Тем временем прибывшие на льдину зимовщики, радист Константин Митрофанович Курко, шифровальщик Александр Иванович Дмитриев и аспирант Залман Маркович Рудкович, собрали палатку-радиостанцию, и Курко, распаковав аппаратуру, приготовился к работе.

-  Ну как наша льдина, Михал Михалыч? - спросил Гудкович, поднимаясь навстречу вошедшим Сомову и Чуканину.

-  Отличная льдина, - сказал радостно Чуканин. - Вокруг нее уйму льда наторосило, а она целехонькая.

-  Еще бы. Толщина у нее не меньше трех метров, а может быть, и больше. Счас напишу радиограмму Кузнецову, что готовы начать работу. Вот только народ подлетит, и сразу приступим к развертыванию станции, - сказал Сомов, грея над плиткой озябшие руки.

-  Вот и добро, ребята. Значит, с вас магарыч, - сказал Перов, - надеюсь, льдина вас до конца дрейфа не подведет.

-  Правда, далековато от аэродрома до лагеря. Пока перетаскаешь все грузы через ропаки и заструги - намаешься, - сказал Курко. - Хорошо бы поближе.

-  Не обессудьте, - улыбнулся Перов, - я бы и рад посадить машину рядом с палатками, да природа не позволяет. Это вам не ровный годовалый лед. Мигом машину угробишь.

-  Ладно, ты не серчай, - сказал Сомов. - А пока, друзья, надо кончать разговоры и приниматься за дело. Не ровен час пурга налетит.

Он как в воду глядел. Пока новоселы тянули нагруженные нарты к месту будущего лагеря, налетела поземка. Сбросив неуклюжие рукавицы, все торопливо принялись за сборку палатки. Работа оказалась непростой. Пальцы прилипали к металлу, дуги не хотели входить в пазы, узлы не вязались. Но наконец мучения кончились. Каркас был собран, на него накинут тяжелый кирзовый полог, закреплена последняя растяжка, пол застелен в три слоя пушистыми оленьими шкурами. А когда над конфорками вспыхнули голубоватые язычки газового пламени - жизнь снова показалась прекрасной.

Наскоро сварив пельмени, напившись до отвала крепкого чая, все забрались в спальные мешки и мигом заснули. Поутру Гудкович с Курко разыскали среди грузов складной столик, несколько стульев, и все расселись вокруг в ожидании торжественного момента: первой записи в вахтенном журнале.

Сомов извлек из кирзового портфеля толстую тетрадь, почему-то называемую "амбарной книгой", с многозначительной надписью на первом листе "Экземпляр единственный. Совершенно секретно. Высокоширотная экспедиция "Север-5". Дрейфующая станция. 1950 год".

Чуть ниже каллиграфическим почерком синими чернилами было выведено: "Вахтенный журнал Восточной дрейфующей станции. Время московское". Сомов медленно обвел взглядом сидящих за столом и, чуть волнуясь, сказал:

- Начнем, пожалуй".

"31 марта 1950 года в 19 часов 50 минут (МСК) первая группа экспедиции, состоящая из начальника станции М. М. Сомова, руководителя аэрометеорологической группы К. К. Чуканина, зав.радио К. М. Курко, гидролога 3. М. Кудковича и шифровальщика А. И. Дмитриева, высадилась на льдину в точке №36 76°05^; с. ш., 193°24' з. д., на которой в этот момент находился самолет В. М. Перова и подвижная группа научных работников "Север-5", возглавляемая А. Г. Дралкиным. Группа прибыла на самолете Задкова (ПЕ-8) с грузом 3,1 тонны. После разгрузки самолета и выбора места для станции группа приступила к переброске грузов к выбранному месту и установке радиостанции. Место для станции выбрано на старом поле в 500 метрах к западу от аэродрома.

Начальник станции М. Сомов".

Итак, дрейф начался. 2 апреля Курко закончил оборудовать радиостанцию и вышел на связь с радистами мыса Шмидта. 4 апреля на станцию прибыла еще тройка зимовщиков: Макар Макарович Никитин - гидролог и парторг станции, Василий Гаврилович Канаки - аэролог и ледоисследователь Иван Григорьевич Петров.

