Перед ней уже расчищено пространство на столе, а вокруг собралась стайка из присутствующих женщин.

– Я, пожалуй, откажусь. Спасибо, – посылаю вежливую полуулыбку и сажусь на выделенное мне ранее место. Моя рюмка тут же заполняется рукой юбиляра.

– Правильно, – говорит он. – А мы лучше выпьем. Служил? – спрашивает, словно между прочим, но ясно как день, что вопрос основополагающий. Яна предупреждала.

Киваю.

– Тогда за Родину! – тут же с энтузиазмом поднимает рюмку.

Кучка мужчин рядом, примерно одного с именинником возраста, поддерживает тост возгласами.

"Последняя" – даю себе четкие указания. Хочу быть в сознании, когда привезу его дочь к себе.

Следующие несколько минут походят на допрос с пристрастием: какие войска, сколько лет, почему не остался служить по контракту. Когда рука очередной раз зависает над моей рюмкой, я снова выхожу из-за стола под благовидным предлогом.

Если мы сейчас не уедем, я окончательно подорву свой благочестивый облик, отказавшись от очередной порции возлияний или начав объяснять на пальцах до чего прогнившей мне кажется военная система в стране.

Приближаюсь к кухне, чтобы забрать с собой столь желанную девушку, но замираю, услышав разговор за дверью.

– Надо быть хитрее, – приглушенно говорит мама Яны.

– Перестань! – злится та в ответ.

– А как ты думаешь, я замуж вышла? Твой отец тоже не собирался жениться. А потом и правда забеременела. И столько лет душа в душу! – гремят тарелки, заглушая тихий ответ девушки.

Шокированный услышанным, делаю шаг назад, потом ещё один. При слове "беременность" срабатывает старый триггер, и я впадаю в панику. Снимаю с вешалки пальто, надеваю ботинки. Проворачиваю замок на двери до щелчка и выхожу из квартиры.

Шок медленно перетекает в гнев. Сделали из меня клоуна. Устроили настоящий цирк!

В ярости пересекаю кабину лифта из угла в угол, пока он тащится вниз. Толкаю подъездную дверь, морозный вечер бьет по лицу, немного остужая. Ноги сами несут вперёд, неосознанно направляя в сторону от этого треклятого дома.

Посмешище.

– Артур! – раздается сзади знакомый голос.

Не хочу останавливаться, поворачиваться и говорить. Злость мешает складывать мысли в связную цепочку. Не знаю даже, что разозлило больше: панибратское отношение, спаивание, неадекватное поведение или унизительная схема, которую они обсуждали за закрытыми дверями.

– Артур! – стук каблуков слышится уже совсем рядом.

Выдыхаю, останавливаюсь. Разворачиваюсь на звук. Яна в распахнутом пальто быстро приближается.

– Только не говори, что принял всерьез слова мамы! – запыхавшись, произносит она. – Я же говорила, она немного того… повернута на идее выдать меня замуж.

– И учит тебя нехитрой науке, как сделать это кратчайшим путем, – пытаюсь взять под контроль свой гнев и говорить спокойно.

– Я никогда бы так не сделала! – возмущается Яна, кутаясь в пальто.

Что-то мне все это напоминает. Вечер, зима, голые коленки и девушка, дрожащая от холода. Мы даже стоим сейчас у того же самого подъезда. Какой эпичный финал.

– Я не могу этого знать, – отвожу взгляд.

– Что значит, не можешь! – злится она. – Ты же меня знаешь, я более чем адекватная.

Невольно вырывается горький смешок. Да, в сравнении с ее семейкой, она – более чем адекватная. Хотя до сего дня я сомневался.

– Я же предупреждала, что родня у меня с прибабахом. Ты же помнишь, как мы познакомились, чего же ты ожидал?

– Не этого, – хмуро говорю я.

– Серьезно? – ее голос взлетает.

– Послушай, мне нравится твоя необычность, – спокойно объясняю я. – Ты немного странная, слегка инфантильная, дико сексуальная. И это сочетание кажется мне очаровательным. Я заворожен тем, как ты приукрасила мою жизнь. Ворвалась, как ураган, сбила с ног, взорвала давно окрашенные серым будни. Но все это, – киваю ей за спину. – Для меня слишком.

– В каком смысле? – приглушенно спрашивает она.

– Я люблю ярмарки, шум и карусели, но кататься на этом аттракционе постоянно я не готов.

