В меня врезается маленькое непоседливое существо и забирается ко мне на колени. Мозг мгновенно переключается с режима лёгкой эйфории до состояния "внимание, угроза!". Артем останавливается возле меня, но его взгляд прикован к спине удаляющейся девушки. Он тут же срывается с места и, словно сталкер, незаметно следует за ней.

Самое огромное желание сейчас – остановить его. Все нутро буквально кричит о том, чтобы перерезать ему путь, по-братски похлопать по спине и развернуть в другом направлении. Например, той фигуристкой брюнетки, не сводящей с него густо накрашенных глаз с самого катка. Но я остаюсь сидеть на месте. Потому что это рационально. Потому что, возможно, именно сейчас они окончательно расставляют все точки над "i". И потому что у меня на коленях скачет голодная егоза.

– Пойдем за пиццей? – предлагаю Полинке.

– Да-да-да, – радуется она. – И компот вишневый купим. Два!

– Хорошо, – улыбаюсь дочери, беру ее за руку и веду к эскалатору.

Нас ждёт ещё один подъем наверх.

А кто-то останется здесь, чтобы спуститься вниз.

Яна

– Я же говорил, что сегодня поцелую тебя.

Артем не отстраняется, шепчет мне эти слова в губы, снова касается их с мягким напором. Я чувствую себя заледеневшей статуей: ни ответить не могу, ни оттолкнуть его.

"Наверное, стоит ему об этом сказать" – пульсирует в ушах сердцебиение, тяжесть этих слов проваливается в желудок и вызывает липкий озноб. Я никогда в жизни не попадала в такую ловушку.

– Ты даже не представляешь, как много значат твои слова, – снова тихое признание в уголок моих губ. – Я тоже это чувствую. Мне постоянно хочется касаться тебя, – проводит прохладными пальцами мне по лицу, запускает их в волосы на затылке. – Я постоянно думаю о тебе, ни о чем другом даже не могу, представляешь?

Ещё один скользящий поцелуй. Меня снова знобит. Артем это чувствует, но понимает совсем неправильно. Прижимается ко мне плотнее, вдавливает в стену позади, углубляет поцелуй.

Я отвечаю.

Сама не понимаю, как так выходит. Кричу на себя, ругаю, даю оплеуху, но все равно отвечаю. Даю ему шанс.

И у него выходит. На целую долю секунды я сомневаюсь. На целый миг позволяю себе ответить, попробовать, испытать себя, сравнить ощущения, эмоции и накал. Все по-другому. Не так, хотя и сравнивать особо не с чем. Была всего лишь секунда. И эта секунда отличается от той, всем, чем только возможно. Она громко тикает в ушах и рассыпается с громким треском, утекая сквозь пальцы. Оставляя на губах холод, вместо жара.

Я упираю ладони в грудь идеальному Супермену и мягко отстраняюсь. Утыкаюсь лбом в его серый свитер и втягиваю воздух в скованные льдом лёгкие. Это самое ужасное, что мне приходилось делать в своей жизни.

– Я должна тебе сказать…

– Подожди, – останавливает меня Артем. Кладет руки мне на спину и легко поглаживает. – Теперь моя очередь.

– Нет, – нельзя дать ему слово. Нельзя позволить запутаться во мне. – Когда ты…

– Яна! – резко останавливает он. – Дай уже слово мужчине! Оставь мне хоть что-то, хоть один шаг сделать тебе навстречу! – смеётся над ухом Супермен. – Ты совершенно удивительная. Я никогда в жизни такой не встречал: смешная и настоящая, а ещё слишком умная. Слишком! И я клянусь, влюбился в тебя с первого взгляда, – о, нет! – В тот момент, когда поставил тебя на ноги, а ты стянула с лица шапку… А потом в кафе так смешно поправляла волосы у меня за спиной, думая, что я не вижу. Там за баристой, кстати, зеркальная стена была, – снова смеётся, прижимается щекой к моей макушке. – И зелёная бурда, что ты пьешь! Это же почти не гуманно творить такое с хорошим кофе бразильской обжарки, но в этом вся ты – необычная и слегка странная. Уди-ви-тель-на-я.

Теплое дыхание касается моих волос, а я все равно дрожу. Не помню, чтобы кто-то говорил мне такие слова. Противоречивее чувств, захвативших меня сейчас, не придумаешь. Я эгоистично хочу послушать ещё, оттянуть момент душащих признаний и искупаться в этом чувстве собственной значимости на несколько мгновений дольше положенного мне.

