Нетрудно подметить общий характер предлагаемых здесь Платоном четырех наук. Этот характер - исключительно математический. В том учении о бытии, которое здесь развивает Платон, его интересует по преимуществу раздельность и расчлененность мышления. Этими своими основными науками Платон хочет научить прежде всего четко различать и четко объединять. Здесь, на вершине своего идеализма, Платон продолжает быть античным человеком и греком. Самое главное - видеть живыми глазами и чеканным образом расчленить, чтобы тут же и синтезировать. Платон призывает к овладению чистым мышлением только для того, чтобы уметь расчленять и сопоставлять те предметы и те моменты действительности, которые без применения математических методов часто воспринимаются спутанно, неясно, нерасчлененно и вне всяких закономерностей. В дальнейшем Платон присоединит к этому свою теорию Солнца и световых лучей, которой он еще более выразительно нарисует нам свою методологию научного знания, сводящуюся к постоянным расчленениям и синтезам и к постоянному применению арифметически-геометрической и музыкально-астрономической статуарности. Невозможно отрицать того, что основной интуицией для Платона является физическое тело, ярко освещенное лучами Солнца, и этим самым резко выделяемое на фоне спутанной и вечно текучей действительности.

Однако эти четыре науки далеко еще не отражают собою подлинного взаимоотношения идеального и чувственного. Это взаимоотношение составляет предмет особой науки, и притом наиболее совершенной, диалектики (531d-536с). О диалектике Платона в настоящей работе мы говорили уже много раз. О том, что самый термин этот охватывает не только диалектику в узком смысле слова, но и все структурно-описательные и все трансцендентальные методы, об этом нам тоже приходилось говорить, причем здесь особенно важно вспомнить то, что мы говорили относительно общности у Платона феноменолого-трансцендентально-диалектического метода (стр. 214) и при перечислении всех главнейших значений термина "диалектика" у Платона (стр. 275). Сейчас нам придется кое-что из этого повторить, но уже в плане онтологического исследования абсолютной действительности. Здесь необходимо выдвинуть на первый план уже знакомое нам понятие ипотесы и связь этой ипотесы с абсолютной действительностью, понимаемой иерархически, начиная от безыпотесного принципа, переходя через идеальные ипотесы с их логосами и законами и кончая чувственной действительностью, этим наиболее слабым и отдаленным отражением сверхипотесной действительности.

Мы остановились на основных науках о действительном бытии, на арифметике, геометрии, астрономии и музыке. Они имеют огромное значение. Но только диалектика может обнаружить всю их недостаточность. А именно, рассмотренные науки упираются в истинно-сущее и мыслительно-идеальное, но они понимают это последнее только в виде некоторого рода "предположений" (hypotheseis), и смысла этих предположений (logos) они не в силах рассмотреть. Эти предположения остаются в рассмотренных науках "неподвижными", так что науки эти, собственно говоря, только "грезят" о сущем, но не усматривают его "наяву" (533а-533с). Только диалектика, или, как говорит Платон, диалектический метод, в силах раскрыть тот "смысл" (logos), которым обладают эти предположения (533cd), и только диалектика может охватить последовательность всех указанных выше наук (531de) и дать их в совокупном видении (VII 537с). Сущность диалектики как раз и заключается в том, чтобы "давать и требовать смысл" для чувственных вещей и давать основание для тех предположений, которые необходимы для понимания каждой вещи и для осмысленной речи о ней (53le, 534b). Этот логос в смысле "аргументация" встречается в "Государстве" и раньше (I 344d, ср. Lach. 187de, Theaet. 169a, 177b, Phaed. 76b, 101cd, Conv. 202a, Politic. 286a). Такое изложение диалектики делает ее "венцом наук", и нет никакой науки выше, чем она (534е-535а). Именно эта наука устанавливает тот "закон" (nomos), который ведет от чувственного и текучего к мыслимому и устойчивому, равно как и обратно (532а). Приблизительно в этом смысле можно читать о "законе" и "порядке" в отношении упорядочивания удовольствий (Phileb. 26b); и именно такого рода закон определяет собой не просто какую-то отдельную мысль (tis logos) и не просто какое-то отдельное знание (tis episteme), о чем мы читаем в "Пире" (Conv. 211а), но мысль и смысл вообще в чистом виде, взятые сами по себе (aytos ho logos), вне чувственной пестроты (R.P. 511b). Сюда же применимы еще два термина, весьма важные для мыслей и языка Платона. Выработав четкое понятие о справедливости, основанное на расчленении синтеза социально-политической жизни, Платон говорит: "Мы нашли принцип (arch ё) и чеканный образ (typos) справедливости" (IV 443с).

