним без своей блузки.

Егор мог поклясться – в это мгновение он был счастлив. В это мгновение он готов был зацеловать её до беспамятства, выплёскивая все накопившиеся эмоции. А она плескала их в ответ, сильные, крышесносящие, пылкие. Притягивая к себе, утопая пальцами в волосах на затылке, рвано, прерывисто дыша в его губы.

Они отстранились, когда поняли, что обоим катастрофически не хватает воздуха. Буквально на несколько сантиметров, соприкоснувшись лбами, дышали тяжело и громко, не отрывая друг от друга глаз. Почти не моргая, не рискуя прервать тактильный контакт: он всё также сжимал её талию и оглаживал ладонью щёку; она всё также касалась его затылка и цеплялась ладонью за плечо, сквозь ткань рубашки ощущая, как напряжены мышцы.

Егор чувствовал её тёплое дыхание на своих губах, перекручивая в мыслях все ощущения, каждое их прикосновение, каждую клетку тела, ощутившую Гейден. И ощущавшую до сих пор.

Звонок на урок наполнил помещение, перекрывая сбитое дыхание обоих, а потом снова стих, а вместе с ним – и ворох голосов из коридора, который до этого был приглушён закрытой дверью.

Марина вздохнула ещё раз, глубоко и медленно, и, закусив губу, сделала шаг назад. Егору показалось, что она сдерживала улыбку, а в следующий момент она действительно улыбнулась. Широко и совершенно искренне. Сдавленно хихикнула, не сводя с него взгляда. И глаза светились настоящим счастьем. Егор и сам не заметил, как улыбнулся ей в ответ. Сунул руки обратно в карманы, наблюдая за девушкой. Как она подходит к столешнице, смыкает пальцы на ручке сумки, набрасывая её на локоть; расправляет блузку, пятно на которой уже потихоньку высыхает, делаясь меньше в размерах; не прекращая улыбаться, подходит к двери и, переглянувшись с ним, выскальзывает из комнаты, исчезая за прикрывшейся створкой. И Егор остаётся один.

Один на один с ощущением максимального счастья. Как будто бы всё было так, как и должно было быть. Правильно, что ли.

Канонично.

Он усмехнулся и поглубже сунул руки в карманы брюк, чувствуя, как на костяшках натягивается ткань. Правая ладонь всё ещё ощущала остатки прикосновения к её рёбрам и спине. Сознание плавно покачивалось, и Егор как-то отрешённо заметил, что ни малейшего понятия не имеет о том, какой сейчас у него урок стоит в расписании.

Марина завернула к нужному коридору и притормозила перед дверью с небольшой прямоугольной табличкой тёмно-синего цвета, информирующей о том, что это триста седьмой кабинет и в нём преподают геометрию. Взгляд уставился в дерево створки перед собой и замер.

Прежде чем зайти туда, следовало успокоиться. Сердце колотилось в груди катастрофически сильно. К губам прикипела улыбка, и Марина не могла стереть её со своего лица.

Успокоиться. Сейчас.

Девушка поднесла ледяные пальцы к горящим щекам, едва не вздрагивая от контраста температур. Сделала медленный вдох и прикрыла глаза. Кожа пылала. Вся, за исключением рук – влажных и холодных. Дыхание сбилось окончательно, потому что она неслась до кабинета как угорелая, а до этого её целовали с таким напором, что просто…

Просто а-а!

Сердце гулко ударило по рёбрам. В животе ощущалось что-то странное. Будто десятки тысяч маленьких крыльев, которые она чувствовала изнутри. Лёгких, прозрачных, трепещущих живо, но едва уловимо.

И голова кружилась.

Господи, Марина, просто возьми себя в руки.

Гейден выпрямилась, убирая руки от горящих щёк. Сжимая ледяные ладони в кулаки. Она всей душой надеялась, что по выражению её лица нельзя понять, чем она занималась несколько минут назад. Или что то, чем она занималась несколько минут назад, делает её самой счастливой на всей этой планете.

