Чикита прекрасно поняла намек, выбранила Рустику (в частности, «скверной патриоткой» и «маловерной черномазой») и даже вознесла молитву, чтобы не все кубинцы были такими же упрямцами, как ее служанка.
После турне Фрэнк Босток и полковник Фрэнсис Ферари прекратили совместный бизнес. Они разделили дела и пошли каждый своей дорогой. Ферари предпринял попытку заманить Чикиту к себе, но она предпочла остаться у Бостока. В 1903 году она работала в его новом нью-йоркском шоу, всего в нескольких кварталах от Центрального парка[150].
Публику туда завлекали, помимо Чикиты, с помощью Капитана Бонавиты — в этом сезоне он работал с двадцатью нубийскими львами — и боксерского матча между кенгуру и человеком, но желающие могли также полюбоваться жирафами, гориллами, ламами, крокодилами, гиенами, гремучими змеями и прочим зверьем. К неудовольствию Чикиты, ей вновь пришлось повстречаться с Мадам Морелли, насолившей ей в балтиморском цирке. Но укротительница вела себя паинькой: видно, Босток предупредил, что больше не желает никаких ссор из зависти.
Помню, я очень осторожно спросил Чикиту, не было ли ней неловко выступать в зверином шоу на самом Манхэттене, где семь лет назад она блистала как звезда театра. И знаешь, что она ответила? «Лучше быть мышиной головой, чем львиным хвостом». Потихоньку от Бостока она попыталась найти работу в каком-нибудь водевиле, но ей предлагали только интермедии. Она семь лет не ступала на нью-йоркские подмостки, и никто не помнил ее золотых деньков во «Дворце удовольствий» Проктора. Да и все кубинское уже вышло из моды. Но в книге, естественно, ничего такого она не писала, а упоминала только, как сильно ей рукоплескали и как умирала от зависти «дама с ягуарами».
Иногда она просила Тоби отвести ее в Центральный парк и с тоской вспоминала прогулки с Патриком Криниганом. Даже после замужества он не шел у нее из головы.
Но вот уж чего она никак не могла предположить — так это, что вскоре после прибытия в Нью-Йорк станет главной героиней фильма. Однажды вечером к ней в гримерную пришел человек, сказал, что у него кинобизнес, и предложил сниматься в картине. Чикита, успевшая к тому времени заделаться прожженной деловой дамой, напустила на себя безразличие и осведомилась, сколько он собирается ей платить. Человек назвал не слишком большую сумму, но в конце концов они сторговались, и Чикита, понадеявшись, что кино обессмертит ее имя, согласилась.
Сняли фильм прямо там же, рано утром, до прихода публики. Думаю, длился он всего несколько минут (ведь в 1903 году кинематограф был, считай, еще в пеленках), и Чикита в кадре танцевала да щеголяла драгоценностями и нарядами. Жаль, запамятовал, как того продюсера звали. Помню только, что он еврей и что, наряду с Эдисоном, он одним из первых в Штатах стал киномагнатом. Как же его, родимого, звали? Ну, может, еще всплывет. Или сам найдешь[151]. В общем, Чикита снялась в фильме, и показывали его повсюду. Не только в США, но и в Европе, так что популярности это ей и вправду прибавило. Ведь и конкурентов у нее было хоть отбавляй, а то как же. В те годы «живых кукол» развелось пруд пруди, и приходилось попотеть, чтобы оставаться самой высокооплачиваемой[152].
Но то был не единственный случай, когда Чикита предстала перед камерой. Много лет спустя она отправилась в Голливуд сниматься в фильме под названием «Уродцы». Это я точно знаю, потому что жил тогда в Фар-Рокавей.
Ты фильм-то этот видел? Его в синематеке часто показывают. Там все происходит в бродячем цирке. Красавица-гимнастка Клеопатра вступает в сговор со своим любовником, цирковым силачом: она собирается выйти замуж за лилипута, отравить его и заграбастать его денежки. Лилипут по имени — если память не изменяет — Ганс в эту Клеопатру влюбляется и бросает свою невесту, карлицу Фриду.
Главную роль сначала предложили Мирне Лой, но она отказалась соблазнять лилипута, пусть даже на экране, и роль ушла к Ольге Баклановой по прозвищу Русская Тигрица. Она была не такая знаменитая и, не кочевряжась, согласилась работать с «уродами».