Делаю полшага назад, придавая вес своим словам. Яна молчит. Дрожит от холода и съеживается от моих слов. Хочется обнять ее, укрыть своим пальто, прижать крепче к себе, но это только внесет неразбериху. А все должно быть предельно ясно и для меня, и для неё.

– У меня дочь, график, размеренная по пунктам жизнь. Я с таким трудом ее выстраивал, в нашей с Полиной жизни просто нет места для этого цирка, – эмоционально указываю наверх, где приблизительно располагается квартира ее родителей.

– Это всего лишь шутка. Они просто дурачатся.

– Нет, они строят планы. На тебя и меня.

– А ты не строишь? – неожиданно зло выговаривает Яна.

– Ну, становиться чьим-то зятем в ближайшее время я не планирую, – кидаю раздраженно.

– А мне об этом ты собирался сообщить? Или я этого не достойна?

– Мы знаем друг друга пару недель. Не думал, что эта тема актуальна!

– Она актуальна! Ещё как! Мне не двадцать лет, я хочу знать, что отношения когда-нибудь придут к логичному финалу. Свадьба, дети, сервиз в шкафу, – почти выкрикивает она, в своей эмоциональной манере размахивая руками.

Я ошеломленно застываю. В который раз за сегодня. Вот как. Значит, пока я просто наслаждаюсь сегодняшним днем, она уже четко обрисовала совместное завтра? Это проблема. Большая проблема, потому что я абсолютно точно не могу обещать ей одного.

– Я не хочу больше детей, – засовываю крепко сжатые в кулак руки в карманы пальто, смотрю прямо ей в глаза.

Это не так просто произнести, но на душе сразу на один камень становится меньше.

– Как? – неслышно выводит она губами.

– Вот так, – пожимаю плечами. – У меня уже есть ребенок, я очень ее люблю, но больше детей не хочу. Моей любви, времени и сил не хватит на еще одного.

– А на женщину? У тебя есть место в сердце и жизни для любви ещё и к женщине? – с блестящими глазами задаёт логичный вопрос девушка напротив.

– Да, – уверенно отвечаю я, не отводя взгляд. – Но это максимум. Ты хотела узнать про мои планы, вот они: твои родители, возможно, когда-то и назовут меня зятем официально, но никогда отцом твоих детей. Ты с этим сможешь смириться? А они?

Я заранее знаю ответ. Задал именно эти вопросы, накалил ситуацию, довел до тупика. Если рвать эту нить между нами, то сейчас, пока ещё не слишком больно, не слишком серьезно, пока точка не оборвет все внутри.

– Нет, – болезненно улыбается Яна, качая головой. – Я не смогу.

Ее глаза наполняются влагой, хотя губы сложены в дрожащую улыбку. Мне смертельно мучительно видеть то, как она сдерживает себя и сдерживаться в ответ. Но все правильно. Я все делаю правильно. Лучше сейчас.

– Тогда… – мой голос сухой до хрипоты. – Наверное, все.

– Да, – кивает она, поджимая губы. – Все.

Смотрит своими удивительными глазами на меня ещё несколько секунд, затем опускает взгляд, разворачивается и уходит. Я наблюдаю за ее сгорбившейся от тяжести последних слов фигурой и снова ловлю флешбэк: с неба падает снег, хрупкая девушка с белоснежными волосами исчезает из моей жизни, сбив до этого меня с ног.

В очередной раз проговариваю про себя, что так правильно. Вовремя. Безболезненно.

Но мне все равно больно.

Яна

Мы не разговариваем. Совсем. Уже неделю.

Не смотрим друг на друга, избегаем любого контакта. Даже задачи он умудряется передать в обезличенном письме по почте или через Ульяну. И это так тупо.

Уже пятый день, как я размышляю над увольнением. Но это бы значило, что нужно зайти к нему в кабинет, приблизиться, чтобы положить заявление на стол и заговорить. А я физически на это не способна. Поэтому остаюсь сидеть здесь, за спасительно высоким столом, перебирать бумажки, в которых так сильна, и страдать.

Много, много страдать.

Если бы я знала, что во мне сидит такой нытик, давно утопила его в вине и слезах. Но я упорно держу себя в руках. Ничего же страшного не произошло, правда? Просто влюбилась. Просто не срослось. Я читаю эту мантру изо дня в день, от часа к часу.