Раз, два, три...

Перекладина за перекладиной, шаг за шагом, невзирая на панику и темноту в глазах, оказываюсь у цели. Вот она крышка, стоит толкнуть, и уличный свет зальёт полумрак подъезда.

Только хренушки мне, а не свобода: люк, кажется, намертво приварен и как ни старайся, ни долби в него свободы не видать. Я бью по крышке, сбивая кулаки в кровь, шиплю и матерюсь про себя, но результат нулевой: моих сил не хватит, чтобы сдвинуть её хоть на миллиметр. Да и чьих хватит, если здесь без автогена не разобраться?

О чём думали жильцы этого дома? Чего боялись? Воров? Но сейчас это неважно, потому что я потеряла последний шанс спастись от того, что наверняка будет караулить меня под дверью. Никита не дурак и знает, что делать. И, я уж знаю, его терпения хватит, чтобы дождаться меня.

— Мамуля, а клыша? — Женя смотрит удивлённо, когда я спрыгиваю с нижней перекладины и останавливаюсь рядом с ним. — Ты же обещала.

И правда. Хорошо, что сын ещё не знает: маме не всегда сто?ит слепо доверять.

— Отменяется. — Присаживаюсь рядом с ним и сжимаю в объятиях. Женя удивлённо охает, но вырваться не пытается. — Прости меня, сынок. Я не хотела. Поверь, никогда не хотела. У тебя должно быть всё хорошо, потому что по-другому и быть не может.

Женя молчит и лишь напряжённо сопит мне в ключицу. Он не поймёт сейчас ничего, но надеюсь, что запомнит.

Неожиданно в памяти всплывает Роджер и тот последний разговор между нами на кухне той квартиры, за дверью которой, уверена, топчется Никита. Одноглазый ведь говорил, что в случае крайней необходимости, если никого другого рядом не окажется, могу позвонить его другу. 2

Не знаю, что это за друг, но есть ли разница, когда впереди маячит опасность, а рядом, уткнувшись в мою грудь, тихо вздрагивает маленький мальчик? Даже если у этого приятеля рога, копыта и парфюм со стойким ароматом серы.

Наплевать.

Прислушиваюсь к звукам в подъезде, и слух улавливает какой-то шум вдалеке. Аккуратно поднимаюсь на ноги и, погладив сына по голове, медленно подхожу к перилам. Мне нужно знать, что это там стучит на заднем плане.

Заглядываю вниз, но ничего не могу рассмотреть. Вдруг замечаю какую-то тень. Она движется, кажется, в мою сторону, парит в воздухе, раздуваясь до невероятных размеров. Промаргиваюсь, и постепенно зрение восстанавливается, а головокружение проходит. Цепляюсь руками за перила и глубоко дышу, чтобы унять скачущее галопом сердце.

Вот это у меня глюки, мамочки. Так и с ума сойти недолго.

Нужно срочно что-то делать.

Стук, было прекратившийся, возобновляется вновь. Мне кажется или на самом деле Никита выламывает дверь в квартиру Арчи? Я не знаю, и узнавать пока что не хочется.

Беру телефон и нахожу номер этого загадочного Карла. Хорошо, что в списке контактов так мало абонентов — даже в таком состоянии нахожу искомое с первого раза. Ну, почти с первого.

Длинные гудки, кажется — невидимые глазу боги телефонных проводов никак не хотят слышать мои молитвы. Ну возьми же трубку, пожалуйста!

Щелчок на линии пугает почти до обморока.

— Кто это? — вязкий тягучий голос льётся в ухо, а я, кажется, цепенею.

Нужно действовать быстро, пока он трубку не положил. Откашливаюсь и начинаю:

— Добрый день, — выдавливаю из себя каким-то чужим голосом. — Вы Карл?

Собеседник хмыкает.

— Может быть, и Карл, а может, и Клара.

А он юморист, однако.

— Меня Кристина зовут, — решаю представиться, — я знакомая Роджера. Мы с вами не встречались раньше, но у меня есть ваш номер телефона для экстренных случаев.

— Ого, и что же такого экстренного у вас стряслось, что понадобился старина Карл? Сам Роджер уже не справляется?

Краснею, сообразив, какой именно смысл он вкладывает в эту фразу. Хочется возразить, закричать, но понимаю, что шуметь нельзя: где-то в подъезде находится Никита, поэтому должна быть осторожна.

Женечка, молчаливый и сосредоточенный, садится рядышком со мной на корточки и что-то тихо шепчет своей любимой Фиалке. Гладит её, баюкает, о чём-то рассказывает.

