Через год по пути "Сибирякова" прошел ледокол "Челюскин", в 1954 году "Федор Литке", а затем пароходы "Анадырь", "Сталинград", "Ванцетти" и "Исира" совершили сквозное плаванье из Белого в Берингово море. Северный морской путь стал быстро превращаться в действующую транспортную магистраль. На отдаленных островках на мысах и в заливах появились домики полярных станций. Но плаванье в полярных морях требовало точных знаний о погоде, течениях, дрейфе льдов. Чтобы глубже проникнуть в тайны арктической природы, Советское правительство решило организовать в самом сердце Ледовитого океана, у Северного полюса, научно-исследовательскую дрейфующую станцию. В мае 1937 года из Москвы в Арктику вылетели четырехмоторные воздушные корабли.

Блестяще совершив посадку на ледяное поле у вершины земного шара, на Северном полюсе, доставив все необходимое, самолеты взяли курс на родные берега. В центре Арктики на дрейфующей льдине осталась четверка советских полярников: Иван Дмитриевич Папанин, Евгений Константинович Федоров, Эрнст Теодорович Кренкель и Петр Петрович Ширшов. Так начала свою работу первая в мире научно-исследовательская дрейфующая станция "Северный полюс-1" (СП-1).

Теперь мы как бы приняли эстафету у папанинцев, став дрейфующей станцией под номером 2.

Сомов помолчал немного и, закурив, сказал:

- Однако, друзья, если быть честными, пальма первенства в организации станции на дрейфующем льду принадлежала не нам. В 1913 году Стефанссон начал свою знаменитую Канадскую арктическую экспедицию продолжительностью в пять с половиной лет. Его соратник Стуркер Стукерсон 16 апреля 1918 года, облюбовав подходящую льдину в море Бофора, разбил на ней лагерь. Вместе с четырьмя товарищами, Мэйсиком, Гомером, Найтом и Мартином Килианом, он провел почти шесть месяцев на дрейфующей льдине и только болезнь (Стукерсон заболел астмой) заставила его прекратить работу и вернуться на материк. Научными результатами группы Стукерсона было открытие, что в море Бофора, между 72,5 и 74° с. ш., вопреки общепринятому мнению, нет постоянных течений и весь дрейф льдов обусловлен исключительно ветрами. Кроме того, экспедиция доказала, что так называемая Земля Кинана, нанесенная на карту Американского географического общества в 1912 году, не существует. Льдина, на которой они дрейфовали, прошла через точку, на которой должен был находиться этот остров. Оказалось, что глубина океана в этом месте превышает 3200 м.

3 января.

Выбравшись поутру из палатки, я увидел на востоке робкую лиловеющую полоску, которую сначала принял за отблеск луны. И вдруг меня осенило. Это же зорька! Первая зорька - предвестник окончания полярной ночи. Значит, не долго ждать и появления солнца. И сразу же в голову пришли слова Харальда Свердрупа: надо прожить некоторое время без дневного света и солнца, чтобы оценить их по достоинству. Святые слова.

Но радость была кратковременной. Небо вновь потемнело. То ли солнце, оповестив нас о своем приближении, снова провалилось за горизонт, то ли тучи, прижавшись к торосам, скрыли зорьку за своим пологом... Как я ни всматривался в даль, напрягая зрение, - ничего. Только надо мною в разрыве облаков сверкнули искорки звезд. Я вернулся в кают-компанию, где меня уже ждали несколько едоков. Все сидели за столом, не снимая теплых курток. Изо рта при дыхании вылетали клубы холодного пара.

5  января.

Занемог Никитин. Его познабливает. Появился сухой лающий кашель. Померил Макару температуру - 37,5^е. Я долго, внимательно прослушивал его легкие. К счастью - там все спокойно. Правда, дыхание, как говорят медики, немного жесткое, но ни единого хрипа. В порядке профилактики уложил его в постель, поставил круговые банки и напоил его крепким чаем с малиновым вареньем. Макар переживает, нервничает: как там Сомов справится с вахтами у лебедки. Дмитриев немедленно вызвался помогать Михал Михайловичу. Как-никак он все же числится на станции гидрологом и при каждом удобном случае старается оправдать свою причастность к науке.