На съемки режиссер (тот самый, кстати, который снял «Дракулу» с Белой Лугоши) свез на студию «Метро-Голдвин-Майер»
целую уйму «ошибок природы», набранных в разных цирках, шоу и водевилях[153]. В большинстве случаев они играли сами себя, что придавало сюжету правдоподобия. Некоторые утверждают, что «Уродцы» — фильм ужасов, где вся соль в чудищах, но я так не думаю. Напротив, я нахожу эту картину очень человечной и нравственной. Ее бы в школах детям показывать, чтобы с детства приучались к мысли: добро побеждает зло, а злодей за свое злодейство понесет наказание. Поучительный фильм.
Ну так вот, одним прекрасным утром режиссер «Уродцев» заявился в Фар-Рокавей предложить Чиките не главную, но довольно важную роль — матери Фриды, той лилипутки, которую отвергает Ганс. И она согласилась. Я уж боялся, мне придется искать новую работу. Но Чикита меня успокоила. Она отлучится всего на две недели, сцен у нее немного, я же пока могу последить за домом. И они с Рустикой отбыли в Голливуд, а я остался шиковать в одиночестве. Но не прошло и недели, как они вернулись.
Чикита на чем свет стоит кляла режиссера, Ольгу Бакланову и «Метро-Голдвин-Майер». С первого дня съемок она начала отравлять всем жизнь. Сначала жаловалась, что грим ее старит, потом — что костюмы ее не красят. Безуспешно добивалась, чтобы ей позволили играть в ее прежних театральных нарядах. К тому же мать Фриды должна была говорить с сильным немецким акцентом, а Чикита все время про это забывала, и сцены приходилось переснимать раз за разом. Чаша терпения режиссера лопнула, когда в эпизоде, где Чикита вступала в перепалку с Клеопатрой и говорила той, что она сущая гарпия, лилипутка отказалась сниматься, потому что у Русской Тигрицы якобы воняло изо рта. Она ушла с площадки и заявила, что не вернется, пока Бакланова не почистит зубы. Представляешь, что тут началось! Бакланова рассвирепела и пожаловалась самому директору студии: может, она и не Мирна Лой, но и не какая-то там соплячка, снялась в куче фильмов и заслуживает большего уважения.
Бедняга-режиссер мечтал, чтобы обстановка на съемках была дружеская, но Чикита не давала этой мечте осуществиться: она не ладила ни с одним из прочих фриков и вообще ни с кем. Режиссер близко принимал к сердцу чувства «ошибок природы», ведь в шестнадцать лет он сам убежал из дому, влюбившись в цирковую танцовщицу, и работал клоуном на ярмарках. Этот мир он и хотел отразить в картине и нуждался в гармонии и содействии. Поэтому он уволил Чикиту и, чтобы не терять времени в поисках замены, убрал из сюжета ее персонаж. Немногие отснятые сцены пришлось пустить под нож.
По словам Чикиты, в Голливуде ей понравилось только одно: там она познакомилась со Скоттом Фитцджеральдом, который в ту пору работал в отделе сценариев на студии «Метро-Голдвин-Майер». Писатель отличался простотой и приятностью в обращении и обедать предпочитал не со звездами и продюсерами, а с командой «чудищ» из «Уродцев». Чикита не преминула сказать ему, что «Великий Гэтсби» — один из любимых ее романов, и они разговорились о литературе. Она упомянула, что пишет книгу о своей жизни, и Фитцджеральд согласился, что лучше всего опубликовать ее посмертно, чтобы писать о ком и о чем угодно и не бояться задеть чьи-то чувства.
Чикита очень жалела, что из-за внезапного увольнения не успела попрощаться с писателем. «Мы недолго были знакомы, но мне показалось, Голливуд — не для него, — сказала она мне. — Там он чувствует себя таким же фриком, как мы».
Но вернемся в 1903 год. Пока Чикита выступала в Нью-Йорке, Босток поехал в Европу. И в Париже, недолго думая, купил «Ипподром», зал на восемь тысяч мест. Купил и начал готовить грандиозное шоу, от которого парижане рты пораскрывают.