Мысленно приказываю себе собраться и говорю:

— Понимаете, я с маленьким ребёнком сижу на последнем этаже чужого подъезда, а внизу ждёт тот, кто может сделать нам очень больно.

— Маньяк, что ли? — Он смеётся с меня?

Боже, какой же дурой сейчас себя чувствую. Зачем вообще позвонила ему? Кто я ему такая, чтобы он мне хоть как-то помог?

— Это долгая история, но можно сказать и так. Он на меня зуб точит, потому что я его предала. — Не знаю, где нашла силы рассказать абсолютно постороннему человеку обо всём этом? И сто?ит ли оно того? Может быть, просто теряю драгоценное время? — Он меня точно убьёт, но это ерунда. Мне сына жалко. Понимаете?

— То есть мне предлагается роль спасителя дамской чести? Правильно?

— Называйте это как хотите. Может быть, просто кто-то приедет и спугнёт его? Он там внизу ломится в квартиру моего друга. Я хотела через крышу уйти, но здесь люк заварен!

Я уже на грани истерики, но пока что получается не орать на весь подъезд, пытаясь что-то доказать невидимому Карлу, которому на меня наплевать.

— Так, стойте! Кристина, да?

— Да.

— А как этого энтузиаста зовут? И где, чёрт возьми, Роджер? Я до него чёрт знает, сколько времени дозвониться не могу.

Во всяком случае, слышно по голосу, на Роджера ему не наплевать.

— Роджер в СИЗО! — шиплю в трубку. — Тоже по вине Никиты! Никита его зовут!

У меня путаются мысли, срывается голос, но, кажется, я смогла заинтересовать Карла.

Пожалуйста! Сделай это не ради меня, а ради Роджера. Просто приезжай и забери Никиту отсюда.

Господи, помоги...

Карл молчит, только сопит напряжённо в трубку.

— Хм, Никита говорите? А вы — Кристина, да? — Я не понимаю, к чему все эти вопросы, одни и те же по кругу, от которых уже голова кружится. — А вы случайно не в тюрьму его пять лет назад посадили?

Вот это поворот.

— Д-да... Но откуда?

— Не важно, милая барышня. Посидите там пока тихо, не пугайте ребёнка. Обещаю, через пять минут проход будет открыт.

И вешает трубку.

Что, чёрт возьми, всё это значит?

Я знаю, чувствую, что она где-то рядом. Её страх льётся по моим венам, дурманит, сводит с ума. Когда она так близко, и час расплаты пробил, ощущаю необыкновенный подъём. Адреналин гонит меня вперёд, ускоряя сердцебиение.

Змей, чёртов гений, узнал, где она прячется. Оказалось, в квартире этого лысого придурка. Думала скрыться? Не выйдет, детка, второй раз ты от меня не уйдёшь. Это пять лет назад я был наивным дураком, позволившим себя облапошить. Ну, кто же знал, что она уложит на пол такого здорового бугая? Ан нет, смотри ты, огрела по башке цветочным горшком, и поминай, как звали.

Но сегодня всё будет по-другому. Пока её новый хрен в больнице, она беззащитна, а с ребёнком на руках тем более. Я выломаю её чёртовую дверь, если не захочет открыть по-хорошему.

Интересно, этот Арчи в курсе, насколько она ничтожна?

— Кристина, детка, впусти меня, — стою, прислонившись лбом к двери и зову, стараясь быть ласковым. Она не сможет противиться, никогда не могла.

Не получится и в этот раз.

Но за дверью — гробовая тишина. Значит, затаилась где-то, трясясь от страха за свою жалкую жизнь и жизнь мелкого уродца. Ничего, он узнает, чего стоит его мамаша. Кто-то должен будет рано или поздно открыть гадёнышу глаза. Пусть знает, что бабам нельзя верить.

— Крис, милая, это же я, Никита, открывай.

Но она молчит. Не знаю, на что надеется, да только ничего не выйдет — я умнее.

Бью со всей силы носком туфли по двери, но она крепкая и не поддаётся. Оглядываюсь по сторонам, чтобы убедиться, что никто не следит за мной. В любую секунду кто-то может заинтересоваться моей личностью и причиной такой настойчивости. Мне не нужны лишние свидетели.

Достаю из кармана связку отмычек, доставшуюся мне в наследство от одного не очень хорошего человека, и аккуратно, одну за другой, пробую на хитроумном замке.