Два извечных и известных конкурента, стратегически расположенные друг напротив друга, сражались за сладкоежек. В двухэтажном здании «Шоколада Бейкера» гости могли наблюдать весь процесс превращения бобов какао в разные лакомства и наслаждаться кружками горячего шоколада. В трехэтажном здании «Шоколада Лоуни» продавались восхитительные наборы конфет знаменитой марки и открывались прекрасные виды из сада на крыше.
Но не станем обманываться: большинство, прогулявшись по «серьезным» павильонам и взглянув на консервы, электрические пишущие машинки, новейшие удобрения, стиральные машины и моторизованные фонографы, направляло стопы к Мидуэю. Именно там были сосредоточены забавы, больше всего нравившиеся обычным людям.
На широком бульваре публику поджидало целое войско зазывал, трубачей, клоунов и людей-сэндвичей, предлагавших билеты на такие соблазнительные зрелища, как «Эскимосское селение» с иглу, собачьими упряжками и морскими львами или «Африканская деревня», где в весьма убедительных декорациях джунглей племя свирепых «людоедов» плясало под барабанный бой.
Зайдя в двери «Прекрасного Востока», посетители попадали на шумный арабский базар, кишевший торговцами, сказочниками и шпагоглотателями. Там всякий желающий мог посмотреть верблюжьи скачки, увидеть дервишей, паривших на коврах-самолетах, и полюбоваться Фатимой и Фатмой (известными, как Малая Буря и Великая Буря), обольстительными исполнительницами танца живота. А тех, кто выбирал «Мексиканскую улочку», ждали тамали с чили и текилой, бой быков, гигантские кактусы, игуаны и танцоры, отплясывавшие гвадалахарский харабе со шляпами.
Мидуэй представлял собой пестрый причудливый калейдоскоп, «опись мировых чудес». Там за полчаса можно было побывать на страусовой ферме, прокатиться на самой крохотной на свете железной дороге и подняться под облака на металлических колесах вертолета-аэроцикла. А также зайти в «Храм Клеопатры» (с фресками, показывающими сцены из жизни египетской царицы), прогуляться по «Старинной плантации», южной хлопковой усадьбе в миниатюре, содрогнуться при виде извержения вулкана Килауэа, который выглядел таким реальным, что публика вопила от ужаса, и посмотреть пару кинокартин в «Синеографе» и «Мутоскопе».
Расстояния между странами чудесным образом сокращались: человек, только что дивившийся табору Стеллиты, владычицы трансильванских цыган, через минуту оказывался в «Японской деревне» среди самураев, гейш, цветущих сакур и паланкинов, а потом попадал в «Американскую Венецию», безукоризненный слепок с Безмятежнейшей, включая все палаццо, церкви, мосты, каналы и гондолы. После чего мучительно выбирал: отправиться на кровавое сражение между белыми всадниками и индейскими воинами (шоу «Дикий Запад» Буффало Билла, представляемое на стадионе для двенадцати тысяч зрителей) или поглазеть на Пифагора, «коня с человеческим мозгом», умевшего складывать, вычитать, умножать и делить.
Днем и ночью публика осаждала помещение, где в инкубаторах лежали недоношенные детки. Управляющий, доктор Коуни, настаивал на сугубо научной, а не развлекательной природе младенческого инкубатора, но разместили его все равно на Мидуэе. Медсестрам и врачам, нанятым заботиться о младенчиках (родившихся в Буффало или окрестных поселках), стоило больших трудов утихомиривать шумных посетителей и напоминать, что они все же в больнице.
