По- хорошему, дернуть бы ее на себя. Натянуть на до одури требующий оказаться в этой птичке член. Вбиваться на максимум, дергая ее круглые бедра на себя. Так, чтоб реально искры из глаз посыпались.

Я же даже почти и не распробовал. Так, на один зуб подцепил немножко. Только распалил зверский аппетит. И желание ее сожрать, распробовать на максимум, затрахать так, чтобы подняться не смогла, распаляется все с новой силой.

Блядь. Девчонка и правда особенной оказалась. Не зря меня так дернуло в триста вольт с первого раза, когда ее увидел!

Но вместо этого только сильнее прижимаю почему-то к себе, вжимаясь крепче, всем телом,  на полную грудь   затягиваюсь ее запахом, как наркоман сигаретой.

И… Блядь, что за херня?

Она сжимается. Подрагивает. Всхлипывает?

Пиздец.

Женщины в моей постели не плачут!

Сколько звуков слышал, но чтобы реветь?

Как ножом прямо в дыхалку.

– Эй, - шепчу, прикасаясь губами к ее подрагивающему плечу.

– Было так больно?

Я ведь сдерживался. Знаю, орган у меня немаленький. А сама она такая узкая, что прям искры высекает. Но, блядь, сдерживался же запредельно! Ничего повредить ей точно не должен был!

И ведь я видел, как она кончала! Как же сумасшедше она кончала, черт….

Молчит. А я легонько, нежно ее по животу поглаживаю. Кругами раскаленной ладонью на нем вожу. Хрен знает. Как-то само по себе, непроизвольно получается.

Только снова всхлипывает. Уже тише. Молчит.

–Эй, - переворачиваю ее на спину. Нависаю сверху.

Так и есть. Мокрые щеки. И глаза прямо ужасом в меня стреляют. Прямо как стрелами. До глазниц пробирает этим ее страхом.

– Ну, чего ты? – провожу костяшками по щекам, стирая слезы. Неужели и правда что-то повредил? – Болит?

Замирает, перепуганная. Даже, кажется, мотнуть головой боится. Ну что за девка?

– Болит или нет, Лина?

Уже начинаю рычать.

Блядь, вот капризы бабские мне совсем не нужны. Если выпендривается, как те оба раза, когда умоляла ее отпустить, а после сама отдаться решила. А если и правда проблемы, надо врача вызывать! А она мне тут в статую замеревшую играет.

– Лина!

Чуть не хватаю за плечики и не встряхиваю, но вовремя сдерживаюсь.

– Ты вообще говорить умеешь? Вроде не немая!

– Я… - краснеет. Глаза пытается отвести.

Но я не даю. Обхватываю пальцами подбородок, заставляя смотреть четко мне в глаза.

– Мне в душ нужно. Пожалуйста.

Лепечет. И вся прямо заливается краской.

Охренеть. Смущается? Серьезно? После всего, что было? Ну, хотя, по-хорошему, еще ничего и не начиналось…

– Отнести?

Все так же глажу ее по щеке. На губах залипаю. Полураскрытых, таких сочных. Таких дурманных.

Все-таки, первый раз у девчонки.

Охренеть.

Никак не ожидал девственницы в своей постели. Ну, разве что, кроме жены. Будущей. В каком-то очень далеком будущем, потому что жениться я уж точно не собираюсь в ближайшее время! Дети, конечно, нужны. Продолжение рода, тебя самого. Ради этого только разве что… И то нескоро. И, естественно, мать моих детей чистой должна быть. Такой, к которой никто никогда не прикасался. Убил бы иначе.

Но ведь сама себя предложила! Так что чего уж теперь реветь?

– Не надо… - лепечет одними губами. Так, что я скорее догадываюсь, чем слова разбираю. – Я сама…

– Лина, - впиваюсь в ее небесные омуты глазами.

Наблюдаю, как они распахиваются. Блядь, это гипноз. Так бы и нависал все время над ней. Сверху. Рука сама тянется к слегка припухшим сосочкам.

Почти рычу, когда чуть сдавливаю их, а со сладких, таких же чуть припухших губ, прямо мне в лицо слетает стон.

Я бы, блядь, эти губы и соски по полной программе замучал. Чтоб не чуть. Чтоб совсем распухли. От моих рук, зубов и губ. И те, другие губки, что сейчас уже так трепетно внизу у нее подрагивают, тоже. Чтобы из перламутрово-розовых темно-вишневыми стали. Чтоб так распухли, чтоб одного легкого касания хватало для того, чтобы птичка эта громко стонать начала вголос. Блядь.