Итак, если основные четыре науки заставляли переходить от спутанной действительности к чистой мысли, не отдавая себе отчета в смысловой ситуации знания в его отношении к действительности, то диалектика как раз является наукой об установлении смысла каждой вещи и всей действительности в целом, а также об отношении смысла вещей и самих вещей: этот смысл есть принцип, ипотеса, закон и метод чеканно-образного оформления действительности и всех входящих в нее вещей и событий.

Особенно важным является здесь понятие того, что мы выше называли "предположением", неточно переводя платоновский термин hypothesis. Этот непереводимый термин, собственно говоря, обозначает "подположение", "положение в основу", "основание", "основоположение". Последний перевод был бы точнее всего, если бы сюда не припутывались кантианские ассоциации. Кто может отвлечься от учения Канта об основоположении чистого рассудка, тот может без всякого страха переводить так этот платоновский термин. Кто же не может отвлечься от Канта и от его субъективистического рассудочного трансцендентализма, тому лучше совсем не пользоваться этим переводом "основоположение". Возможен перевод "предпосылка", так как не требует больших разъяснений то обстоятельство, что для познания становящейся вещи уже необходимо знание самой вещи. В таком случае arch б anypothetos, о котором ниже будет идти речь, можно было бы передать как "беспредпосылочное начало" или "беспредпосылочный принцип". Может быть, проще всего было бы совсем никак не переводить этот термин и употреблять термин "ипотеса", потому что перевод "гипотеза" опять уводит нас в дебри новейших и прежде всего неокантианских логических учений. Так или иначе, но при изображении платоновской теории идей обойтись без этого термина никак невозможно. Можно привести десятки, если не сотни текстов из Платона, говорящих о том, что идея вещи осмысляет вещь и делает ее понятной, что она есть основа определения вещи и принцип ее построения, что она не отделена от вещи непроходимой пропастью, но что она сливается с самой вещью, хотя слияние это и обладает бесконечно разнообразным количественным напряжением. Вот почему учение об ипотесе является для Платона столь важным, что без него невозможно проанализировать платоновскую эстетику.

Термин этот встречается отнюдь не только в "Государстве". Минуя ранние тексты, можно указать на очень глубокое его понимание в "Федоне" (92d, 93c, 94b, 101d, 101e, 107b). Два текста прямо аналогичны "Государству": " Полагая каждый раз смысловое основание (logos)... полагаю в качестве истинно-сущего" (100а); "полагая, что есть нечто прекрасное само по себе..." (110b). Иной раз в текстах Платона попадается как бы некоторого рода условное толкование ипотес. Однако эта условность тотчас же оправдывается так, что и здесь ипотеса отнюдь не является просто гипотезой, то есть условным и произвольным допущением, а является принципом и методом для целого рассуждения. Так, геометры вслепую пользуются такими ипотесами, говоря: "допустим, что..." Но дальнейшее рассуждение, вытекающее из такой ипотесы, вполне ее подтверждает и является только логическим развертыванием ее содержания. В этом смысле говорится об ипотесах и в "Государстве" (VII 510с) и в "Меноне" (86e, 87a-d, 89с), где из допущения: "добродетель есть знание" делается вывод, что добродетель доступна изучению; и в "Пармениде" (127d, 136ab, 137b, 142d, 160b, 161a), где из допущения одного или многого делаются все необходимые здесь логические выводы. Таким образом, идея в качестве ипотесы есть принцип, условие, метод и закон для цельного и законченного логического рассуждения. С ясностью, не допускающей никаких кривотолков, особенно выразительно говорится в двух текстах: допуская беспредельное и на его фоне определенную, строго ограниченную фигуру, мы тем самым получаем из ипотесы четкое строение данной фигуры (Phileb. 16d); благодаря ипотесе мы получаем идею как цельность с ее элементами, несущими на себе смысл этой цельности, и идею как собрание дискретных элементов, уже не указывающих на свою связь с целым (Soph. 253de).