Руки до сих пор чётко помнили ощущения прикосновения: левая – приятную ткань рубашки в пальцах на его плече, а правая – короткие пряди волос на затылке.

Марине хотелось верить, что это не последний раз. Что не придётся только помнить – придётся чувствовать. Постоянно, стабильно, почти привычно, с нарастающим раз от раза желанием. Она надеялась, чёрт возьми, что придётся.

Всё произошло слишком быстро. Настолько, что она не то чтобы отреагировать – толком сообразить ничего не успела. Сильная ладонь на талии, рывок – и она впечаталась грудью куда-то ему в область солнечного сплетения, а ртом – в его рот.

Поддаться желанию оказалось слишком просто. Ничего удивительного, на самом деле. Учитывая, что она грезила об этом чёртов месяц.

Ткань блузки всё ещё липла к коже. Девушка немного оттянула от себя полы одежды и отыскала глазами влажное пятно. Удовлетворённо отмечая, что оно без сомнений стало меньше. К концу занятий может и вовсе пропадёт, подумала она, занося руку над деревом белой двери. Два быстрых стука – и Марина заглянула внутрь, ловя на себе более двадцати пристальных взглядов.

– Извините за опоздание. Я могу войти?

– Да, – коротко кивнула преподаватель, что как раз стояла у доски и записывала очередную теорему. Мел точился о тёмную поверхность, и Марина видела, как осыпается с него белая пыль.

Прикрыла за собой дверь и быстро прошла мимо преподавательского стола, направляясь к своему пустующему месту. Взгляд случайно зацепился за хитрые тёмно-синие глаза Лисовской, и Гейден в немом вопросе подняла брови, проходя мимо подруги. Та следила за ней молча, с многозначительной улыбкой на губах. Помотала головой, ухмыльнувшись ещё сильнее, и это могло значить только одно – Марину ждёт допрос с пристрастием.

Как-то слишком уж быстро Диана сложила дважды два.

Гейден села за парту. Руки практически машинально раскрыли тетрадь в девяносто шесть листов и продолжили конспектировать лекцию. И неважно, что она даже сути не улавливала. Информация в мозгах не задерживалась, реальность до сих пор казалась какой-то раскачивающейся, а в голове всё плыло.

Она тяжело дышала, успокаивая рвущееся наружу сердце. Рука судорожно выводила на страницах буквы, складывая их в слова. Записи получались неаккуратными, ведь пальцы ещё дрожали, но девушка упрямо уткнулась глазами в свой конспект.

Не прошло и пары минут, как в дверь снова постучали. Потребовались усилия, чтобы не вскинуть голову и не встретить вошедшего Егора – Марина прекрасно знала, что это он. Неосознанно выпрямилась, расправила плечи, упрямо продолжая гипнотизировать глазами тетрадные листы. Вслушиваясь в неспешные, плавные шаги. Ощущая, как каждая клетка тела подбирается, пока юноша опускался на соседнее место. Медленно, украдкой выдохнула, чувствуя, что в помещении становится слишком жарко.

И сердце – этот глупый непослушный орган – набирает прежний темп.

Гейден опёрлась о локти и подалась чуть вперёд, опуская подбородок на сцепленные между собой пальцы, вылавливая обрывки фраз преподавателя. Стараясь вылавливать, то есть. Слова, фразы, предложения скользили куда-то мимо ушей, не желая восприниматься возбуждённым разумом. Конечно же, потому что рядом сидел он. Опять.

Своим присутствием мешая адекватно и здраво мыслить.

В привычной манере легонько постукивал костяшками по светлой столешнице парты, и глухой звук мягких ударов, едва слышимый, тонул в помещении класса. Иногда задумчиво жевал щёку изнутри, крутил в пальцах шариковую ручку. Конспектировал новую тему, быстро выводя на тетрадном листе слова. Конечно, чёрт возьми, ведь он мог это сделать! ведь его не отвлекали мысли о нём самом, а её – да, ещё как!

Как же ты меня раздражаешь, Егор Рембез.

Я без ума от тебя, Егор Рембез.