Все шло по плану. Население лагеря увеличивалось, гора грузов росла, радиостанция работала как часы. Но хорошее настроение омрачил неожиданный сюрприз, преподнесенный Арктикой. В полсотни метров от рации лопнул лед. И хотя трещина поначалу была невелика, всего 2-3 сантиметра, однако она подозрительно "дышала" и в конце концов разошлась к вечеру на целый метр.

После недолгого обсуждения было решено перебазировать лагерь еще на 250 метров к центру льдины.

Как ни рвались ученые начать поскорее исследования, все прекрасно понимали, что "такелажные работы" сейчас важнее всего. Ругать льдину за подвох, из суеверия, никто не решался, чтоб не сглазить.

-  Далековато теперь будет таскать грузы, - сказал, сердито сплюнув, Канаки.

-  Нам бы транспорт какой, автомобильчик там или вездеход.

Но все прекрасно понимали, что это лишь розовая мечта.

-  А может, шмидтовцев попросить собачек прислать? - сказал, оживляясь, Курко. - Я в этом деле немного кумекую. Когда зимовал на Амбарчике, пришлось покаюрить.

-  Молодец, Костя. Хорошая упряжка здесь, на льдине... Да ей цены не будет, - поддержал идею Никитин.

Сомов не заставил себя упрашивать и набросал записку начальнику полярной станции, передал Титлову с просьбой посодействовать в этом важном деле.

Не прошло и суток, как на льдину прилетел Ю. К. Орлов. Он подошел к Сомову и, хитро улыбаясь, сказал:

-  А мы вам, Михал Михалыч, необычный подарочек привезли. Принимайте.

Подарочек оказался упряжкой колымских лаек. Из открытой грузовой двери посыпались на льдину ездовые собаки. Едва встав на ноги, собаки набросились друг на друга, образовав огромный рычащий мохнатый ком. Бортмеханик схватил палку и, орудуя ей, разогнал драчунов. Они расселись на снегу, еще дрожа от возбуждения, высунув длинные розовые языки. Лайка - неоценимый помощник жителей Арктики! Существует с десяток разновидностей лаек - зырянские, камчатские, чукотские, колымские.

Опытный глаз северянина сразу отличит их по окрасу, росту, сложению. Четвероногие лагерные гости были представителями настоящих чукотских лаек - потомков волков. Рослые, похожие на своего дикого предка, с широким черепом, торчащими ушами, острой мордой, на которой, отливая зелеными огоньками, сверкали косой прорезью глаза. Их длинное, мускулистое тело, покрытое пушистым мехом черного и коричневого окраса, с густым подшерстком, защищавшим от жестоких морозов, заканчивалось загнутым колечком хвостом.

Упряжка из десяти таких собак могла запросто тащить до полутонны груза, преодолевая за сутки 60 километров.

-  Ну и кто же займется этими зверюгами? - сказал Курко. - Во время зимовки в Амбарчике мне пришлось немало покаюрить.

-  Вот и отлично, - облегченно вздохнул Сомов. - Принимайте, Константин Митрофанович, упряжку под свое начало. Будете у нас главным каюром{3}.

Курко сразу принялся за дело. Кликнув на помощь Гудковича, он с его помощью притащил длинные деревянные с широкими полозьями и дугой впереди сани - чукотские нарты. Вытянув на полную длину потяг - ремень из кожи лахтака{4}, он привязал цугом, попарно, всех десять упиравшихся, ворчавших псов к торчавшим елочкой клыкам - постромкам. Собаки улеглись на снег, опасливо поглядывая на остол - длинный, окованный по концам деревянный шест в руках у Курко.

-  Ну вот и порядок, - сказал Константин Митрофанович, довольно оглядывая упряжку. - Теперь можно грузить нарты.

На нарты положили десяток ящиков, приторочили их веревками. Курко гаркнул: "Тагам" - вперед, и собаки потащили нарты, постепенно убыстряя ход, оставляя за собой на снегу две глубокие борозды.

-  Ну вот и новая техника на льдине появилась, - резюмируя успешное укрощение четвероногих помощников, сказал Канаки. - Ил-14 у нас есть, Ли-2, Пе-8, значит, в самый раз новую технику можно назвать ПСИ-10.

Пока всеобщее внимание было привлечено упряжкой, никто не заметил еще одного, одиннадцатого четвероногого пассажира. Он боязливо жался к ногам бортмеханика, с опаской поглядывая на свирепых ездовых псов.