Но проклятая совесть бьёт набатом внутри.

– Артем, прости, – просто выдавливаю из себя.

Поднимаю взгляд и всматриваюсь в глаза идеального мужчины. В плохо освещенном коридоре они кажутся темнее и, словно нарочно, напоминают другие.

– За что? – усмехается он, все ещё сжимая в объятиях, все ещё находясь слишком близко.

Хороший вопрос.

За то, что услышал слова, предназначенные не ему? За то, что упорно вводила его в заблуждение? За то, что его брат оказался лучше?

Как ни крути, правда звучит убийственно. Разве я могу с ним так поступить? Встать клином между двумя братьями – не то, что я загадывала на рождество. И уж точно я никогда не собиралась идти на поводу чувств, а не головы. Если бы сердце не занялось самоуправлением, это точно был бы Артем. Прекрасный, добрый, со всех сторон положительный Артем. Но мозгу дали отставку и в каждой клеточке поселился Дьявол. Который даже обещаний мне никаких не давал. Стоит ли его мимолётное прикосновение моих отчаянных шагов и одного разбитого сердца?

А, к черту, я же уже все решила.

– Мне кажется, мое сердце занято, – неуверенно выдавливаю я из себя.

Ну вот, сказала, а легче не стало. Супермен смотрит на меня с недоумением и лёгким неверием. Нет, тяжёлым. Совершенно неподъемным!

– Я не улавливаю…

– Прости, прости, боже, прости, – наконец, выскальзываю из его рук и перемещаюсь к противоположной стене. – Есть другой мужчина. Прости, что мои слова ввели тебя в заблуждение. Прости, что ответила на поцелуй. Прости, что вообще сразу не объяснила все. Я чувствую себя ужасно, потому что ты такой хороший… и столько удивительных слов мне сказал!

Я расхаживаю из стороны в сторону, прикрыв ладонью глаза. Не могу сейчас на него смотреть, это просто выше моих сил. Слова льются потоком, несмотря на то что я не хотела говорить и половины из них.

– Ты мне нравишься. Очень. И абсолютно по всем показателям мы отличная пара! Уверена, познакомься с тобой моя мама, она бы сказала: прикуй его наручниками к батарее, чтобы не сбежал. И дети у нас были бы очень, очень красивыми! Я думала об этом, уж поверь. Мне всё-таки уже двадцать семь, у меня не прибитая уже второй месяц полочка в ванной, часики тикают, а родня наседает. Но я так не могу, понимаешь? Сердцу же не прикажешь…

Выдаю самую банальную из возможных в данной ситуации фразу и останавливаюсь. Пару мгновений изучаю пол под своими ногами, а затем решаюсь взглянуть на Супермена. Вкладываю в свой взгляд максимум сожаления и тонну раскаяния. Но все тщетно, ибо его здесь уже нет.

Громко хлопает дверь дальше по коридору, проходясь по мне острым лезвием. Пять баллов, Скворцова, садитесь. Отличное выступление у доски, класс сражен наповал.

Внутри все щемит от унижения и чувства отвращения к самой себе. Никогда не умела сдирать этот чертов пластырь правильно, вечно снимала с раны только подзажившую корочку и кровь хлестала во все стороны. А тут, можно сказать, ковырнула ещё поверх ножичком, да не себе, а хорошему человеку, который имел несчастье связаться со мной.

Может, поэтому я, вопреки всем ожиданиям семьи, все ещё одинока? Выбираю решительно не тех мужчин. Оттолкнула того, кто был явно ко мне неравнодушен, ради того, кто один раз взял меня за руку и дважды улыбнулся.

И ни черта не обещал.

Сама не заметила, как продала душу Дьяволу, расписалась кровью, не заглянув в контракт, и счастлива!

Идеалити.

Яна

На душе́ было тяжело. Возможно, виной тому послужила огромная пепперони на толстом тесте, которую я запихнула в себя в одно лицо, запив двумя литрами Пепси.

Но что-то мне подсказывало, что обжорство – только временная мера борьбы со стрессом. Конечно, все дело в Артёме. И Дьяволе. И всей этой бразильской мыльной опере, что разыгралась между нами. Да, прикольно будет, если Дон Педро окажется не заинтересован в Анне Марии Фернандес, а та уже бросила бедного Пауло у алтаря.