6  января.

Саша Дмитриев, заступив на очередную вахту по лагерю, бросил на меня сочувствующий взгляд и, раскрыв вахтенный журнал, записал в него своим витиеватым почерком:

"Распоряжение. По указанию начальника дрейфующей станции камелек в кают-компании топится:

18.30-20.30

23.30-04.30

6.00-10.00".

Я было приуныл, но Михаил, заглянув в кают-компанию и поглядев на мою кислую физиономию, сжалился и разрешил, если мне уж будет совсем невмоготу, включать камелек на полчаса вне расписания.

8 января.

Почему-то высокое начальство убеждено, что в Арктике редко болеют, а посему врач не шибко загружен работой и его можно назначать по совместительству поваром, кладовщиком, метеорологом и еще бог знает кем.

Однако, вопреки этому утверждению, пациенты у меня не переводятся. На днях Костю Курко прихватил радикулит, и он с трудом может сидеть на стуле, принимая невообразимые позы, чтобы уменьшить боль. Вчера Миляев пожаловался на "ужасную" ломоту в суставах кистей рук. Дала себя знать работа в астрономическом павильоне, которую он вынужден выполнять без перчаток. А сегодня заболел Макар Никитин. Температура поднялась до 38 градусов. Послушал - бронхи поют на все лады. К счастью, в легких все спокойно. Никаких хрипов. Видимо, бронхит. Назначаю ему полный курс лечения с банками и антибиотиками.

9  января.

Человечество напридумывало множество различных праздников: традиционных, государственных, религиозных, профессиональных, личных и неплохо использовало их, чтобы повеселиться и отдохнуть. Поскольку мы не отделяли себя от всего человечества, то каждый праздник (кроме религиозных) отмечался веселым застольем. Нет, не потому, что на льдине собралась компания выпивох, просто для всех нас стала жизненной необходимостью возможность хоть на короткое время расслабиться, снять копившееся день за днем нервное напряжение.

Сегодня поводом для торжества стал день рождения Вани Петрова. Ему исполнилось двадцать девять.

В соответствии с традицией мы отмечаем это событие маленьким банкетом. Именинник заявился ровно в 20.00, в белой рубашке, при галстуке, благоухающий "Шипром". Его усадили на почетное место во главе стола, где он и принимал поздравления и маленькие презенты.

Но главным подарком для него явилась поздравительная телеграмма из Ленинграда от жены. Жора Щетинин вручил это послание в большом голубом конверте.

Но вечер принес еще одно приятное сообщение. Пришла радиограмма от директора Арктического института, гласившая, что Ученый совет АНИИ обсудил итоги работы станции за первое полугодие и признал результаты исследований отличными.

Чем же не повод опрокинуть лишнюю рюмочку?

10  января.

Наше полярное обмундирование далеко от совершенства. Правда, куртка спецпошива из плащпалаточной ткани с подстежкой из пуха (якобы гагачьего) и шерстяной ваты хорошо защищает от холода и ветра. Но она коротковата и имеет всего четыре кармана, в которые вечно набивается снег из-за коротких клапанов. Но зато свитер - ниже всякой критики. Вместо чистой шерсти их изготовили из вигони, и притом без высокого воротника. Унтов - этой классической обуви полярников нам выдали всего по одной паре. Их войлочная подошва быстро сыреет, замерзает, и мы ходим постукивая, словно в деревянных сабо.

По мнению наших арктических авторитетов Курко и Щетинина, нам бы лучше подошли чукотские торбаза.

Пушистые, теплые пыжиковые шапки-ушанки - которые могли стать предметом столичных модников - не выдержали столь длительной и варварской эксплуатации и давно уже утратили свой первоначальный шикарный вид. Мех свалялся, вытерся местами. Суконные костюмы тоже основательно поизносились, а обещанных кожаных мы так и не видели в глаза. То ли севморпутские хозяйственники забыли их выдать, то ли они разошлись по начальству.