И во всей этой веренице ярких и поразительных диковинок были особенно востребованы четыре дамы. Первая, Кора Беквит, чемпионка мира по плаванию, выступала в крытом бассейне — «Нататориуме». Народ валом валил посмотреть, как мощно сложенная британская русалка плавает и ныряет по девять часов в день, не выходя из воды ни под каким видом. Вторая, Вайнона, юная индианка из племени сиу, участвовала в Индейском конгрессе и славилась необычайной меткостью в стрельбе из винтовки[136]. Третья, Крошка Патти, девятилетнее дитя сицилийских эмигрантов, услаждала слух гостей «Американской Венеции» великолепным сопрано[137]. А четвертая, ясновидящая Джезерит, выступала в шоу «Уголки Каира» и предсказывала людям будущее по ушам (при условии, что уши были чистые). Предсказания Джезерит (что значит «святая») сбывались непременно и очень скоро, за несколько часов, а иногда и минут. Например, у одной беременной женщины, которой по идее оставалось до родов три месяца, начались схватки, как только она вышла с представления «Уголки Каира», в точном соответствии со словами Джезерит[138].
Но кое-кому уступали в популярности даже Кора Беквит, сиу Вайнона, Крошка Патти и гадалка Джезерит. Да и все остальные развлечения Мидуэя. То была Чикита, которой предоставили целый огромный театр, выстроенный по левую руку от «Большого шоу зверей» Бостока. Люди выстраивались в очереди, чтобы взглянуть на нее, и, словно горячие пирожки, расхватывали ее фотографии и цветные значки с ее портретами, специально заказанные Бостоком к выставке[139].
Полное превосходство кубинской артистки над всеми подтвердилось во время церемонии открытия, где устроители объявили ее официальным талисманом выставки. Сперва это звание ее не воодушевило. «Что я им, кошка или собачонка?» — возмущенно воскликнула она, узнав новость. Но Босток убедил ее, что стать талисманом столь значительного мероприятия — не только честь, но и прекрасная реклама, сулящая неплохие доходы им обоим. Поразмыслив, Чикита нехотя согласилась принять титул.
Сначала она появлялась на парадах, проводившихся в рекламных целях на Мидуэе и главных улицах Буффало, в ландо, которое ей подарил президент Мак-Кинли. Но потом Босток придумал кое-что получше и договорился с автомобильной компанией Дженкинса из Вашингтона. Через несколько недель официальный талисман получил в дар нечто, что привело в буйный восторг одних и вызвало жгучую зависть у других: роскошный кабриолет темно-зеленого цвета, миниатюрную копию популярной модели «Виктория», с никелированными колесами и кожаными сиденьями[140].
Босток нанял шофером чернокожего лилипута и сшил ему шикарную форму. Всякий раз, когда Чикита усаживалась в кабриолет, чтобы появиться на параде или сделать круг по выставке между выступлениями, люди расступались и аплодировали. Крошечная звездочка сияла ярче всех прочих на Мидуэе. Композитор Эрвин Кеппен даже сочинил песню и посвятил ее Чиките: «respectfully dedicated to Chiquita the Doll Lady»[141].
Босток отпечатал партитуру в типографии, снабдив волнующим снимком артистки, и присовокупил получившуюся брошюрку к выгодному сувенирному бизнесу[142]. «The Lilliputian Queen»[143] (так называлась песня) стала своего рода гимном красоте и уму той, кого в тексте называли «sweet Chiquita»[144], «one of the world’s great wonders»[145]. Она исполняла эту песню в конце выступления, и зрители хором подхватывали припев.
Каждый день Чикита выступала трижды, но все равно нашла время встретиться со старыми знакомыми и завести новых друзей. Например, она увиделась с королевой Лилиуокалани и нашла ее весьма одряхлевшей. Как будто после аннексии Гавайев годы разом навалились на бывшую государыню. Кроме того, выставку посетили мастерица фотографии Элис Остин, бывший импресарио Чикиты Ф. Ф. Проктор, который ледяным, но учтивым тоном поздравил ее с «многочисленными успехами», а также месье Дюран, управляющий «Хоффман-хауса». К тому времени он вышел на пенсию и совершал увеселительные поездки в компании Мигеля, статного и мускулистого юного мексиканца, которого представлял как своего крестника.