Обхватываю упругую грудь всей ладонью. Сжимаю двумя пальцами сосок, слегка выкручиваю. Снова, блядь, всхлипывает. Только мне этот всхлип сейчас – как серпом по яйцам. Не такой. Не та тональность, блядь!

– Точно все в порядке? Уверена?

– Дда, - блядь, ну на кой она губы облизывает и глазищами так мечется по мне?

Опять все не так. И призывно выгибается и перепуганная будто насквозь. Какого хера?

– Давай тогда. Иди.

Заставляю себя отпустить сладкую горошинку. Пальцы разжать. Но телом просто так от ее шелковой кожи хрен оторвешься.

– Если что – зови. Если плохо тебе там…

– Все нормально – бормочет так, как будто я ей кишки на кулак наматываю.

Вот жеж стерва, ну?

– Иди, - откидываюсь на спину, отпуская.

И сразу холодно становится. Пусто. Аж кожа зудит.

Быстро я привык к ее телу под своим. И чувствовать, как у нее там сердце бьется и внутри что-то пульсирует. Уже не хватает.

Похоже, мы долго не вылезем из моей постели! Думал, трахну и интерес весь потеряется. Наваждение растает. Дурман рассеется.

А ни хера. Только сильнее хочется. Ну ничего. Наверстаем.

Ухмыляюсь, развалившись на постели и заложив руки за голову.

Простыни смялись и птичка, сползая с постели, в каким-то благоговейным ужасом таращится на мой вздыбленный член.

Да. Хочу. Хочу тебя до одури. Снова и снова. Чему удивляться? Я здоровый мужик, а то, что было – так, даже не на один зуб.

Хмыкаю, наблюдая, как поспешно она отворачивается. А щеки уже успевают залиться краской.

Блядь, ну вот что ты со мной делаешь птенчик, а? Зачем провоцируешь? Так ведь и до душа не успеешь дойти!

И без того себя еле сдерживаю. А сдерживаться я ни хрена не привык. Это вообще не моя благодетель.

Я привык брать то, что хочу. Драть всю ночь напролет. Так, чтобы ходить потом не смогла!

Хотя… Она и так, походу, не очень-то и может.

Пару раз дергаюсь, глядя на то, как подгибаются и заплетаются у нее ноги. Покачивается. Чуть не падает. Но восстанавливает равновесие.

Забросить бы на плечо и занести в эту гребаную ванную. Но хочет сама. Ладно. Пусть идет. Каждому иногда одному побыть нужно, это я как никто другой понимаю. И даже личное пространство птенчику готов дать. На время. Хоть по-хорошему и не отпускал бы.

Доползает до двери так, как будто да нее, как по Парижа, блядь, пешком.

Громко хлопает дверью. Еще и на замок, блядь, запирается. Слышу, как он щелкает. Снова ухмыляюсь.

Неужели не поняла? Если я захочу, меня никакой замок не сдержит!

Взгляд сам падает на смятое постельное белье. На бурые пятна уже засохшей крови там, где она лежала.

Резко сдираю, отшвыривая на пол. Блядь. Они же, высохшие, ей кожу наверняка натирали! Зачем терпела?

Глупый птенчик. Сжалась так на постели, будто я монстр и ей пошевелиться даже страшно.

Весь член у меня тоже в засохшей ее крови. Даже на волосах осталась, каплями слиплась. Блядь. Неприяно. Зудит. У нее внутри еще, наверное, хуже. Надо было сразу в душ отнести. Но она так сладко отрубилась, что жаль тормошить было…

Почему вообще меня это все должно волновать? Вообще не мои проблемы! Хотя… Как раз нет. Таки проблемы. Потому что раз уж девчонка сделку решила заключить и условия мне свои выставить, то за это я, как минимум, трахаться так, чтоб яйца звенели от пустоты должен! И профессионально меня обслуживать должна! Со всех трех сторон. Умело! Так, чтобы еще меня удивить чем-нибудь! А тут… Блядь, недотрах какой-то кислый, глазища ее эти на мокром месте, и не умеет ни хрена. Еще и тронуть ее прямо сейчас нельзя будет! А я-то привык грести под себя, как только член дернулся! Сразу!

Хреновая сделка. С какой стороны ни посмотри.

На фиг мне девственница упала?